Конкурсный процесс в системе торгового права России XIX века /
Архипов, И. В.
Конкурсный процесс в системе торгового права
России XIX века /И. В. Архипов.
//Правоведение. -1999. - № 1. - С. 114 - 121
Примечания в подстрочных ссылках.
Библиогр. в подстрочных ссылках.
ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА - ИСТОРИЯ ПРАВА - КОНКУРС[
ГР.ПРАВО] - XIXв. - РОССИЯ[ДО 1917] - ТОРГОВОЕ
ПРАВО - ФРАНЦИЯ - СУДЕБНЫЕ РЕФОРМЫ
Материал(ы):
Конкурсный процесс в системе торгового права России XIX века [Журнал "Правоведение"/1999/№ 1]
Архипов И.В.
Развитие рыночных отношений в России поставило на повестку дня вопрос о возрождении институтов права, регулирующих предпринимательскую деятельность. Одним из таких институтов является процедура несостоятельности. В дореволюционной России этот институт именовался конкурсным процессом и был весьма важным элементом торгового процесса. К сожалению, новое российское законодательство о несостоятельности в своей основе базируется на опыте других государств, в то время как в России имелся собственный богатейший опыт законодательства и судебной практики. Поэтому обращение к истории конкурсного процесса, да и вообще торгового права России представляется весьма актуальным.
Рассмотрению истории вопроса необходимо предпослать ряд вводных замечаний о системе дореволюционного российского частного права. По сути дела система частного права в России оформляется одновременно с системой законодательства в первой трети XIX в. По мнению М.М. Сперанского, эта система состояла из торгового (Т. XI Свода законов 1833 г.; далее – СЗ) и гражданского права (Т. X СЗ). Отметим, что для системы российского частного права XIX в., как и для большинства частноправовых систем Европы, характерен дуализм. Однако к концу XIX в. в связи с кодификацией гражданского законодательства данный тезис все больше подвергался критике со стороны представителей цивилистической науки.1
Торговое право регулировало имущественные и личные неимущественные отношения, возникающие из торговых сделок (из предпринимательской деятельности). Правда, до 1863 г. существовал ряд сословных ограничений на занятие предпринимательской деятельностью, и в частности торговлей.2 В соответствии с российским законодательством и практикой второй половины XIX в. сделки приобретали торговый характер не от личности совершающего сделку (купца), не в результате заключения договора купли-продажи, а в результате совершения сделки с целью извлечения прибыли. Если из законодательства такой вывод можно было сделать только косвенным образом, то Сенат прямо указывал, что неторговые по существу сделки становятся торговыми вследствие того, что осуществляются в виде промысла.3 Еще более решительно это выражено в проекте Устава торгового судопроизводства (далее – УСТ) 1872 г., который определял торговый характер сделки как «возмездное приобретение движимости со спекулятивной целью».4 Поскольку для совершения подобных сделок достаточно было приобретения гильдейского или иного свидетельства (а приобретать их могли представители различных сословий), то можно констатировать, что российское торговое право сложилось именно как предпринимательское право.
Процессуальное торговое право было зафиксировано в Уставе судопроизводства в судах коммерческих 1832 г. (Т. XI СЗ). Оно состояло из собственно торгового процесса (своего рода искового производства по торговым спорам) и конкурсного процесса (производства, возникающего из несостоятельности).5
Необходимо иметь в виду, что дореволюционное законодательство и практика проводили четкую грань между понятиями несостоятельности и банкротства. Эта традиция имеет корни в заимствовании основных понятий французского торгового права. Во Франции еще в конце XVII в. проводилось различие между понятиями «faillite» (несостоятельность) и «banqueroute» (банкротство),6 что более четко было сформулировано в ст. 438–439 Торгового кодекса Франции (Code de Commerce) 1808 г. Они предусматривали: 1) несостоятельность – гражданское правонарушение; 2) простое банкротство – проступок, подведомственный исправительному суду; 3) злостное банкротство – преступление, подведомственное уголовному суду. Такая концепция в целом была воспринята российским Уставом о несостоятельности 1832 г. и существенно не изменилась в течение всего XIX в.
Под несостоятельностью понималось установленное судом состояние имущества, которое дает основание предполагать его недостаточность для удовлетворения всех кредиторов. А банкротство – это умышленное или неосторожное причинение несостоятельным должником имущественного ущерба кредиторам путем уменьшения или сокрытия своего имущества.
По смыслу российского законодательства, банкротство являлось лишь одним из видов несостоятельности. В Уставе судопроизводства торгового (в ред. 1885 г.) выделялись: 1) несостоятельность несчастная (ст. 387); 2) несостоятельность неосторожная, или простое банкротство (ст. 389); 3) подложная несостоятельность, или злостное банкротство (ст. 390).
Для признания несчастной несостоятельности («без вины, но стечением обстоятельств») необходимо было установление таких обстоятельств, как пожар, наводнение, неприятельское вторжение, «нечаянный упадок должника», а также других обстоятельств по решению кредиторов (ст. 387). Извиняющими должника обстоятельствами, по общему правилу, являлись такие обстоятельства, от наступления которых нельзя было застраховать имущество. Несчастная несостоятельность влекла лишь гражданско-правовую ответственность.
Неосторожная несостоятельность лиц торгового сословия как виновное действие влекла имущественную и уголовную ответственность. Статья 1165 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (в ред. 1866 г.) предусматривала лишение права торговли, а по усмотрению и требованию кредиторов – заключение в тюрьму на срок от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев.
Злостным банкротом признавался тот, кто, «впавши в неоплатные долги, с умыслом, для избежания платежа оных, перекрепил свое имение или передал оное безденежно в другие руки, или же посредством подставных ложных заимодавцев, или иным способом скрыл действительно свое имение или часть оного, во вред не удовлетворенных вполне заимодавцев» (ст. 1166 Уложения о наказаниях уголовных и исполнительных). За злостное банкротство наказывались как лица торгового сословия (лишение всех прав состояния и ссылка в Сибирь на поселение), так и не принадлежащие к нему. К признакам злостного банкротства судебная практика относила отсутствие обязательных торговых книг, обнаружение подчисток, приписок и других подделок в учетных документах, уплату долгов и получение денег после открытия процесса без уведомления кредиторов, сокрытие учетных документов, составление подложных долговых обязательств, безвозмездную передачу имущества и т. д.7
Нам представляется вполне приемлемой рецепция данных понятий в российском законодательстве, поскольку смешение понятий несостоятельности и банкротства отрицательно влияет как на правоприменительную практику, так и на восприятие общественностью этих институтов.
Появление зачатков конкурсного процесса в России традиционно относится исследователями к ст. 68–69 Русской Правды (в пространной редакции), содержащим постановления о несостоятельности купцов.8 Наиболее интенсивно институты конкурсного процесса начинают развиваться с XVIII в., что было связано с бурным ростом капиталистических отношений после реформ Петра I. Понятие несостоятельности и ее последствия регламентировались уже в Вексельном уставе 1729 г. Затем появляется ряд законопроектов о несостоятельности (1740, 1753, 1763, 1768 гг.), которые так и не были утверждены.9
Наконец, 19 декабря 1800 г. утверждается Устав о банкротах, первый законодательный источник, преимущественно посвященный конкурсному процессу.10 Устав, заложивший основные понятия конкурсного процесса, тем не менее имел массу пробелов и не мог удовлетворить практику в условиях роста капиталистических отношений.
Новая попытка урегулирования несостоятельности была предпринята при разработке проекта торгового кодекса в первые десятилетия XIX в. и завершена М.М. Сперанским в Уставе о торговой несостоятельности 22 июня 1832 г.11 М.М. Сперанский уже с 1822 г. фактически курировал ход разработки торгового уложения, и в частности третьей его части – «о банкротстве».12 Тем не менее активная работа, приведшая к утверждению Устава о торговой несостоятельности, началась только с 1827 г., когда сначала при Министерстве юстиции, а затем при Втором отделении собственной Его Императорского Величества канцелярии был учрежден «вексельный комитет»,13 в задачу которого входила разработка законодательных предположений «к ограждению частного кредита и доброй веры долговых обязательств».14 При этом Сперанскому было предписано заняться разработкой этих «правил» предпочтительно всем другим законодательным работам, в том числе и работам по систематизации. Под руководством М.М. Сперанского, который блестяще использовал «высочайшее повеление», были разработаны четыре законопроекта: Устав о векселях, Учреждение коммерческих судов, Устав судопроизводства в коммерческих судах и Устав о торговой несостоятельности.
Сперанский предполагал отменить деление несостоятельности на торговую (для лиц торгового сословия) и неторговую (для дворянства и чиновничества). Но через Государственный Совет эту идею провести не удалось, и после издания Свода законов нормы о торговой несостоятельности были сосредоточены в т. XI СЗ, а о неторговой – в т. X СЗ.
Оценивая деятельность «вексельного комитета», следует подчеркнуть, что он по сути дела заложил основы для выделения торгового права если не в качестве самостоятельной отрасли права, то по крайней мере в качестве подотрасли гражданского права.
В течение первой половины XIX в. законодательство о несостоятельности продолжает совершенствоваться. Так, 18 ноября 1836 г. мнением Государственного Совета «О порядке учреждения администраций по делам о торговой несостоятельности» вводится ранее не известный российскому законодательству институт «администраций по делам торговым» (процедур, сходных с ныне существующим внешним управлением имуществом должника).15 Введение института «администрации» существенно облегчало положение должника, поскольку позволяло восстановить дела должника, но только с согласия и под контролем кредиторов.
29 июня 1839 г. по инициативе министра юстиции Д.Н. Блудова утверждается мнение Государственного Совета «О дополнении правил относительно устройства конкурсов», которое устанавливало «блюстительную над конкурсами власть» коммерческих судов и требовало ускорения конкурсного производства.16
Новый импульс совершенствованию законодательства о несостоятельности дал доклад Д.Н. Блудова (являвшегося уже главноуправляющим Вторым отделением) «О пересмотре Торговых уставов Империи и Царства Польского» от 12 ноября 1847 г.17 В качестве главных причин, поставивших на повестку дня пересмотр торгового законодательства, и в частности законодательства о несостоятельности, Блудов выделял ликвидацию таможенной границы с Царством Польским, интенсификацию торговых связей России с зарубежными странами, необходимость унификации законодательства не только отдельных частей Империи, но и различных государств. После этого доклада во Втором отделении началась разработка нового устава о торговой несостоятельности, которая затянулась на долгие десятилетия. Одной из причин, не позволивших реализовать проект Второго отделения в качестве законодательного акта, было противостояние руководителей Министерства юстиции (В.Н. Панин) и Второго отделения (Д.Н. Блудов). Этот проект был передан на рассмотрение Министерству юстиции еще в 1854 г., а возвращен с замечаниями только в 1859 г., да и то только после вмешательства самого Императора.18
Проведение судебной реформы 1864 г. потребовало внесения изменений в конкурсный процесс. До реформы конкурсные дела рассматривались коммерческими судами, а там, где их не было, – ратушами и магистратами. В связи с ликвидацией магистратов часть конкурсных дел перешла в ведение окружных судов, которые руководствовались Уставом гражданского судопроизводства (далее – УГС), не предусматривавшим подобных процедур. Поэтому 1 июля 1868 г. были приняты временные правила о производстве в окружных судах дел о торговой и неторговой несостоятельности (приложение III к ст. 1400 УГС),19 а издание нового устава о несостоятельности вновь было отложено. Опубликованный в 1869 г. «Проект устава о торговой несостоятельности» вновь «утонул» в согласованиях.20 Еще более печальной была судьба проектов, разрабатываемых в Министерстве юстиции. Проект Н.А. Тура, по общему мнению русских юристов, оказался по сути дела компиляцией немецкого законодательства.21 Таким образом, законодательство о несостоятельности к началу XX в. осталось практически в неизменном виде.
Понятие несостоятельности является ключевым для всего конкурсного процесса, поскольку только она является его основанием. Несостоятельность понималась российской наукой торгового права как «состояние имущества, судебным порядком установленное, которое дает основание предполагать недостаточность его для равномерного удовлетворения всех кредиторов».22
Для судебной практики главной являлась проблема оснований для возбуждения процесса о несостоятельности. Вполне естественно, что недостаточность имущества для удовлетворения претензий кредиторов признавалась абсолютным основанием. Но на практике доказать ее порой очень сложно. Установление факта недостаточности имущества требует значительного времени, а это может привести к тому, что в процессе конкурса нечего будет распределять. В данной связи законодательной практикой выработан формальный критерий недостаточности имущества – прекращение платежей, или платежная неспособность, которая в большинстве случаев свидетельствует о недостаточности имущества, хотя и не совпадает с ней.
Российское дореволюционное законодательство использовало в качестве основания для возбуждения дел о несостоятельности комбинацию признаков платежной неспособности и недостаточности имущества. Статья 386 УСТ давала следующее определение торговой несостоятельности: «Когда кто-либо по торговле присвоенной лицам, взявшим промысловые свидетельства, придет в такое дел положение, что не только не имеет наличных денег на удовлетворение в сроки своих долгов в важных суммах, более 1500 рублей, но есть признаки в сем разделе определенные, по коим заключить можно, что долги его неоплатны, т. е. что всего имущества его для полной их оплаты будет недостаточно». В соответствии с этим определением требовалось установление неуплаты долгов на сумму 1500 руб. (платежная неспособность) и признаков «неоплатности» (недостаточности имущества).
Установление минимальной суммы долгов для открытия процесса о торговой несостоятельности породило в практике сомнения о порядке рассмотрения дел о долгах на меньшие суммы. Г.Ф. Шершеневич предлагал рассматривать такие дела в порядке неторговой несостоятельности, Сенат же пошел по пути создания по существу нового института – «фактической несостоятельности».23
К признакам неоплатности относились: судебное и несудебное признание должником недостаточности имущества для удовлетворения всех кредиторов (ст. 405 УСТ, ст. 1222 УГС); непринятие наследства, обремененного долгами (п. 3 ст. 405 УСТ); недостаточность имущества, обнаруженная при взыскании (ст. 407 УСТ); сокрытие должника. Эти признаки, сформулированные законом в качестве исчерпывающих, таковыми на самом деле не являлись и поэтому подвергались критике как «невыдержанные» и «двойственные».24
Тем не менее следует признать целесообразным сам принцип определения оснований для возбуждения дела о несостоятельности, заключающийся в комбинации признаков «платежной неспособности» и «недостаточности имущества».
С отступлениями от общего правила определялись основания для возбуждения процесса о несостоятельности относительно кредитных учреждений. Кроме указанных случаев, дело могло возбуждаться при прекращении платежей, т. е. законодатель подходил к кредитным учреждениям более жестко, чем к другим предприятиям. Общий устав российских железных дорог (ст. 140) устанавливал в качестве основания для возбуждения дела о несостоятельности «неисполнительность» железной дороги, или неисполнение судебного решения о взыскании в течение трех месяцев.
Вопрос о несостоятельности юридических лиц в той или иной мере был положительно разрешен только во второй половине XIX в., поскольку УСТ 1832 г. был ориентирован на индивидуальных предпринимателей. Более того, в российском законодательстве по существу не было четкого определения юридического лица. Поэтому в практике возникали некоторые сомнения в несостоятельности акционерных компаний и торговых товариществ, поскольку законодательство определяло их лишь как вид договорных отношений. Только к концу века судебная практика высказалась в пользу признания за торговыми предприятиями признаков юридического лица и возможности процедур несостоятельности по отношению к ним.25
Тем не менее в законодательстве осталась масса пробелов. В качестве примера можно привести проблему несостоятельности полного товарищества (торгового дома). В практике неоднократно поднимались вопросы о том, порождает ли несостоятельность торгового дома автоматически несостоятельность каждого товарища, следует ли включать в конкурсную массу кроме имущества товарищества и имущество товарищей. Эти вопросы появлялись из-за отсутствия законодательных постановлений о признаках юридического лица. В судебной практике возникали разногласия. Гражданский кассационный департамент Сената высказался за одновременную несостоятельность товарищества и товарищей, следуя французской традиции.26 А Четвертый (впоследствии Судебный) департамент отстаивал концепцию, характерную для немецкого законодательства, что несостоятельность товарищества не порождает несостоятельности товарищей.27 Следует признать, что данная проблема имеет определенное значение и для современной практики, поскольку еще не установилось единство взглядов относительно юридической личности полного товарищества.
Конкурсный процесс рассматривался как крайняя мера воздействия на должника. Предусматривались и иные меры, направленные на предотвращение несостоятельности: рассрочка платежа, участие кредиторов в управлении делами должника (ст. 392–394 УСТ). Они регламентировались как «частные» меры; несостоятельность возникала только после соответствующего определения суда.
Особое место среди мер, направленных на предупреждение несостоятельности, занимает «администрация по делам торговым» (ст. 395–402 УСТ). Сенат в своих разъяснениях выделял частную (добровольную) и формальную (принудительную) администрацию.28 Для учреждения принудительной администрации необходимо было установление ряда признаков. Администрации могли учреждаться над «обширными» предприятиями различных организационно-правовых форм. Сенат отрицательно относился к установлению администрации над предприятиями, баланс которых был менее 100 тыс. руб.29 Другим условием считался дефицит баланса не более 50 %. Кроме того, условием учреждения администрации являлось наличие биржи в месте нахождения должника.
Инициатива в установлении администрации могла исходить только от большинства наличных кредиторов, которые подавали свое ходатайство в биржевой комитет. Комитет назначал комиссию из числа наиболее влиятельных биржевиков (при этом кредиторы не могли быть членами комиссии). Она и решала вопрос о целесообразности учреждения администрации. В случае положительного решения биржевой комитет передавал материалы в коммерческий суд (а там, где его не было, – в окружной суд), рассматривавший дело с точки зрения формы, т. е. соблюдения требований закона. В случае одновременной подачи заявлений об установлении администрации и об объявлении несостоятельности предпочтение отдавалось делу об администрации.30
Законодательство не регламентировало действия суда после получения представления биржевого комитета, но в практике были приняты опубликование объявления об учреждении администрации и предложение наличным кредиторам созвать общее собрание. Общее собрание кредиторов назначало членов администрации (не обязательно из кредиторов) и определяло их полномочия,31 в число которых, в принципе, могли входить все действия, направленные на восстановление дел предприятия. Администрация не имела лишь права на ликвидацию, отчуждение, залог предприятия. Поэтому, на наш взгляд, с точки зрения юридической природы она ближе всего к институту опеки.32
Администрация прекращалась при восстановлении платежеспособности предприятия либо по заявлению 2/3 кредиторов или членов администрации, потребовавших ведения обыкновенного конкурсного производства. Однако судебная практика не признавала за отдельными кредиторами права требовать прекращения администрации даже в случае увеличения пассива более чем на 50 % или небрежного ведения дел членами администрации.33
Правом возбуждения дела о несостоятельности, по российскому законодательству, безусловно, наделялись должник и кредиторы, а при определенных условиях и суд.
Строго говоря, несостоятельность затрагивает частные интересы должника и кредиторов, поэтому вполне логичным представляется наделение только их этим правом. Именно такова была концепция немецкого законодательства о несостоятельности.34 Французское законодательство, господствовавшее в Европе до середины XIX в., делая акцент на социальной значимости несостоятельности, наоборот, усиливало роль государства в целом и безусловно обязывало суд возбуждать дела о несостоятельности при обнаружении признаков последнего.35 Российское законодательство в этом вопросе занимало как бы промежуточное положение, поскольку суд имел право возбудить дело только в двух случаях – при отрицательном решении вопроса об учреждении администрации или при прекращении ее (ст. 398, 402 УСТ). Но эти случаи не представляли собой самостоятельных полномочий суда, а были производными от инициативы кредиторов. Правда, к концу века правом возбуждения дел о несостоятельности акционерных банков был наделен министр финансов.
Возбуждение дела по инициативе должника не ограничивалось какими-либо формальностями, оно могло быть осуществлено как устным, так и письменным заявлением. По смыслу законодательства (ст. 405, 407 УСТ) и в соответствии с разъяснениями Сената, собственное признание должника считалось самостоятельным и достаточным основанием для объявления несостоятельности.36 В этом случае суд сразу же выносил определение о несостоятельности.
Наделение правом возбуждения дела о собственной несостоятельности должника имело для него большое значение, поскольку своевременность объявления (до наступления сроков платежей) позволяла ему избежать ареста. Даже отмена личного задержания за долги по Закону 7 марта 1879 г. не была распространена на торговую несостоятельность. Таким образом, данное право должника было и существенным дисциплинирующим фактором.37
Для возбуждения дела кредитором требовалось доказать действительность долговых обязательств и невозможность их удовлетворения. Наиболее распространенным способом возбуждения дел о несостоятельности являлось обращение в суд кредиторов после установления невозможности взыскания из движимого имущества по присужденному судом требованию.
Действия суда по возбуждению дела предполагают определенные юридически значимые действия. В практике дел о несостоятельности такими действиями суда могут быть либо решение, либо определение. В дореволюционном законодательстве России не было четко определено, является ли постановление суда о признании несостоятельности решением, или частным определением. Значимость этого вопроса заключается в различном порядке обжалования данного постановления. Поскольку постановление о признании должника несостоятельным касается существа дела, его следовало бы признать решением с возможностью апелляционного порядка обжалования (в коммерческих судах кассационный порядок обжалования не предусматривался). Но в то же время данное постановление лишь открывало конкурсное производство: суд рассматривал только формальные признаки несостоятельности. Поэтому Сенат после некоторых колебаний высказался за отнесение постановлений суда о признании несостоятельности к частным определениям с возможностью принесения частных жалоб без приостановления производства по делу.38 Российские цивилисты либо соглашались с разъяснениями Сената, либо считали, что данное постановление суда носит совершенно самостоятельный характер.39
На наш взгляд, российская дореволюционная практика нашла вполне приемлемое решение не только этой, но и других проблем конкурсного процесса. Следовательно, можно утверждать, что воссоздание истории российского конкурсного процесса имеет и практическое значение.
* Кандидат юридических наук, доцент Саратовской государственной академии права.
1 Удинцев В. К вопросу о включении в гражданское уложение постановлений о торговых сделках // Киевские университетские известия. 1901. Кн. 2. С. 1–38; Шершеневич Г.Ф. Вопросы торгового права в проекте гражданского уложения // Право. 1899. № 41.
2 Зарудный С. Торговое уложение Итальянского королевства и русские торговые законы. СПб., 1870. С. 4–5.
3 Решения 4 Департамента Правительствующего Сената (далее – 4 ДПС). СПб., 1895. № 1076.
4 Проект устава торгового судопроизводства. Б.м., б.г. С. 4.
5 Необходимо отметить, что торговое законодательство Империи не было единым. В Царстве Польском, например, действовал Торговый кодекс, являвшийся аналогом французского Code de Commerce 1808 года.
6 В англосаксонской системе такое разграничение практически не проводилось. Там не было понятия, противоположного «banкruptcy» (см.: Малышев К. Исторический очерк конкурсного процесса. СПб., 1871. С. 97, 210–307).
7 Решения Уголовного Кассационного Департамента Сената. 1869. № 877 по делу Кузьмина; Практика С.-Петербургского коммерческого суда за 1880 и 1881 гг. / Сост. Г. Мартенс. СПб., 1882. № 178–180.
8 Гольмстен А.Х. Исторический очерк русского конкурсного процесса. СПб., 1888. С. 2–3.
9 Там же. С. 21–213.
10 Полное собрание законов Российской Империи. Собрание первое (далее – ПСЗ-I). Т. XXVI. № 19692.
11 Там же. Собрание второе (далее – ПСЗ-II). Т. VII. № 5463.
12 РГИА. Ф. 1251. Оп. 1. Ед. хр. 58. Л. 1–2.
13 ОР РНБ. Ф. 731. Ед. хр. 229. Л. 1–28; РГИА. Ф. 1251. Оп. 1. Ед. хр. 95. Л. 1–59.
14 РГИА. Ф. 1261. Оп. 1. 1827 г. Ед. хр. 39. Л. 5.
15 ПСЗ-II. Т. XI. № 9715.
16 Там же. Т. XIV. № 12485.
17 РГИА. Ф. 1261. Оп. 1. 1847 г. Ед. хр. 126 «Б». Л. 1.
18 Там же. 1850 г. Ед. хр. 131 «Б». Л. 105–114.
19 Государственный Совет. Департамент законов. Материалы. 1866. Т. 36. Дело № 59.
20 РГИА. Ф. 1261. Оп. 3. 1876 г. Ед. хр. 150 «А». Л. 1–558.
21 Проект устава о несостоятельности. СПб., 1889; Объяснительная записка к проекту устава о несостоятельности. СПб., 1889; Замечания на проект Устава о несостоятельности (1888 г.) // Киевские университетские известия. 1890. № 6. Июнь. С. 1–58; Туткевич Д.В. Что есть торговая несостоятельность. СПб., 1896. С. 1–38; Шершеневич Г.Ф. Конкурсное право. Казань, 1898. С. 75.
22 Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. Т. 4. М., 1912. С. 148.
23 Решения Гражданского Кассационного Департамента Сената (далее – ГКДС). 1883. № 21; Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. С. 245; Ржондковский Н. Фактическая несостоятельность // Юридический вестник. 1886. № 10. С. 323.
24 Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. С. 154.
25 Решения ГКДС. 1882. № 42; 1887. № 42; Решения 4 ДПС. 1893. № 35; Решения Судебного Департамента Правительствующего Сената. 1899. № 401.
26 Решения ГКДС. 1877. № 364; 1890. № 69.
27 Решения 4 ДПС. 1882. № 482.
28 Решения ГКДС. 1909. № 11.
29 Решения 4 ДПС. 1894. № 799.
30 Там же. 1894. № 133; 1902. № 2006.
31 Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. С. 203.
32 Решения ГКДС. 1905. № 100; 1909. № 11, 12.
33 Практика С.-Петербургского коммерческого суда за 1880 и 1881 гг. № 122.
34 Малышев К. Исторический очерк конкурсного процесса. С. 308–455.
35 Общественная значимость несостоятельности подтверждается, например, позицией Наполеона I при обсуждении проекта Торгового кодекса. Он настаивал на том, чтобы для несостоятельных применялся принцип презумпции вины, т. е. каждый несостоятельный предполагался виновным, пока не доказано обратное (см.: Малышев К. Исторический очерк конкурсного процесса. С. 96–97, 113).
36 Решения 4 ДПС. 1894. № 1449. – В данном случае имеется в виду торговая несостоятельность, поскольку при неторговой несостоятельности порядок был несколько иной (см.: п. 22–25 приложения III к ст. 1400 УГС).
37 Французское законодательство, являвшееся в целом прообразом российского, в этом вопросе еще более жестко подходило к должнику, обязанностью которого являлось объявление суду о своей несостоятельности; в противном случае он становился банкротом (см. ст. 587 французского Code de commerce 1808 года).
38 Решения ГКДС. 1883. № 93; Решения 4 ДПС. 1877. № 103; 1891. № 1281; 1894. № 310.
39 Маттель А. Правила производства дел о несостоятельности // Журнал гражданского и уголовного права. 1884. № 10. С. 100–101; Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. С. 259.
