Установление факта одобрения
арбитражного соглашения
· Установление факта одобрения арбитражного
соглашения (В.Н. Ануров, "Журнал российского права", N 4, апрель 2002
г.)
Общая и специальная
презумпции
Первое условие
опровержения специальной презумпции
Второе условие
опровержения специальной презумпции
Третье условие
опровержения специальной презумпции
Одно из необходимых условий эффективного проведения
арбитражного разбирательства*(1) и
исполнения арбитражного решения - действительность арбитражного соглашения. В
свою очередь действительность арбитражного соглашения нередко зависит от
наличия у лиц, выступающих представителями сторон, оформленных в надлежащем
порядке полномочий. Именно вопросы, связанные с подтверждением полномочий
представителей, подписавших арбитражное соглашение, в первую очередь подлежат
анализу при его исполнении. Даже если представители не обладали надлежащими
полномочиями в момент заключения арбитражного соглашения, действия
представляемого по одобрению этого соглашения могут подтвердить факт его
заключения и действительности.
Арбитражное соглашение может быть заключено в виде
отдельного соглашения до или после возникновения спора между сторонами или
арбитражной оговорки в основном контракте. Оценка действий по последующему
одобрению арбитражного соглашения, заключенного представителем в виде
отдельного документа, не вызывает у судов затруднений*(2). Неразрешенными как в теории, так и в судебной практике
остаются вопросы, связанные с оценкой действий по последующему одобрению
арбитражного соглашения, заключенного в виде арбитражной оговорки к основному
контракту.
Дальнейшее исследование и будет посвящено этой группе
вопросов, так как правила об одобрении представляемым действий представителя,
установленные в отношении арбитражной оговорки, могут быть равнозначно
применимы и к арбитражному соглашению, заключенному в виде отдельного
документа. Ключевой принцип оценки действий представляемого - недопустимость
отождествления совершенных им действий по одобрению основного контракта с
действиями по одобрению арбитражной оговорки. Этот принцип основан на
сформировавшихся в российском праве представлениях о юридической природе
сделки, а также особом правовом режиме арбитражного соглашения.
В юридической литературе при исследовании вопроса
соотношения третейской оговорки с другими условиями основного контракта
выделяются "три варианта незаключенности третейской оговорки и остальной
части договора: третейская оговорка является заключенной, а договор нет,
третейская оговорка является незаключенной, хотя договор заключен, третейская
оговорка и договор являются незаключенными"*(3).
В судебной практике вопросы установления факта заключения
арбитражного соглашения посредством его одобрения представляемым возникают при
применении п.2 ст.87 Арбитражного процессуального кодекса РФ, согласно которому
арбитражный (государственный) суд оставляет иск без рассмотрения, если имеется
соглашение лиц, участвующих в деле, о передаче данного спора на разрешение
третейского суда и не утрачена возможность обращения к третейскому суду, или
при применении п.1 ст.8 Закона "О международном коммерческом
арбитраже", согласно которому суд направляет стороны в арбитраж, если не
найдет, что соглашение (арбитражное соглашение) недействительно, утратило силу
или не может быть исполнено.
Общая и специальная презумпции
Сделка, которая подлежит рассмотрению арбитражем (основной
контракт, в котором содержится арбитражная оговорка), и сделка о передаче спора
в арбитраж (арбитражная оговорка или арбитражное соглашение) представляет собой
соглашение двух (двусторонняя сделка) или нескольких лиц (многосторонняя
сделка). Различные подходы, раскрывающие смысл термина "соглашение",
могут быть объединены, по мнению М.И. Брагинского, в два направления:
определение соглашения с точки зрения его сущности как "совпадение воли
сторон" и с точки зрения его формы как "единый волевой акт"*(4). Хотя эти подходы не носят
характера противопоставления по отношению друг к другу, следует обратить
внимание на их отличительные черты. Определение соглашения с точки зрения его
формы как единого волевого акта ни в коей мере не должно затрагивать его
содержательную основу, так как форма не переходит в содержание. Тем самым
единый волевой акт еще не означает единую волю. Единая воля подразумевает
единое понимание сторонами не только всех условий сделки, нашедших свое
отражение в какой-либо объективной форме посредством волеизъявления ее
участников, но и не выраженных явным образом условий. Достижение такого
единообразия в намерениях сторон невозможно при заключении ими сделки. Налицо
совпадение воль сторон, которое выражается в необходимости согласования всех
существенных условий сделки, признаваемых в качестве таковых законодателем, и
субъективном усмотрении сторон в согласовании условий, понимаемых ими как
ключевые в создании, развитии и прекращении их правоотношений. Однако в целях
стабильности гражданского оборота и упорядоченности правового регулирования
необходимо признавать приоритет за явно выраженными условиями соглашения
сторон, а не за подразумеваемыми. Этим объясняется существование общей
презумпции: волеизъявление соответствует воле. Опровержение данной презумпции
возможно в случаях отсутствия или порока воли, а также несоответствия выражения
воли ее содержанию.
При анализе действий представляемого по одобрению действий
представителя происходит смещение акцентов, что отражается на изменении общей
презумпции. Вопрос о распознаваемости воли при признании сделки состоявшейся
утрачивает свое значение, так как под сомнение может быть поставлено
существование всей сделки в целом. Это вытекает из рассмотрения отношений
представительства не как механизма переноса прав и обязанностей, возникающих
при заключении сделки, представителем на представляемого, а как предпосылки
самого существования сделки, действительности соглашения. В данном случае
интерес представляют не статусы представителя и представляемого, взятые в
отрыве друг от друга, а степень отождествления действий представляемого со
статусом представителя, вытекающим из доверенности, сложившейся обстановки,
учредительных документов. В этой связи возникает вопрос: можно ли
распространить волю представляемого, содержащуюся в действиях, которые им были
совершены в рамках сделки, заключенной его представителем, на действия по
одобрению сделки в целом? Ответ может быть получен только при тщательном
изучении характера и целей совершенных представляемым действий. Во всяком
случае, общая презумпция должна быть заменена на специальную, сформулированную
следующим образом. Волеизъявление представляемого, совершившего действия в
рамках сделки, заключенной его представителем, не соответствует воле
представляемого по одобрению всей сделки. Опровержение специальной презумпции
должно основываться не только на установлении связи между действиями
представляемого и сделкой, заключенной его представителем (объективный критерий),
но и на обнаружении в действиях представляемого намерения быть связанным
сделкой, заключенной представителем (субъективный критерий). Это возможно при
наличии следующих трех условий, подлежащих определению при оценке действий
представляемого как одобрение сделки, совершенной его представителем:
1. Признание представляемым факта заключения его
представителем сделки и своей осведомленности о ней.
2. Юридическая природа действий представляемого должна
соответствовать юридической природе сделки, заключенной его представителем.
3. Действие представляемого свидетельствует об одобрении
всех существенных условий сделки, заключенной его представителем.
Все три условия опровержения специальной презумпции должны в
обязательном порядке присутствовать в действиях представляемого, если речь идет
об одобрении основного контракта или арбитражного соглашения (арбитражной
оговорки). Отсутствие хотя бы одного из них не позволяет сделать вывод об
одобрении представляемым сделки, заключенной его представителем.
Предложенная автором специальная презумпция, применяемая при
оценке действий представляемого по одобрению сделки, заключенной его
представителем, и случаи ее опровержения не нашли еще подтверждения в судебной
практике. Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 23
октября 2000 года N 57 "О некоторых вопросах практики применения статьи
183 ГК РФ" обобщает случаи одобрения сделки представляемым без правового
обоснования их применения или неприменения. Хотя данное письмо содержит примеры
правового регулирования только коммерческих сделок, некоторые из выводов,
сделанные в результате обобщения судебной практики, могут быть применимы и к
правоотношениям сторон по одобрению арбитражного соглашения. Так как арбитраж
является институтом sui generis, состоящим из материально-правовых и
процессуальных элементов, юридическая природа отношений представляемого по
одобрению действий своего представителя, заключившего спорную сделку,
тождественна природе соответствующих отношений по одобрению арбитражного
соглашения. Таким образом, к действиям по одобрению арбитражного соглашения, из
содержания данного письма, можно отнести следующие случаи:
- реализация других прав и обязанностей по сделке, то есть в
отношении арбитражного соглашения это могут быть: дача письменных подтверждений
заключенного арбитражного соглашения или совершение действий, непосредственно
свидетельствующих о его заключении и действительности, назначение или попытка
назначения арбитров, переписка с арбитрами, участие во всех процессуальных
действиях противной стороны;
- заключение другой сделки, которая обеспечивает первую или
заключена во исполнение либо во изменение ее, то есть речь идет о заключении
последующего арбитражного соглашения, уточняющего условия первого.
Остальные случаи, приведенные в данном письме, относятся к
одобрению арбитражного соглашения только в части подтверждения первого условия
опровержения специальной презумпции.
Первое условие опровержения специальной презумпции
Одно из распространенных действий представляемого по
одобрению сделки, заключенной его представителем, - ее письменное
подтверждение. Так, в деле, рассмотренном Президиумом Высшего Арбитражного Суда
РФ, подтверждение руководителем организации заключения договора ее
представителем, отраженное в переписке со стороной по спорному договору, было
расценено как одно из доказательств одобрения сделки*(5). В другом деле суд пришел к противоположному выводу по
причине невозможности определения связи между действием представляемого и
спорной сделкой. Протокол совещания участников спора о производстве
окончательной сверки выполнения работ и их оплаты содержал ссылку на два
договора, заключенных между ними в один и тот же день. Поскольку нельзя
установить связь между действиями представляемого по приемке поставленного ему
товара со спорным договором ввиду наличия второго, эти действия представляемого
не могут свидетельствовать об одобрении сделки*(6).
Другое распространенное действие представляемого по
одобрению сделки, заключенной его представителем, - оплата товаров, услуг. Само
по себе перечисление денежных средств не является признанием представляемым
факта заключения его представителем сделки и своей осведомленности о ней, если
в платежных документах не содержится ссылки на договор. Руководитель фирмы
может и не знать о произведенных платежах, совершенных лицами, имеющими право
подписи на финансовых документах. Наделение этих лиц полномочиями распоряжаться
денежными средствами фирмы нельзя рассматривать как наделение их полномочиями одобрить
конкретную сделку. Даже в случае наличия в платежных документах ссылки на
договор возможны ситуации, когда нельзя констатировать одобрение сделки, исходя
из факта совершения платежа. Например, контрагент, с которым представитель
заключил сделку, может обосновывать осведомленность представляемого о сделке
ссылкой на договор, содержащий информацию о расчетном счете и других банковских
реквизитах, необходимых для совершения платежа. В ответ на это представляемый,
отрицающий факт одобрения сделки, может представить в качестве доказательства
другой договор, заключенный им самим или его же представителем, который он
добросовестно рассматривал как основание возникновения правоотношений с
контрагентом и совершения платежа.
Таким образом, факт перечисления денежных средств может
рассматриваться судом только как одно из доказательств по делу при решении
вопроса об одобрении сделки, а не как само одобрение сделки.
В описанных случаях вопрос об одобрении представляемым
арбитражного соглашения может быть поднят в случае наличия в договоре
арбитражной оговорки. При положительном ответе на вопрос об осведомленности
представляемого об основном контракте, заключенном его представителем,
правомерно говорить об осведомленности о заключенном арбитражном соглашении в
виде арбитражной оговорки.
Также нельзя говорить о признании представляемым
арбитражного соглашения, заключенного его представителем, если представляемый
совершает действия процессуального характера: назначение арбитров, согласование
процедуры проведения арбитражного разбирательства в рамках другого арбитражного
соглашения, подписанного им со своим процессуальным оппонентом. Легко
представить ситуацию, когда представляемому вообще не известно об арбитражном
соглашении, заключенном его представителем, и он добросовестно выполняет свои
обязательства по исполнению другого арбитражного соглашения.
Второе условие опровержения специальной презумпции
В отличие от первого условия опровержения специальной
презумпции отождествление в рамках второго условия действий представляемого по
одобрению основного контракта, заключенного его представителем, с действиями по
одобрению арбитражной оговорки недопустимо. Юридическая природа действий
представляемого по одобрению основного контракта не может соответствовать его
действиям по одобрению арбитражного соглашения. Этот вывод основывается в свою
очередь на различной юридической природе арбитражного соглашения в виде
арбитражной оговорки и основного контракта, составной частью которого она
является. Бесспорность последнего утверждения можно проиллюстрировать на
примере развития принципа автономности арбитражного соглашения.
На этапе зарождения арбитража как способа рассмотрения
споров, минуя государственный суд, принцип автономности арбитражного соглашения
не имел правового закрепления. Конечная цель арбитражного соглашения
обеспечивалась юридической поддержкой только в случае его заключения после
возникновения спора и вмешательства государственного суда в его разрешение. В
процессе постепенного признания этого принципа после возникновения возможности
принудительного правового исполнения арбитражного соглашения, заключенного до
возникновения спора между сторонами, встал вопрос о правомочности рассмотрения
названного соглашения в качестве акцессорного обязательства по отношению к
основному контракту. Подобный подход также был отвергнут, так как содержанием
акцессорных обязательств является установление мер имущественного характера, в
то время как целью арбитражного соглашения выступает определение порядка защиты
прав сторон по договору, включая и права, вытекающие из акцессорных
обязательств*(7). Как видим, и при
отрицании принципа автономности арбитражного соглашения, и при его правовом
закреплении особая юридическая природа этого соглашения не подвергалась
сомнению.
Даже при рассмотрении арбитражного соглашения как
акцессорного обязательства к основному контракту также недопустимо было бы
отождествлять действия представляемого по одобрению основного контракта,
заключенного его представителем, с действиями по одобрению арбитражной
оговорки. В большинстве случаев акцессорный характер сделки, обеспечивающей
основное обязательство, указывает на неразрывную связь с этим обязательством.
Это закреплено в следующем принципе: недействительность основного обязательства
влечет недействительность обеспечивающего его обязательства. Однако данный
принцип не отождествляет юридическую природу акцессорного обязательства с
основным обязательством. Практическое значение сформулированного тезиса
заключается в том, что действия по принятию или одобрению акцессорного
обязательства не всегда означают одобрение основного обязательства. Первым
напрашивающимся аргументом в пользу этого вывода может служить различие
оснований возникновения акцессорного и основного обязательства. Так, сторона, предъявляющая
претензии об уплате неустойки или оплатившая неустойку, вправе обосновывать
свои действия со ссылкой не на договор, заключенный ее представителем с
превышением полномочий и поэтому не признаваемый ею, а на закон (так называемая
законная неустойка). Действие же названного принципа зависимости существования
акцессорного обязательства от действительности основного обязательства не
распространяется на такой способ обеспечения исполнения обязательств, как
банковская гарантия. Даже в отношениях поручительства при соблюдении данного
принципа действует следующее специальное правило: изменение основного
обязательства в сторону увеличения ответственности поручителя, совершенное без
согласия последнего, влечет прекращение поручительства. К тому же в рамках банковской
гарантии и поручительства нельзя рассматривать случаи одобрения представляемым
сделки, заключенной его представителем, так как в качестве одной из сторон
обеспечения исполнения обязательств выступает третье лицо. При залоге и
удержании встает вопрос о степени определенности основного обязательства,
обеспечением исполнения которого служат эти акцессорные обязательства. Если в
отношении залога ситуация предельно ясна - в качестве существенного условия
договора о залоге указаны существо, размер и сроки исполнения основного
обязательства, то в отношении удержания возможно существование различных
ситуаций. Еще в римском праве была выявлена такая особенность удержания, как
отсутствие правовой зависимости между основным и встречным требованиями*(8). Этот принцип был также воспринят
торговым правом дореволюционной России: "При этом торговое право не
ставило возможность применения права удержания в зависимость от связи со
сделкой, из которой возникло требование, а требовало лишь, чтобы оно вытекало
из деловых отношений между предприятиями"*(9).
Анализируя состояние современной российской юридической
науки, можно утверждать, что указанные принципы прочно укоренились в
официальной правовой доктрине об удержании как институте гражданского права:
"Право удержания не включает в себя ни непризнание обязательства, ни
притязание на погашение обязательства. Не может быть и речи о каком-либо
положительном действии со стороны обязанного лица по осуществлению права удержания"*(10).
В современных условиях проведения арбитражного
разбирательства несоблюдение принципа раздельности действий представляемого по
одобрению основного контракта и арбитражного соглашения может привести к
появлению обоснованных сомнений в беспристрастности арбитра и вынесении им
объективного решения по спору. Если арбитр при вынесении предварительного
постановления о наличии своей компетенции разрешить переданный ему на
разрешение спор вынужден оценивать действительность арбитражного соглашения, не
отделяя его от основного контракта хотя бы в отношении действий представляемого
по одобрению сделки, то тем самым он предопределяет свое решение по существу
спора. Для стороны, которая основывает свою защиту на оспаривании
действительности не только арбитражного соглашения, но и основного контракта,
теряется весь смысл дальнейшего участия в арбитражном разбирательстве, так как
арбитр в предварительном постановлении о наличии своей компетенции по спору
дает оценку фактам, касающимся действительности основного контракта.
Несоблюдение принципа раздельности действий представляемого
по одобрению основного контракта и арбитражного соглашения влечет неоправданное
вытеснение процессуальными нормами самой постановки проблемы одобрения
арбитражного соглашения и рассмотрения данного вопроса в отрыве от основного
контракта. Тем самым игнорируется принцип автономности арбитражного соглашения
вследствие сложившейся практики, запрещающей рассматривать материально-правовые
элементы такого соглашения в отрыве от материально-правовых отношений по
основному контракту.
Возможность постановки вопросов беспристрастности арбитра,
которые могут возникать в описанной выше ситуации, вообще отрицается российской
правоприменительной практикой. Такая категоричность объясняется чересчур узким
и поверхностным толкованием ст.16 Закона "О международном коммерческом
арбитраже", предусматривающей самостоятельность арбитражной оговорки и
полномочие арбитра самому принимать решение о наличии своей компетенции.
Несмотря на схожее отношение английской правоприменительной
практики к данному вопросу, все же можно отметить актуальность проблемы,
подтвержденной обращениями хозяйствующих субъектов в английские суды для ее
решения. Эти обращения связаны с требованием отмены принятого арбитром решения
о своей юрисдикции, которое может быть принято лишь одновременно с принятием
решения по существу спора. Степень переплетения вопросов, связанных с
заключением арбитражного соглашения в виде арбитражной оговорки и основного
контракта, бывает настолько высока, что порой трудно ограничиться анализом
доказательств, представленных сторонами на первоначальной стадии арбитражного
разбирательства в целях обоснования арбитражной оговорки. Впоследствии (во
время проведения слушаний) могут быть выяснены новые существенные
обстоятельства, опровергающие позицию арбитра, занятую им по поводу
действительности арбитражной оговорки. Однако игнорирование принципа
раздельности действий представляемого по одобрению основного контракта и
арбитражного соглашения препятствует изменению первоначальной позиции арбитра,
что может привести к утрате способности его беспристрастно оценивать новые
факты, раскрывающиеся в ходе дальнейшего разрешения спора. Поэтому принятие
арбитром предварительного решения в порядке ст.30 (1) (а) и 31 (4) английского
Закона об арбитраже 1996 г. о наличии своей юрисдикции подтверждает
действительность не только арбитражного соглашения, но и основного контракта.
Сторона по арбитражному соглашению не может отменить предварительное решение
арбитра в порядке ст.67 этого закона, так как, во-первых, на данном этапе у нее
могут отсутствовать материальные основания по оспариванию юрисдикции, а,
во-вторых, названная норма не позволяет оспорить правильность выбора арбитра,
каким способом вынести решение о юрисдикции: в виде предварительного решения
или решения по существу спора.
Содержание действий представляемого, соответствующих
юридической природе арбитражного соглашения, описано в национальных актах и
международных договорах об арбитраже. Правда, это описание выявляется
посредством установления правил, применимых к последующим стадиям проведения
арбитражного разбирательства, либо вычленения из правовых определений и
терминов, ошибочно причисленных к другим институтам права. Так, согласно п.2
ст.7 Закона "О международном коммерческом арбитраже" соглашение
(имеется в виду арбитражное соглашение) считается заключенным в письменной
форме, если оно заключено путем обмена исковым заявлением и отзывом на иск, в
которых одна из сторон утверждает о наличии соглашения, а другая не возражает.
Стадия арбитражного разбирательства, на которой совершаются названные действия,
не позволяет отнести их к заключению арбитражного соглашения. Речь может идти
только об одобрении арбитражного соглашения, заключенного представителем или
самим представляемым в устной форме.
Существенное влияние на признание факта одобрения
арбитражного соглашения представляемым оказывают процедура заявления отвода
арбитражу по неподсудности и последствия совершения указанного действия на
более поздних стадиях арбитражного разбирательства. В соответствии со ст.5
Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже 1961 г. отвод арбитражного
суда (имеется в виду третейский, а не государственный суд) любой из сторон по
неподсудности должен быть заявлен в суде не позднее представления
соответствующей стороной своего искового заявления или своих возражений по
существу спора. Возражение против компетенции арбитражного суда, не выдвинутое
в установленный срок, не может быть выдвинуто на более поздней стадии арбитражного
разбирательства, а также в государственном суде при обращении к нему с просьбой
о рассмотрении дела по существу или об исполнении арбитражного решения, за
некоторыми исключениями. Следуя буквальному толкованию данной нормы, правомочно
поставить следующий вопрос: может ли сторона, надлежащим образом уведомленная о
проведении арбитражного разбирательства и полностью его проигнорировавшая,
выдвинуть возражения о недействительности арбитражного соглашения или его
отсутствии вследствие заключения неуполномоченным лицом или превышения
полномочий арбитров на стадии исполнения арбитражного решения? Отрицательный
ответ, вытекающий из буквального толкования названной нормы, отождествляет
процессуальный запрет на игнорирование проведения арбитражного разбирательства
с молчаливым согласием виновной стороны на его проведение, то есть одобрением
представляемым арбитражного соглашения, заключенного его представителем. Хотя
отметим, что ни в действующем российском законодательстве об арбитраже, ни в
универсальном международном договоре о международном коммерческом арбитраже,
посвященном вопросам признания и приведения в исполнение иностранных
арбитражных решений (имеется в виду Нью-Йоркская конвенция 1958 г.), не
содержатся изложенные выше негативные последствия нарушения запрета
игнорирования проведения арбитражного разбирательства. Таким образом, данная
норма действует только на региональном уровне в отношении ограниченного числа
государств, подписавших и ратифицировавших Европейскую конвенцию о
внешнеторговом арбитраже 1961 г., и применяется при проведении международного
коммерческого, а не внутреннего арбитража.
Вопрос о выдвижении возражений против компетенции арбитража
может также возникнуть при выполнении представляемым таких процессуальных
действий, как назначение арбитров, определение процедуры проведения
арбитражного разбирательства. Проблема заключается не в нарушении сроков
заявления соответствующих возражений, а в их материально-правовом обосновании.
Может ли представляемый одновременно заявлять отвод арбитражу по неподсудности
и участвовать в назначении арбитров? Не будет ли второе его действие считаться
одобрением арбитражного соглашения, действительность которого он оспаривает при
совершении первого? Могут ли на практике существовать случаи, когда названные
действия представляемого не будут противоречить друг другу и могут быть
объяснены разумно и добросовестно действующей стороной? Процедура заявления
отвода арбитражу по неподсудности преследует цель опровержения признания и,
следовательно, одобрения арбитражного соглашения. Одновременное заявление
отвода и участие ответчика в назначении арбитра (арбитров), определении правил
арбитражных процедур не являются действиями взаимоисключающими и
взаимопротиворечащими. Процессуальное по своему характеру действие по заявлению
отвода имеет материально-правовой эффект. Он заключается в описании ответчиком
оснований, по которым тот собирается оспаривать компетенцию арбитража и
действительность арбитражного соглашения как перед назначенным им или
назначенным при его участии арбитром, так и в дальнейшем, в случае несогласия с
вынесенным арбитром решением по данному вопросу перед государственным судом.
Поэтому основания, указанные в заявлении отвода арбитражу по неподсудности, при
одновременном совершении ответчиком других процессуальных действий - назначение
или участие в назначении арбитра, определение правил арбитражных процедур, -
должны рассматриваться как факты, при подтверждении которых арбитражем или
государственным судом действия ответчика не образуют одобрения арбитражного
соглашения. И, наоборот, основания, не указанные в заявлении отвода арбитражу
по неподсудности, при одновременном совершении ответчиком других вышеназванных
процессуальных действий, должны рассматриваться как факты, при подтверждении
которых арбитражем или государственным судом действия ответчика являются
одобрением арбитражного соглашения. Такие выводы продиктованы необходимостью
устранить, во-первых, препятствия по использованию конституционного права
любого лица защищать свои интересы как в государственном суде, так и
посредством негосударственных способов разрешения споров (арбитр
|
