Гражданское законодательство советского периода : 

Скитович, В. В.

Гражданское законодательство советского периода :

Опыт историко-правового анализа /В. В. Скитович.

//Правоведение. -1993. - № 4. - С. 112 - 117

АНАЛИЗ[ОЦЕНКА] - ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО - 

ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ - ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ - 

РЕФОРМЫ - РЫНОЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ - ХОЗЯЙСТВЕННОЕ 

ПРАВО 

Материал(ы):

Гражданское законодательство советского периода: опыт историко-правового анализа [Журнал "Правоведение"/1993/№ 4]

Скитович В.В.

Среди идущих в настоящее время в России юридических реформ особое место принадлежит реформе гражданского законодательства. Регулируемые им отношения составляют, как известно, ту основу, на которой построена вся экономическая система любого современного государства, и потому переход от тоталитарной к рыночной модели управления хозяйственными процессами вызывает настоятельную необходимость разработки соответствующего правового механизма, способного адекватно отражать реалии сегодняшнего дня.

Сейчас в научной литературе достаточно активно обсуждаются перспективы и возможности создания в России гражданского обществ. Это популярное словосочетание толкуют, как правило, весьма односторонне и выдвигают на первый план прежде всего политико-правовой аспект данной проблемы. При всей несомненной важности этой стороны формирования совокупности свободных и равноправных людей не следует упускать из виду, что названное понятие имеет, кроме всего прочего, собственно цивилистический смысл. Иначе говоря, сумме политических гарантий обязательно должна соответствовать определенная имущественная правоспособность личности, выражающая степень ее суверенитета в сфере взаимоотношений различных субъектов экономической системы государства. Таким образом, наряду с Конституцией страны должен существовать и другой основополагающий нормативный документ — гражданский кодекс, содержащий комплекс прав человека на его имущество и юридические границы владения, пользования и распоряжения им. Такова традиционная модель, сложившаяся в странах, которые относятся к так называемой континентальной правовой семье. И говоря о перспективах дальнейшего совершенствования гражданского законодательства, небезынтересно будет вспомнить некоторые исторические обстоятельства, неизменно влиявшие на его формирование в советский период. Как известно, взятие власти большевистской партией и все связанные с этим социальные последствия проходили под знаком тотального отрицания буржуазных государственно-правовых начал, в том числе и начал юридического регулирования отношений имущественного характера. В первые годы после революции большевики активно пытались провести в жизнь много радикальных преобразований, связанных с ликвидацией товарно-денежной формы и переходом к прямому продуктообмену между городом и деревней. Весьма характерна в этом смысле была, например, идея уничтожить денежное обращение в стране, объединить все ее население в производственно-потребительские коммуны и наладить между ними натуральное распределение произведенных ими продуктов. Подобные мероприятия, как, впрочем, и сам факт революционного переворота, были в конечном счете результатом крушения целого ряда экономических и политических принципов, лежавших в основании всей прежней системы российской государственности. Если рассматривать эту проблему в ее специальном цивилистическом аспекте, то следует иметь в виду прежде всего кризис тех идей, которые принесла с собой в начале прошлого века Французская революция и которые получили распространение в России в пореформенную эпоху. Формальное равенство всех граждан перед законом и судом, святость и неприкосновенность частной собственности, свобода договора и другие положения, установленные знаменитым французским гражданским кодексом, не привели к социальному, миру на континенте. Реальный опыт XIX столетия, столь богатого на разного рода общественные потрясения, заставил очень многих усомниться в истинности всех этих основополагающих начал частноправовой свободы и породил в качестве идеологической альтернативы марксистское учение с его апологетикой социального коллективизма. Хотя сам Маркс никогда не связывал перспективы предсказанной им пролетарской революции с Россией, именно она силой целого ряда субъективных и объективных факторов, заслуживающих специального рассмотрения, оказалась той страной, в которой была предпринята первая попытка воплотить в действительность его доктрину.

Практика государственного строительства очень быстро заставила новую власть избавиться от многих иллюзий, в том числе и в экономической области. Режим так называемого «военного коммунизма», установленный в годы гражданской войны и иностранной военной интервенции, оказался совершенно непригодным в мирное время, вызвав серьезное недовольство самых широких слоев населения, и в первую очередь крестьянства, что грозило правящей партии утратой ее политических позиций.

Это непосредственно и определило переход в начале 20-х годов к новому экономическому курсу, который сводился, по существу, к реставрации известной части имущественных отношений в их традиционном виде. Юридическим выражением данного перехода стал наиболее систематизированный свод гражданско-правовых норм тех лет — Гражданский кодекс РСФСР 1922 г.

Хозяйственные реформы эпохи нэпа были весьма знаменательным явлением. Они показали полную несостоятельность попытки преодолеть действие экономических законов средствами всеобщего огосударствления хозяйственной жизни, которые быстро привели к хаосу, анархии и обнищанию населения; пришлось также признать абсолютную необходимость адекватного сложившимся отношениям правового регулирования. Вместе с тем если в других областях оно сразу же приобрело ярко выраженную классовую окраску, то в названной сфере добиться аналогичного эффекта было несравненно труднее. Юридическая оболочка, в которую пришлось облекать экономические отношения, с большим трудом поддавалась такого рода нововведениям. Кодекс 1922г. представлял собой компиляцию, составленную частью из старых российских законов, частью из действующего законодательства некоторых западноевропейских стран. Он легализовал целый ряд институтов, которые в классической марксистской трактовке рассматривались как типично буржуазные; с данным обстоятельством ничего не могли поделать даже самые радикальные реформаторы правовой надстройки. Гражданское право, следовательно, стало самым, так сказать, буржуазным из всех.

Равной имущественной правоспособностью наделялись все граждане республики, не ограниченные в правах в судебном порядке, в том числе, как тогда говорили, «классово враждебные элементы" такие ограничения в правах могли быть установлены по действовавшим тогда нормам только в отношении ряда политических прав и содержались не в гражданском, а в уголовном законе. Получило юридическое признание право частной собственности, в объектном составе которой нашли свое место промышленные и торговые предприятия, орудия и средства производства, дававшие возможность их обладателям заниматься предпринимательской деятельностью. В этих же целях физические лица были наделены правом организовывать товарищества различных видов: простые, полные, товарищества с ограниченной ответственностью, товарищества по вере, а также паевые товарищества — акционерные общества. В экономику страны допускался заграничный капитал. Многие иностранные компании и фирмы вели в те годы в России хозяйственную деятельность на основании концессионных соглашений с правительством (ст. 14, 15, 52, 54, 55, 276 и др. ГК РСФСР 1922 г.).

Наряду с отмеченными нормами в ткань кодекса были вплетены и другие — социалистические — положения. Например, имущественная правоспособность частных лиц не признавалась законодателем как абсолютная юридическая ценность, а имела, если можно так сказать, делегированный характер; она предоставлялась лицам строго но функциональному признаку «в целях развития производительных сил страны» (ст. 4 ГК, РСФСР 1922 г.). Законодатель закрепил также принципы активного вмешательства государства в хозяйственные отношения и в имущественную сферу граждан, в ту область, которая всегда считалась гарантированной от каких-либо внешних посягательств. Это выражалось как в полном изъятии из оборота целого ряда объектов (земля и другие природные ресурсы, национализированные и муниципализированные предприятия и пр.), так и в различных юридических ограничениях, распространявшихся на личное имущество и в отношениях собственности, и в отношениях обязательственно-правового характера, и в наследственных правоотношениях. Напротив, правовой режим государственного имущества был совершенно иным. В частности, законодатель установил правило его неограниченной виндикации; общие сроки исковой давности к данным требованиям не применялись. По делам такого рода была вообще отвергнута принятая в теории презумпция законности владения; во всех случаях суды должны были исходить из предположения о правомерности нахождения спорного объекта именно у государства.

Вслед за политической властью правовая наука рассматривала хозяйственные и юридические реформы того периода как неизбежное и вынужденное отступление от генеральной линии на построение в стране основ социалистической экономики. Тем не менее с таким шагом назад приходилось считаться. По сути дела, перед юриспруденцией стояла одна главная задача; увязать марксистский постулат о коренном преобразовании базиса и постепенном отмирании политико-правовой надстройки

с реальной практикой 20-х годов, признавшей в ГК частную собственность на средства производства, предпринимательство и многие другие атрибуты капиталистического хозяйства, и создать удовлетворительную в теоретическом плане схему регулирования имущественных отношений строящего социализм государства, В соответствии с духом классического марксизма, которому ученые того времени пытались следовать в ходе анализа цивилистической проблематики, основной акцент делался ими на разного рода факторах экономического, исторического и социального порядка, определявших, согласно марксистским положениям, характер а особенности всей совокупности сложившихся в обществе правовых представлений и государственных институтов. К числу наиболее заметных идей в этой области относились, например, распространенные в 20-е годы концепции Е. Пашуканиса, выводившего юридические отношения непосредственно из производственных, П. Стучки, который рассматривал право как определенную систему общественных отношений, М. Рейснера, утверждавшего, что право — это одна из идеологических форм, обусловленных волей господствующего класса.

Считая экономическое отступление временным, все они видели перспективы развития пролетарского государства весьма однозначно: в изгнании из экономики страны вынужденно допущенных туда элементов частнокапиталистического хозяйства. Практика действительно шла именно в данном направлении. Вместе с ней параллельно с собственно гражданско-правовыми нормами начал скидываться значительный по своему объему массив ведомственных актов, регламентировавших отношения между предприятиями и организациями, которые создавались на базе государственной собственности. Подобное соседство давало очень многим основание считать, что по мере качественного и количественного роста этих отношений они постепенно вытеснят цивилистические способы социального регулирования. В рамках такого подхода гражданское право рассматривалось в юридической системе как явно чужеродное звено, которому суждено было рано или поздно отмереть.

Движение научной мысли тех лет, несмотря на кажущуюся убедительность его методологических посылок, несло в себе серьезный внутренний изъян, который и привел в конечном счете вес названные выше теории к полному краху. Ортодоксальная интерпретация марксистского положения о перспективах эволюции политико-правовой надстройки в ходе строительства социализма не могла со временем не вступить в очевидное противоречие с действительными процессами развития советского государства и его политического режима. Расширение социальной базы власти, соответствующая трансформация целого ряда ее институтов и, наконец, переход от партийно-бюрократических к автократическим методам руководства обществом—все эти обстоятельства питали постоянно нараставшие в идеологии того времени сильные этатистские тенденции, рассматривавшие государство как высший результат и конечную цель социального развития. В этих условиях всякого рода взгляды, так или иначе проповедовавшие идеи об отмирании права, очень скоро приобрели криминальный оттенок и были объявлены враждебными марксизму. Одновременно утратило свой негативный смысл и само гражданское право, которое и в формальном и в содержательном плане получило окончательное признание.

Таким образом, фактическая легализация его норм состоялась уже через пять лет после революции; что касается, если можно так выразиться, идеологической реабилитации этой отрасли, то она растянулась на целых полтора десятилетия. Именно такой срок потребовался для того, чтобы право в целом перестало рассматриваться как наследие ушедшей в прошлое эпохи и перешло в разряд необходимых новому обществу социальных ценностей. Но это признание имело и оборотную сторону. По существу право постигла та же участь, что и многие другие общественные институты; оно было, так сказать, огосударствлено. Отбросив прежние идеи, видевшие только онтологическое основание этого явления, наука того времени впала в иную крайность и отождествила право со специфической формой его выражения — с социальной нормой, установленной государством и санкционированной принудительной силой последнего. Тем самым была стерта граница между законом и правом и созданы объективные предпосылки для превращения последнего в послушный инструмент, посредством которого правящая партия решала разного рода политико-стратегические задачи. В 20—30-е годы они сводились к окончательному вытеснению из советской экономики частного предпринимательства. Когда эта линия восторжествовала не только в промышленном производстве и торговле, но и — на путях коллективизации— в сельском хозяйстве, она получила во второй половине 30-х годов соответствующее выражение в конституционной норме, закрепившей приоритетное положение в хозяйственной системе страны социалистической собственности. Наряду с ней появился институт личной собственности советских граждан, регулирование которой заключалось в обеспечении ее потребительского назначения. Все указанные выше статьи ГК 1922 г., предусматривавшие специальную частнопредпринимательскую правоспособность физических лиц, лишились своего реального материального содержания, хотя и продолжали формально существовать. Вторая крупная кодификация гражданского законодательства, произошедшая в начале 60-х годов, окончательно ликвидировала эти нормы, ставшие к тому времени юридическим анахронизмом.

Республиканские гражданские кодексы того периода оказались по сравнению со своими предшественниками в гораздо большей мере насыщенными различными декларациями политического характера, которые прямо вытекали из принятой тогда очередной партийной программы, поставившей для страны новую цель — построение коммунистического общества. Ее достижению были подчинены и содержание и основные направления дальнейшего развития всего гражданского законодательства, которое должно было способствовать созданию, как гласил закон, «материально-технической базы коммунизма» и все более полному удовлетворению материальных и культурных потребностей граждан (ст. 1 ГК РСФСР 1964 г.). Кодексы определяли пределы осуществления и защиты гражданских прав, предусмотрев, что таковые должны охраняться законом, кроме случаев, когда они осуществляются «в противоречии с их назначением «в социалистическом обществе в период строительства коммунизма» (ст. 5 ГК РСФСР).

Основой экономики были названы социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность на орудия и средства производства, подчинявшиеся народнохозяйственному планированию. Названная программа устанавливала также исторические границы гражданского права вплоть до того момента, когда товарно-денежные отношения должны были изжить себя одновременно с переходом к единой общенародной собственности и коммунистической системе распределения материальных благ. Достигнуть этого предполагалось па путях постепенного сближения с государственной колхозно-кооперативной собственностью, па которую, кстати, были распространены повышенные меры гражданско-правовой защиты, установленные в свое время для государственной собственности. На деле это означало дальнейшее изгнание из регулируемых гражданским правом отношений их специфически стоимостного содержания. В наибольшей степени данный подход был характерен, конечно, для государственного сектора, где правила, определявшие традиционную цепочку — производство, распределение, обмен и потребление, — отражали отнюдь не законы рынка, а прямое и непосредственное воздействие на экономику со стороны разного рода властных структур. Полное огосударствление всех указанных процессов привело к появлению в законодательстве различных искусственных конструкций, вроде права оперативного управления, закреплявшего порядок и пределы владения, пользовании и распоряжения имуществом, закрепленным за государственными предприятиями и организациями. Естественно, что центр тяжести нормирования производственно-распределительных процессов переместился в область обязательственного права; законодатель ввел в ГК ряд новых для того времени хозяйственных договоров и обязательств, регулировавших отношения по поставке продукции и товаров, перевозке народнохозяйственных грузов, подряду на капитальное строительство и многие другие.

Именно в этот период получила достаточно широкое распространение всем известная концепции хозяйственного права. Она опиралась прежде всего на нормотворческую практику того времени, для которой был характерен бурный и неконтролируемый рост разного рода подзаконных актов, издававшихся управленческими органами всех звеньев и уровней. Хозяйственное законодательство 60—70-х годов представляло собой огромный конгломерат, образовавшийся путем механического соединения совершенно разнородных элементов, с одной стороны, традиционных гражданских норм, а с другой — различных организационно-административных положений, регламентировавших деятельность государственных предприятий и объединений, их правосубъектность, режим имущества, систему хозяйственно-правовых связей с партнерами и т. д. Подобная ситуация была присуща не только отношениям в сфере хозяйства. Гражданское право испытывало сильное давление и в других областях, например в сфере отношений жилищного найма. Упразднение стоимостной природы последних породило, в сущности, ту же правовую аномалию. Нормы, которые определяли режим жилых помещений, относившихся к различным фондам, порядок их предоставления и пользования ими, также переплелись с нормами государственного, административного, брачно-семейного и других отраслей законодательства, причем степень их обособления достигла уже кодификационного уровня.

Экспансия публично-правовых начал даже в имущественные отношения частных лиц была усилена. Нагляднее всего это выразилось в особенностях регулирования личной собственности граждан, подвергшейся дальнейшим юридическим ограничениям. В основании подобной законодательной практики, несомненно, лежал общий методологический подход к ней как к производной, зависимой от социалистической собственности и, следовательно, исторически бесперспективной экономической форме. Как таковая она была объявлена всего лишь одним из средств удовлетворения потребностей советских граждан, которые предполагалось по мере продвижения к коммунизму обеспечивать за счет общественных фондов. Законодатель не только казуистически нормировал се объективный состав; в этот институт было введено специальное положение, указывавшее на недопустимость использования личного имущества для извлечения так называемых «нетрудовых» доходов. За нарушение данного предписания устанавливался целый ряд гражданско-правовых санкций, в том числе безвозмездное изъятие указанного имущества в доход государства. Личная собственность ни при каких условиях не могла быть смешана с социалистической на долевых началах; при возможном появлении такого рода формы она подлежала прекращению в установленном порядке.

Впоследствии, когда попытка слить различные виды собственности воедино в исторически короткие сроки и добиться создания экономической основы коммунистического общества была признана волюнтаристской, вопрос о временных границах товарно-денежных отношений и соответственно гражданско-правового регулирования сам собой отошел на задний план.

Несмотря на различные дезинтеграционные процессы и колебания внутриполитического курса, гражданское право оказалось, как подтвердил исторический опыт, очень жизнеспособным и «отмирать» так и не пожелало. Отмирание началось совсем в другом месте, а именно в области старых, отживших свое, догматических представлений о путях дальнейшего движения государства и общества вперед. Эти изменения, начавшиеся во второй половине 80-х годов, привели в конечном итоге к полной переоценке сущности гражданского права и его роли в деле регулирования отношений имущественного характера.

К тому времени стала очевидной необходимость коренного преобразования всей хозяйственной системы, которая давно уже утратила всякую способность стимулировать развитие производительных сил страны. Вначале решить эту задачу предполагалось в рамках прежних политико-экономических координат, не подвергая сомнению ведущую роль государственной собственности на средства производства и принцип централизованного руководства народнохозяйственным комплексом. Именно данный фактор и определил общее направление реформ первого этапа перестройки, начавшихся не внизу, не в отношениях собственности, а, наоборот, наверху. Первым шагом в этом направлении стало реформирование статуса ведущих хозяйствующих субъектов — предприятий—через расширение их самостоятельности и перевод на полный хозрасчет, самофинансирование и самоуправление. При этом Закон СССР о государственном предприятии 1987 г. подчеркивал, что деятельность такового должна подчиняться плановым началам как важнейшему инструменту реализации экономической политики коммунистической партии и государства (ст. 2). Все эти меры были, по существу, чем-то вроде второго издания неудавшейся реформы 60-х годов, на путях которой пытались в свое время вдохнуть новую жизнь в одряхлевшую экономику. Подобным же паллиативом оказались преобразования кооперативного сектора, развитие которого должно было придать «новый импульс колхозному движению» и способствовать «более полному использованию возможностей и преимуществ социализма» (Преамбула и ст. 1 Закона СССР о кооперации 1988 г,). В условиях сохранявшейся тогда монополии государства на материальные и сырьевые ресурсы мероприятие такого рода не могло, естественно, принести никаких серьезных результатов, если не считать целого ряда издержек, связанных с многочисленными злоупотреблениями этой формой хозяйствования. Чаще всего они допускались в сфере торгово-закупочной деятельности кооперативов, многие из которых попросту паразитировали на государственных структурах. Последним, в свою очередь, также приходилось нести бремя неоправданного увлечения демократическими методами управления производственными процессами со стороны трудовых коллективов, которым в этом отношении были предоставлены очень широкие права, вплоть до избрания руководителя предприятия и освобождения его от занимаемой должности.

Очередным шагом на пути реформ стали изменения в области обращения разного рода материальных благ, регулировавшегося в гражданском праве нормами обязательственно-правового характера. Законодательство об аренде, принятое на втором этапе перестройки, было тем средством, с помощью которого шло постепенное разгосударствление имущества, составлявшего до того единый и неделимый фонд. Аренда была допущена во все сферы народного хозяйства; ее объектом могли быть земля и другие природные ресурсы, предприятия и организации, отдельные здания, сооружения, оборудование, транспортные средства и иные материальные ценности. Законодатель предусмотрел возможность выкупа арендованного имущества и перехода его в собственность арендатора—соответственно гражданина или юридического лица — с преобразованием в последнем случае предприятия в акционерное общество, кооператив или иную единицу, действующую на основе коллективной собственности.

Процесс внедрения рыночных отношений в экономику страны неуклонно приближался к самой сердцевине хозяйственной жизни—институту собственности на основные средства производства и природные ресурсы государства. Ключевым в этом смысле стал Закон СССР о собственности 1990 г. Он, по существу, воспроизвел ту классификацию видов собственности, которая была предусмотрена еще в первом ГК РСФСР. При этом содержание правоспособности граждан было значительно расширено, в том числе до пределов хозяйственной деятельности с применением наемного труда, правда, с оговоркой о недопустимости отчуждения работника от средств производства и эксплуатации человека человеком (ст. 1). Логическим продолжением указанного процесса стали акты 1990—1991 гг., закрепившие правовое положение различных видов предприятий при многообразии форм собственности и основные начала предпринимательской деятельности граждан. вновь, после долгого перерыва, получили признание законодателя предприятия, созданные па основе объединения имущества частных лиц, — акционерные общества и товарищества различных видов. Были окончательно, так сказать, восстановлены в своих правах личная прибыль, частное предпринимательство, наемный труд, конкуренция и т. п. понятия, которым ранее в юридической теории и практике не могло быть места. Государство провозгласило поддержку предпринимателей, гарантированность для них равных возможностей доступа к материальным, финансовым, трудовым, информационным и природным ресурсам, а также судебную защиту их законных интересов.

Так на новой исторической ступени произошла своеобразная релегализация рыночного хозяйства, того хозяйства, элементы которого существовали еще во времена нэпа. Разумеется, современные реформы не означают возврата к состоянию начала 20-х годов — эти два этапа в развитии нашего государства просто несопоставимы. Тем не менее известную смысловую аналогию между ними можно провести. Оба этих периода близки в одном: в тех причинах, которые обусловили в конечном счете необходимость коренных преобразований всего экономического базиса общества. И в том и в другом случаях жизнь убедительно доказала абсолютную несостоятельность попыток пренебречь объективными законами рынка и поставить экономику на службу разного рода политико-идеологическим программам. В этом, может быть, и заключается один из главных уроков, который следует извлечь из семидесятилетней истории гражданско-правового законотворчества советского периода. Примечательной чертой происходящих сейчас процессов как раз и является очевидный отказ законодателя от столь заметной в прошлые годы идеологизации юридического регулирования.

Появляется реальная возможность положить конец малопродуктивным научным спорам по целому ряду гражданско-правовых проблем, в том числе связанным с уже упомянутой теорией хозяйственного права. Как известно, этой идее-долгожительнице суждено было всегда находить себе сторонников среди цивилистов самых разных поколений. Факт ее присутствия во всех дискуссиях, которые постоянно велись по этому вопросу, невозможно объяснить слабостью выдвигавшихся против нее аргументов. Напротив, доводы ее многочисленных критиков всегда выглядели вполне убедительно. Причина скрывалась в другом. Приверженцам единства гражданского права никогда, в сущности, не удавалось создать непротиворечивую с логической точки зрения концепцию предмета правового регулирования в этой области. Организация взаимосвязей внутри государственного сектора экономики в советский период никак не могла уложиться в рамки юридических институтов, сложившихся совсем в иных условиях, т. е. на основе развитых рыночных форм товарно-денежных отношений. Это объективное несоответствие юридической формы л ее конкретного материально-правового наполнения вело к постепенному расчленению гражданского права на массивы нормативных актов, очень слабо соединенных между собой в содержательном смысле. Подобное положение как раз и служило источником появления в советской цивилистике многочисленных идей, пытавшихся преодолеть указанную внутреннюю несогласованность различных элементов одной системы. Понятно, что в условиях, когда многие экономические отношения в стране давно утратили свой специфически стоимостной характер, найти удовлетворительное решение данной задачи было совершенно невозможно. В такой же мере было невозможно, не впадая в противоречия, обосновать единый подход к нормированию государством всего комплекса социальных связей, складывающихся в области производства и распределения разного рода материальных благ.

Только возвращение к началам рыночного хозяйства позволит достигнуть на качественно новом историческом этапе определенного синтеза гражданского права. Для этого необходимо очистить его от чуждых политических деклараций, которыми всегда изобиловали его нормы, привести содержание этой отрасли в соответствие с опытом цивилизации и таким образом наполнить новым смыслом принцип единства гражданско-правового регулирования общественных отношений. Разумеется, подобные реформы не могут развиваться сами по себе, в отрыве от происходящих в государстве экономических и политических процессов. Их зависимый характер в этом плане вполне очевиден. Преобразование не только экономики, но и политической и социальной жизни в немалой степени обусловлено тем, насколько эффективным будет создаваемый сейчас юридический механизм. А этот механизм должен служить прежде всего интересам человека, первым условием общественной свободы которого выступает его экономическая свобода.