О гражданско-правовой ответственности /
Хохлов, В. А.
О гражданско-правовой ответственности /В. А.
Хохлов.
//Правоведение. -1997. - № 1. - С. 96 - 103
Проблемы ответственности всегда были в центре внимания
отечественных юристов. Это относится и к ответственности
в гражданском праве. Однако до настоящего времени не
существует единой концепции и единого понятия гражданско-
правовой ответственности. В статье автор разъясняет
сущность проблемы и предлагает выработать
методологические ориентиры.
Библиогр. в подстрочных примечаниях.
ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО - ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ -
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ - ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ -
ЮРИДИЧЕСКАЯ ТЕРМИНОЛОГИЯ
Материал(ы):
О гражданско-правовой ответственности.
Хохлов, В. А.
О гражданско-правовой ответственности
Хохлов В. А.*
Проблемы ответственности всегда были в центре внимания отечественных юристов. Это относится и к ответственности в гражданском праве. Однако до настоящего времени не существует единой концепции и единого понятия гражданско-правовой ответственности (как и юридической ответственности в целом).1 В значительной мере это связано с тем, что законодатель тщательно избегает дать какое-либо определение ответственности.
Представляется, что современное состояние исследований гражданско-правовой ответственности требует не столько детальной разработки частных вопросов, сколько выяснения существа проблемы и выработки методологических ориентиров.
I. Слово «ответственность» является в русском языке относительно новым, его значение не устоялось и поэтому включать его в юридический аппарат следует осторожно.
В обыденном языке и в литературе слово «ответственность» впервые появилось в первой половине XIX в., а общеупотребительным оно стало только в конце XIX столетия. Толковый словарь В.И. Даля (вторая половина XIX в. !) не дает это слово в качестве определяющего (коренного) и упоминает его лишь вскользь как производное от слов «отвечанье» и «ответ».2 С точки зрения этимологии оно связано со словами «ответ» и «ответчик» и появилось в русской речи в результате нормальной для многих лексем «литературизации» выражения «дать ответ».3 Точно так же образовывались новые слова и из других выражений, например, сначала говорили «он склонен (к чему-либо)» — стали говорить «он имеет склонность»; слово «устойчив» со временем породило неизвестное ранее — «устойчивость» и т. д. Этот процесс связан с естественным изменением языка как части жизни, его усовершенствованием.
Термин «ответственность» появился в лексиконе юристов ориентировочно до 20-х годов XX в., но его значение долгое время не носило специального юридического смысла. Он использовался в собирательном смысле, не имел четких границ.
В начале XX в. учебники и другие системные сочинения по гражданскому праву еще не содержали самостоятельных разделов, посвященных ответственности. Так, в работе А. М. Гуляева4 вопросы гражданско-правовой ответственности четко отнесены к соответствующему правовому институту (представительству, конкретным договорам, деликтам и др.) и не имеют общего изложения и понятийного аппарата. Аналогично решают данный вопрос и ряд других юристов, в частности Г. Ф. Шершеневич. Когда современный юрист характеризует неустойку, то обычно описывает ее и как способ обеспечения исполнения обязательств, и как меру ответственности. Совершенно иначе говорит об этом Г. Ф. Шершеневич: «Как и задаток, неустойка имеет двоякое значение, являясь не только средством обеспечения обязательств, но и способом определить размер вознаграждения за отступление от обязательства (курсив мой. — В. X.)».5 Таким образом, определение неустойки как ответственности не было свойственно старому отечественному праву, хотя, пожалуй, именно эта санкция традиционно считалась и считается наиболее ярким примером гражданско-правовой ответственности. Причина, по которой неустойка не сопоставлялась с ответственностью, понятна: русское право не знало термина «ответственность». Чаще это слово стало использоваться в текстах, посвященных деликтным отношениям, но всегда только в качестве общеупотребительного, а не специально-правового термина.
Самостоятельного раздела об ответственности не содержал и ГК РСФСР 1922 г. Впервые в ГК РСФСР раздел «Ответственность за нарушение обязательств» появился в 1964 г. (глава 19). Однако выделение раздела в кодифицированном акте не всегда означает наличие соответствующего правового института и поэтому существование гражданско-правовой ответственности как самостоятельной, цельной и системно-комплексной группы норм (института) до сих пор требует доказательств. Даже в новом ГК РФ, как известно, нет ни определения ответственности, ни точно установленных ее видов (мер), ни других признаков, которые бы безусловно позволили идентифицировать ответственность, отграничивали бы ее от других правовых средств (например, от принудительно исполняемой обязанности, задатка).
Не имеют четкого юридического значения аналогичные слова и в большинстве других языков. В англоязычных странах общетеоретической модели ответственности не только не существует, но ею фактически не занимается и наука. Термин «liability» и на практике, и в словарях означает как привычную для нас ответственность за правонарушение, так и внутреннее (для должника) состояние обязанности; даже в первом значении этот термин может быть понимаем и в качестве карающей санкции, и в виде обычного денежного долга, а что касается второго значения, то оно очевидно тяготеет к этической категории. Для обозначения последней широко используется и другое слово — «responsibility», но оно также не имеет однозначного и ясного значения.6
Это типично не только для стран, правовые системы которых сформировались под влиянием «общего права» («common law»), но и для Франции, правовая наука которой занимает первое место в мире по систематической разработке этой проблемы. Термин же «responsabilite civile» появился во Франции в конце XVIII в., а его понятийное содержание и объем как технического термина до сих пор спорным. Возможно, что это — следствие рецепции римского частного права, которое не создало общего понятия ответственности.7 Так ли это, или нет, но говорить о том, что слово «ответственность» входит в специализированный тезаурус права, — преувеличение, попытка выдать желаемое за действительность. Вполне вероятно, что термин «ответственность» можно отнести к так называемым идолам площади («idola fori» — по определению Ф. Бэкона), т. е. к словам, которые в философии и логике рассматриваются как заблуждения. «Идолы площади» могут интенсивно использоваться в языке (в том числе научном), но они не имеют аналога в действительности и в силу этого не определяются.8
Юристы не имеют собственного языка, если только им не считать язык закона, оснащающий правоведа легальными формулировками. Поэтому и законодатель, и юрист-практик, и научный работник пользуются обычными словарями. Частота же использования юристами отдельных слов не дает оснований для утверждения о приобретении словом особых свойств юридического термина. Следовательно, вряд ли стоит поддаваться искушению перевести слово «ответственность» из разряда общеупотребительных слов-символов в отдельную правовую категорию и на данной основе попытаться построить теоретические конструкции. Это вовсе не безобидно, поскольку с ответственностью в праве чрезвычайно тесно связаны права и обязанности участников правоотношений и ошибочные теоретические воззрения легко могут перейти в ошибочные судебные решения.
II. Понятие «ответственность» является собирательным. Оно не имеет строгого юридического определения и выражает разноуровневые и разнохарактерные процессы (состояния). В силу этого широко распространенная схема «социальная ответственность — юридическая ответственность — ответственность в отдельных отраслях» представляется некорректной. Хотя данная конструкция во многом удобна, так как отвечает общепринятой иерархии сфер социального регулирования (взаимодействий, отношений), но она вводит в заблуждение.
В правовой литературе априори утвердилось мнение о некоем сущностном единстве ответственности в праве, что позволяет говорить об «юридической ответственности», т. е. об ответственности в целом, а также об ответственности в отдельных отраслях права как разновидностях этого общего понятия и явления. Однако что же объединяет различные виды ответственности, в частности уголовно-правовую и гражданско-правовую? Если сопоставить различные определения, то такими универсальными признаками называются и (или) аспект государственного принуждения, и (или) жесткая связь с правонарушением (как основанием ответственности), и (или) наказание (дополнительные обременения) для правонарушителя.9
Наличие принуждения либо возможность обращения за ним — общее, универсальное качество юридически значимых состояний и поэтому не является исключительным признаком ответственности. Не случайно известное определение С. Н. Братуся («юридическая ответственность есть опосредованное актом принуждения исполнение обязанности»10) всегда подвергалось справедливой критике, потому что, во-первых, не все признанные виды ответственности охватываются таким определением, а во-вторых, акт принуждения (прежде всего — в гражданском праве) может отсутствовать, а обращение за принуждением в основном характеризует процессуальные отношения.
Что же касается наказания (дополнительных обременении), то обязательность данного признака для гражданско-правовой ответственности является спорной: законодатель никогда не ставил его как задачу, так как применение многих мер ответственности на практике не приводит к дополнительным финансовым обременениям для правонарушителя. Таким образом, категория «наказание» в цивилистике отсутствует, а в уголовном праве является ключевой и принципиально значимой. Критерием, объединяющим различные виды юридической ответственности, вероятно, может быть лишь факт правонарушения, но его понимают по-разному (см. об этом ниже).
Оценивая соотношение гражданско-правовой и уголовной ответственности, видный французский юрист Рене Саватье высказался так: «В принципе, это — совершенно различные вещи».11
Различия отраслевых норм формируются под влиянием целей соответствующей отрасли, поэтому законодатель ставит перед нормами разных отраслей различные задачи. Вполне вероятно, что общим для различных видов юридической ответственности является лишь факт ее существования в правовой сфере, т. е. то, что ответственность — правовое явление; содержание же ответственности должно определяться и в действительности определяется задачами отраслевого регулирования. В силу этой причины попытки унификации понятия юридической ответственности пока остаются бесплодными.
III. В подавляющем большинстве определений юридическая ответственность
рассматривается как то, что обращено к нарушителю, который и является центральной фигурой в вопросе об ответственности (субъектом ответственности). Но эти представления в теории права родились прежде всего под влиянием уголовно-правовой ответственности, наиболее ярко демонстрирующей качества юридической санкции и реакции на правонарушение, и к гражданско-правовой ответственности они вряд ли применимы.
Основные начала гражданского законодательства (ст. 1 ГК РФ), специальные нормы (ст. 393^06 и др. ГК РФ) не содержат правил ни об ответственности как последствии правонарушения, ни о самом правонарушении, ни о правонарушителе; наоборот, законодатель ясно и однозначно ориентирован на круг проблем, возникающих в сфере правомерно действующего лица: право (свободу) вступления в правоотношения, обеспечение интересов и восстановления нарушенных прав, их судебную и иную защиту. Случайно ли это?
В гражданском праве вопрос об ответственности ставится в случаях, когда кредитор (иное управомоченное лицо) оказывается лишенным определенных благ и возможностей, поэтому действительной задачей является исследование того, что произошло «на стороне» кредитора; и только в соответствии с обстоятельствами дела могут предприниматься какие-либо действия как управомоченной стороны, так и государства. Деликт или иное гражданско-правовое нарушение при отсутствии претензий (притязаний) и (или) иска управомоченной стороны не порождают состояния ответственности, если, например, отсутствуют негативные последствия у кредитора или он отказывается реализовать свое право.
Современное российское гражданское законодательство однозначно указывает на то, что центральной фигурой в вопросе об ответственности является кредитор (иное управомоченное лицо). Перенесение внимания на фигуру кредитора, а тем самым на его проблемы в связи с неисполнением обязательства видится глубоко симптоматичным.
Личность правонарушителя является значимой в гражданских правоотношениях, но лишь в зависимости от того, как можно решить основную задачу, требующую отыскания источника благ для компенсации потерь кредитора. Теоретически допустимо решить вопрос о компенсации понесенных убытков целиком или в части и без участия правонарушителя. Современная цивилистика знает немало таких способов: страхование ответственности, раскладочная ответственность, страхование предпринимательской деятельности, «канализация» ответственности, создание общенациональных или локальных фондов компенсации убытков и т. п. Сегодня взыскание с непосредственного виновника в гражданско-правовых отношениях производится далеко не всегда или не в первую очередь. Но, например, при недопоставке продукции смежниками поставщик не будет освобожден от уплаты штрафа; по делам о возмещении вреда часто выстраивается «цепочка ответственности», и др.
По мнению Э. Рубина,12 одним из принципов распределения убытков является общий экономический принцип предосторожности. В силу данного принципа законодательство выбирает для возмещения убытков то лицо, которое имеет больше возможностей предотвратить убытки. В банковской деятельности это проявляется, по существу, в распределении убытков, причиненных банку, между всеми клиентами путем увеличения цены услуг. Поэтому естественно, что законодатель вводит более жесткое отношение именно к действиям (бездействию) банка как более осведомленного и сильного партнера в отношениях со своими клиентами-потребителями банковских услуг. Возложение ответственности на банк является примером более технологичного решения проблемы возмещения потерь.
Характерные для законодательства указания на обязанности должника — это, во-первых, актуализация его действий с точки зрения восстановления прав кредитора, во-вторых, ответ законодателя на вопрос, «как» осуществляется ответственность. Но ответа на вопрос, «что» представляет собой ответственность, законодатель не дает.
IV. Законодателю следует пересмотреть и взгляд на ответственность как на явление, связанное и объясняемое через понятие обязанности. Это традиционное и широко распространенное представление базируется на понимании юридической ответственности как реакции, обращенной именно к правонарушителю. Но если центральной фигурой признать кредитора (потерпевшее лицо), то ответственность логичнее было бы раскрывать через субъективные правомочия (возможности) кредитора.
Гражданское законодательство, с одной стороны, никогда не определяло и не определяет ответственность как обязанность должника, и с другой — допускает возможность ее определения как права кредитора. Более того, в ряде случаев ответственность прямо называется правом или связывается с тем, что является юридически защищенной возможностью управомоченного лица. Так, в п. 1 ст. 400 ГК РФ «право на полное возмещение убытков» (подчеркиваю — именно право) совершенно недвусмысленно именуется ответственностью.
Вряд ли стоит спорить о том, является ответственность правом или обязанностью. Скорее всего, эти категории только косвенно выражают содержание ответственности. Следует также учесть, что субъективные гражданские права и юридические обязанности, безусловно, находятся в корреспонденции и взаимообусловливают друг друга.
Проблема в другом. Как меру, масштаб должного поведения юридическая обязанность характеризует правовое состояние того, кто нарушил норму права и тем самым затрудняет выяснение объема правомочий кредитора. Может быть, поэтому неудовлетворительно применяется основная санкция — возмещение убытков, об использовании которой до сих пор чрезвычайно мало правил? Не забываем ли мы, указывая на возмещение убытков как обязанность должника, о главной задаче — о необходимости вооружить пострадавшее лицо достаточной информацией о путях, способах и формах реализации своих правомочий?
Ответы на эти вопросы позволяют объяснить и некоторые теоретические затруднения. Известно, что меры ответственности могут и не применяться к нарушителю гражданских прав — это решает сам пострадавший (кредитор). И если определять ответственность через обязанность нарушителя (должника), создается иллюзия отсутствия ответственности: нет ее мер, нет и ее самой. Если же опираться на понятие гражданско-правовой ответственности как прежде всего на право кредитора (пострадавшего), то ситуация становится понятной: ответственность существует в виде правомочия, реализация которого зависит от волеизъявления управомоченного лица.
Такой взгляд дает возможность сблизить позиции правоведов и в вопросе о так называемой проспективной (активной, позитивной) ответственности. Выделение последней связано прежде всего с явной недостаточностью, рефлекторностью обычной ретроспективной ответственности, ее направленностью исключительно в прошлое. В традиционном понимании юридическая ответственность приближается к средствам статистического учета и является лишь реакцией на уже свершившийся факт правонарушения; в отличие от нее перспективная ответственность ориентирована на будущее и на позитивные действия. Сторонников позитивной ответственности часто справедливо критиковали, в частности, из-за неточных ее определений и невольного отклонения от сферы права. Перенос внимания в решении вопросов ответственности прежде всего на того, чьи интересы и имущество оказались под влиянием вредоносных факторов, — это уже отказ от признаков фатальности во взгляде на ответственность.
V. Природа (сущность) ответственности традиционно связывается с карой и наказанием, с претерпеванием определенных отрицательных последствий. Но разве в гражданском праве главной, неизменной и определяющей чертой (т. с. сущностью) ответственности является наказание? Это не соответствует ни законодательству, ни юридической действительности, ни происхождению конкретных мер гражданско-правовой ответственности.
Логика связи ответственности и наказания, при всех ее модификациях, обычно довольно проста: ответственность потому является наказанием, что в этом выражается отрицательное отношение государства (общества) к совершенному противоправному деянию правонарушителя. Но правонарушение имеет по крайней мере две стороны, два аспекта: оно есть не только деятельность правонарушителя, но одновременно и негативный результат в сфере кредитора. В цивилистике именно эти последствия и предполагаются (должны предполагаться) правонарушением. Гражданское право, если и занимается оценкой деятельности должника, то только в контексте задач (правомерных притязаний) кредитора. Так, если даже нарушен договор (налицо неправомерная деятельность), это еще не служит основанием для применения мер гражданско-правовой ответственности. Исключение, а еще точнее — аномалию, составляет неустойка, которой, впрочем, может и не быть. Если бы неустойка не являлась исключением, то законодателю не надо было бы вводить специальное правило в п. 1 ст. 330 ГК РФ и указывать: «по требованию об уплате неустойки кредитор не обязан доказывать причинение ему убытков». Еще более рельефно рассматриваемый тезис обнаруживается в деликтной ответственности.
По своему происхождению гражданско-правовая ответственность связана исключительно с восстановлением прежнего состояния (до нарушения права) и ее меры суть эквивалент ожидаемого либо утраченного блага вне зависимости от того, что происходит на стороне правонарушителя. Следовательно, гражданско-правовая ответственность не является тем, что противостоит правонарушению (нарушению норм права), и попытки выстроить жесткую схему «норма права — правонарушение — ответственность правонарушителя» содержат логический порок.
Это типично для гражданско-правовой ответственности, но, вероятно, может быть отнесено и к ответственности в других отраслях права. A.M. Васильев по интересующему нас вопросу сказал так: «...связь категорий "правонарушение" и "юридическая ответственность", хотя и фиксирует определенные причинно-правовые зависимости между правонарушением и юридической ответственностью, но связи между противоположными сторонами одной сущности не выражает».13
Ответственность в рамках гражданско-правового регулирования, конечно же, может обременять нарушителя и чаще всего реально обременяет, лишает его определенного количества имущественных благ. Но в какой степени, насколько эти лишения адекватны нарушению, соответствуют ли они его тяжести, стремится ли к учету этого законодатель? Совокупный объем взыскания убытков и неустойки ни теоретически, ни практически никаким образом не связан ни с социальной опасностью нарушения, ни с уровнем виновности, ни с иными характеристиками на стороне правонарушителя. Если ссылаться на то, что общим правилом является зачетная неустойка (ч. 1 п. 1 ст. 394 ГК РФ) и тем самым доминирует принцип полного возмещения убытков, то это лишь подтверждает тезис о верховенстве задачи обеспечения интересов кредитора, но не наказания должника. То же самое можно сказать и о такой новой универсальной санкции, как взыскание процентов по денежным обязательствам (ст. 395 ГК РФ), — объем взыскания ориентирован исключительно на удовлетворение утраченного кредитором и никоим образом не может рассматриваться в качестве наказания для должника: в этом плане данная санкция абсолютно не прогнозируема, не связана ни с характером, ни со степенью нарушения.
Новый ГК РФ не дает оснований говорить и о корректировке объема ответственности должника с помощью форм вины. Сам принцип вины не только претерпел преобразования, но и, по существу, отменен в области предпринимательства (ст. 401 ГК РФ). Должник отвечает постольку, поскольку он имеет долг, а вовсе не потому, что его действия (желания, устремления) упречны. В гражданском праве в настоящее время устранены категории субъективного порядка (психического переживания, внутреннего эмоционального мира и т. п.), и оно базируется в основном на фактах объективной реальности.
Исследование задач, которые стоят перед гражданско-правовой ответственностью, позволило известному в конце прошлого века юристу Холмсу констатировать: «Эта область права страдает излишней моралистической фразеологией. Здесь можно многое сказать о вине, о злобе, об обмане, об умысле и неосторожности. Отсюда — взгляд, что поведение какого-нибудь человека зависит от нравственных его недостатков. Но если этот взгляд и нашел себе некоторых приверженцев, то большинство (между англосаксами) все же пришло к совершенно противоположному взгляду о том, что человек отвечает за все свои деяния, что он всегда действует на свой страх и риск, каково бы ни было его психическое состояние».14
Наиболее рельефно такой подход к ответственности был выражен представителями позитивной школы права, которые вовсе не отрицали необходимость учитывать психологические, нравственные и иные условия правонарушения, но полагали основным критерием сам факт его совершения. Э. Ферри, анализируя углубляющееся расхождение между классической и позитивной школой, писал: «...всякий человек отвечает за всякое совершаемое им антиправовое деяние, исключительно потому и поскольку он живет в обществе».15
Общий вывод вытекающий из признания восстановления прежнего имущественного положения кредитора как основной задачи гражданско-правовой ответственности, — это проверка действительного соответствия имеющихся сегодня санкций данной задаче, а также возможного устранения из сферы гражданского права нетипичных (чуждых) для нее мер ответственности. Так, в этом смысле взыскание неустойки следует рассматривать как аномалию и законодательно предусмотреть возможность применения данной санкции только в отдельных, исключительных случаях, и прежде всего — для ситуаций, когда невозможен или существенно затруднен процесс расчета, доказывания и (или) взыскания убытков. Следует вспомнить, что в англоязычных странах суды до сих пор относятся с понятным предубеждением к неустойке (штрафу), справедливо полагая, что «убытки не могут быть использованы для наказания ответчика, каким бы возмутительным ни было его поведение».16 В отечественной правоприменительной практике, где неустойка явно превалирует над убытками, взыскание неустойки (штрафа) чаще всего носит характер несоразмерного и (или) неосновательного обогащения истца.
Безусловно, рассмотренное не касается так называемой законной неустойки, цели которой не совпадают с обычной гражданско-правовой ответственностью. Н. С. Малеин по этому поводу справедливо рассматривает экономическую обоснованность ответственности как эквивалент между объемом ответственности и объемом причиненных убытков.17
Как известно, прогресс человечества и создание высокоразвитых цивилизаций историки связывают прежде всего с обменом товаров (услуг, иных результатов деятельности), который одновременно с разделением труда явился основанием повышения уровня социально-экономической жизни людей. И здесь уместно процитировать известного шведского правоведа Эрика Аннерса: «Такой обмен, однако, был бы невозможен, если бы обе участвующие в нем стороны не рассматривали обмениваемые товары или услуги в качестве равноценных. Поэтому в результате обмена как формы социально-экономического института у людей формировались представления (разные в разных культурах и на различных уровнях культурного развития) об эквивалентности и стандартах того, что являлось эквивалентом. К периоду, когда внутри родовых общин была сформирована система правовых норм, вызванная к жизни осознанием необходимости сохранения мира между родами ради интересов племени в целом, примирительное право вместе с его системой штрафов (наказаний) стало средством решения спорных вопросов (конфликтов). Так же как и обмен, примирение оказалось бы невозможным, если бы штрафные санкции как таковые не рассматривались в качестве категорий, по значимости адекватных нарушению интересов противной стороны. Отсюда же со всей очевидностью следует, что, когда люди начали задумываться над тем, что мы называем правовыми категориями, миром их правового мышления завладела идея: равное за равное».18
Таким образом, пеня и любая другая санкция в гражданском праве, которая следует при нарушения нормы, есть прежде всего эквивалент, предоставляемый в качестве достаточной и легальной компенсации. Ее определяющая общесоциальная функция — компромисс, позволяющий снять противоречия, что приводит к погашению притязаний и примирению. Ничего подобного нет в уголовном праве, где применение мер ответственности является средством создания новых конфликтов.
VI. Гражданское право — дуалистично, так как в этой отрасли существуют, по крайней мере, два принципиально различных слоя нормативного регулирования: а) нормы, исходящие от государства, и б) нормы, создаваемые либо акцептованные непосредственно участниками экономического (гражданского) оборота. Точно так же должны разграничиваться и два вида ответственности в гражданском праве.
Идеи и цели, ради которых устанавливает определенные предписания (нормы) законодатель, с одной стороны, и партнеры по договору — с другой, не совпадают и не могут совпадать. Участники гражданско-правовых отношений действуют, исходя из собственных частных представлений и интересов (п. 2 ст. 1 ГК РФ), а санкции, устанавливаемые законодателем, выражают публично-правовой срез регулирования, который (в разной степени) присущ любой отрасли.
Таким образом, сущность, форма и порядок применения ответственности, установленной государством, принципиально отличают ее от обычной гражданско-правовой ответственности. Фактически это — два различных вида ответственности, поэтому при обсуждении вопроса об ответственности в гражданском праве всегда следует уточнять характер регулирующей нормы и только затем давать оценку конкретной санкции.
*Кандидат юридических наук, доцент Самарской государственной экономической академии.
©В.А. Хохлов, 1997.
1Литература по данному вопросу достаточно известна, поэтому ограничусь лишь указанием на сборник научных трудов, специально посвященный юридической ответственности. В нем легко увидеть, что опреде-ления юридической ответственности у авторов различных статей не только не совпадают, но свидетельствуют о различном понимании существа ответственности (Юридическая ответственность: Проблемы и перспективы: Учен. зап. Тартуского университета. Тарту, 1989. — Сравните позиции И. А. Ребане (с. 9 и след.), Н. С. Малеи-на (с. 30 и след.), Ю. Э. Райдла (с. 48) и других авторов).
2Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. С. 717.
3Вероятно, на формирование слова «ответственность» и его закрепление в русской речи оказали влия-ние прежде всею слова «ответствовать» и «ответчик», которые обладают типичными для русского языка фоне-тикой и формой. Они были распространены уже в средние века (см., напр.: Соборное Уложение 1649 г. // Исто-рия государства и права России. Источники права. Юридические памятники XI-XX вв. М., 1995. П. 3, 101, 102, 108 и др).
4Гуляев А. М. Русское гражданское право: Обзор действующего законодательства, кассационной практики Прав. Сената и проекта Гражданского Уложения. СПб., 1913.
5Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 293.
6См., напр.: Новый англо-русский юридический словарь. Киев, 1993. С. 152, 214. — Ср. мнение А. С. Комарова (Комаров А. С. Ответственность в коммерческом обороте. М., 1991. С. 30-31 и др.). Как свидетель-ствовал Ю.Г. Матвеев в своей специальной работе (Матвеев Ю. Г. Англо-американское деликтное право. М., 1973, С. 14 и след.), многочисленные попытки английских и американских юристов дать определение слову «tort» (обязательство из причинения вреда) так ни к чему и не привели.
7Варкалло В. Об ответственности по гражданскому праву. М, 1978. С. 88-89.
8См., напр.: Бабкин A.M., Шендецов В.В. Словарь иноязычных выражений и слов. Т. 1. М., 1981. С. 593.
9См., напр.: Теория государства и права: Курс лекций. Саратов, 1995. С. 447. — В цивилистической ли-тературе одной из наиболее популярных была и остается формулировка О. С. Иоффе, также содержащая ука-занные признаки (Обязательственное право. М, 1975. С. 97).
10Ср.: Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность. М., 1976. С. 95-96.
11Саватье Р. Теория обязательств. М, 1972. С. 330.
12Ефимова Л. Г., Новоселова Л. А. Банки: Ответственность за нарушения при расчетах. М., 1996. С. 7-8.
13Васильев А. М. Правовые категории. М. 1976. С. 245.
14Цит. по: Ферри Э. Уголовная социология. Ч. 2. СПб.. 1896. С. 112. — Орфография исправлена на сов-ременную мной.
15Там же. С. 111-112. — Орфография исправлена на современную мной.
16Ансон В. Договорное право. М, 1984. С. 344.
17Малеин Н. С. Имущественная ответственность в хозяйственных отношениях. М.. 1968. С. 124.
18Аннерс Э. История европейского права. М., 1994. С. 25-26.
