Латыев А.Н. aka Smertch 001 smertch@mail.ru К ВОПРОСУ О ПРАВОВОМ ПОЛОЖЕНИИ ДОБРОСОВЕСТНОГО ПРИОБРЕТАТЕЛЯ002
Современное российское гражданское законодательство придерживается, как известно, начала ограниченной в пользу добросовестного приобретателя виндикации. Несмотря на то, что ограничение виндикации представляет собой достаточно давно и хорошо известный отечественному правопорядку институт, его юридическая конструкция остается предметом одной из наиболее оживленных дискуссий в рамках современной российской науки гражданского права.
Многие современные цивилисты считают, что действующее российское законодательство позволяет считать добросовестного приобретателя собственником немедленно по приобретении имущества. Среди сторонников этой точки зрения можно назвать В.А. Белова, О.В. Гутникова, А.В. Коновалова, А.В. Лисаченко, В.А. Рахмиловича, А.П. Сергеева, Ю.А. Тарасенко, Д.О. Тузова, В.В. Чубарова003 .
С другой стороны, не менее представительны и ряды их противников, считающих, что de lege lata добросовестного приобретателя нельзя считать собственником, а право собственности может быть приобретено им только по какому-либо другому основанию, предусмотренному гражданским законодательством. В качестве такого другого основания называется, как правило, приобретательная давность. Такая точка зрения защищается, например, А.И. Авласевичем, Р.С. Бевзенко, Ф.О. Богатыревым, О.Г. Ломидзе, В.В. Ровным, К.И. Скловским004 . При этом ими практически не подвергается сомнению теоретическая возможность и практическая необходимость добросовестного приобретения права собственности; отмечается лишь, что этот институт неизвестен действующему отечественному законодательству.
Предваряя исследование, отмечу, что, исходя из состояния российского гражданского законодательства на момент написания настоящей статьи (декабрь 2004 года), я присоединяюсь ко второй из названных выше точек зрения. Аргументы против признания добросовестного приобретателя собственником немедленно по приобретении имущества будут приведены в первой части настоящей работы. Вторая часть посвящена доказательству возможности приобретения добросовестным приобретателем права собственности по давности владения. В третьей части рассматривается правовое положение добросовестного приобретателя в течение срока приобретательной давности. Наконец, четвертая часть посвящена перспективам закрепления института добросовестного приобретения в отечественном законодательстве и его дальнейшего развития.
I.
Представление о том, что виндикация имущества от добросовестного приобретателя не допускается ввиду того, что последний становится собственником этого имущества, достаточно распространено и теоретически обоснованно. Среди отечественных авторов наиболее подробное обоснование дано в начале XX века И.Н. Трепицыным и в его середине Б.Б. Черепахиным005 .
Ряд иностранных законодательств expressis verbis признает приобретателя собственником. Так, §932(1) Германского гражданского уложения (ГГУ) гласит: «Вследствие отчуждения, произведенного согласно §929, приобретатель становится собственником, даже если вещь не принадлежала отчуждателю, за исключением случаев, когда он на момент приобретения права собственности действовал бы недобросовестно». Почти буквально это правило воспроизводится ст.192 японского ГК. Из новейшего законодательства можно назвать ч.1 ст.3:86 ГК Нидерландов, действие которой распространяется не только на приобретение вещей, но и иного нерегистрируемого имущества, а также «предъявительских и ордерных прав». Сходные нормы содержат кодексы некоторых стран СНГ (ст.182 ГК Азербайджана, ст.187 ГК Грузии и ст.331 ГК Молдовы) и эстонский Закон о вещном праве (ст.95).
Нельзя не заметить отсутствия в названных законах правил, ограничивающих саму виндикацию, подобных ст.302 ГК РФ, ибо, признай мы добросовестного приобретателя собственником вещи немедленно по ее приобретении, предъявление к нему виндикационного иска было бы бесперспективным, во-первых, в силу того, что прежний собственник уже утратил свое право, а во-вторых, потому, что нынешний владелец является собственником, т.е. законным владельцем, от которого имущество, разумеется, виндицировано быть не может006 . В связи с этим справедливо утверждение К.И. Скловского: «Наличие в законодательстве нормы об ограничении виндикации в пользу добросовестного приобретателя не подтверждает, а скорее опровергает допущение, что этот же приобретатель уже стал собственником»007 .
Впрочем, это допущение может быть подтверждено самим законодателем, примеры чему можно обнаружить в ГК РСФСР 1922 года и Гражданском законе Латвии (ГЗЛ) 1937 года, содержащих как правила, ограничивающие собственно виндикацию (ст.60 и 1065 соответственно), так и прямое указание на возникновение в данном случае у приобретателя008 права собственности (ст.183 и ч.2 ст.2010 соответственно). Существенное значение здесь имеет именно последняя норма. Даже такой убежденный сторонник приобретения добросовестным покупателем права собственности, как Б.Б. Черепахин, писал: «Сам по себе отказ в виндикационном иске против добросовестного приобретателя еще не говорит за то, что виндикант утратил право собственности, а добросовестный приобретатель является собственником спорной вещи»009 ; основание для приобретения права собственности он находил именно в ст.183 ГК 1922 года.
Однако при кодификации отечественного гражданского права 60-х годов XX века именно эта последняя норма была утрачена, а ограничение виндикации, не отвечающее на вопрос о сущности права добросовестного приобретателя на имущество, осталось. Ю.К. Толстой, признавая в 1962 году на основании установленного ст.28 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик (ОГЗ) 1961 года ограничения виндикации за приобретателем право собственности010 , был прав, но только до тех пор, пока действовал ГК 1922 года с его ст.183, а с вступлением в силу 1 октября 1964 года нового ГК РСФСР это его утверждение утратило свою актуальность. Та же ситуация сохранилась в России и по сей день: кодификация 90-х годов также не возродила правила ст.183 ГК 1922 года.
Но может быть прав Д.О. Тузов, пишущий: «… лишение собственника права на защиту (виндикационного притязания) в данном случае связано с тем, что закон уже не рассматривает его в качестве собственника (выделено автором – А.Л.)»011 , а потому в норме, аналогичной ст.183 ГК РСФСР 1922 года, вовсе нет необходимости? Так, известно, например, что и памятники средневекового европейского права (Салическая правда VI века, Саксонское зерцало XIII века, французские кутюмы, городские статуты), и прусское Общее земское право (Allgemeines Landrecht) 1794 года также устанавливали всего лишь ограничение виндикации, не разрешая вопроса о правовом положении приобретателя. Несмотря на это, согласно господствующему мнению, отказ в виндикации по этим законам означал возникновение у приобретателя права собственности на имущество012 . Подобные выводы можно бы было признать справедливыми и для отечественной правовой системы, если бы она развивалась тем же путем, что и, например, германская. Там сначала (в средние века) «закон ограничивался чисто практической стороной дела, - защитой обладания имуществами; теоретические вопросы о приобретении прав тогда еще не поднимались»013 , а с развитием цивилистической теории и средств юридической техники ограничение виндикации уступило место прямому признанию добросовестного приобретателя собственником имущества. В нашей же стране можно было наблюдать прямо противоположное движение: от прямого признания добросовестного приобретения права собственности в ГК 1922 года к ограничению виндикации в последующих кодификациях. В связи с этим прямая аналогия здесь недопустима.
Для решения вопроса о том, означает ли невозможность виндикации прекращение права собственности, следует установить, прежде всего, точное содержание ст.302 ГК РФ, которая может быть истолкована двояко. Во-первых, можно сказать, что в силу этой статьи виндикационное притязание, предоставленное собственнику (или, с учетом ст.305 ГК, иному титульному владельцу) имущества статьей 301 ГК РФ, лишается исковой силы. Второе возможное толкование заключается в том, что ст.302 является специальной по отношению к ст.301, и при наличии предусмотренных ею условий виндикационное притязание и вовсе не возникает. Второе толкование больше соответствует буквальному тексту ст.302, а первое выглядит логичным при учете системной связи статей 301 и 302. Рассмотрим теперь каждое из них по отдельности, чтобы определить, дает ли хотя бы одно из них основание для вывода о том, что добросовестный приобретатель становится собственником имущества.
При первом варианте толкования собственнику всегда принадлежит право истребовать свое имущество из чужого незаконного владения, но в том случае, когда ответчик является добросовестным приобретателем, возмездно получившим имущество, которое не выбывало из владения собственника или иного титульного владельца помимо его воли, это требование лишается защиты. Таким образом, действие ст.302 ГК РФ аналогично действию исковой давности.
Вопрос о действии этой последней, правда, также решается неоднозначно. С первого взгляда логичным представляется прекращение субъективного права, которое лишено исковой защиты. Так считали, например, И.Е. Энгельман и Г.Ф. Шершеневич014 , ссылавшиеся, между прочим, на ст.692 Свода законов гражданских Российской империи, второе предложение которой гласило: «Кто в течение оной (давности – А.Л.) иска не предъявил или, предъявив, хождения в присутственных местах не имел, тот теряет свое право». Несмотря на то, что последующие отечественные законодательные акты столь очевидной нормы не содержали, некоторые авторы советского времени также видели в утрате права на исковую защиту утрату самого субъективного права. Так Ю.К. Толстой писал в 1955 году: «истечение исковой давности погашает на стороне управомоченного не только право на иск, но и само право, поскольку правоотношение … есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению соответствующих праву обязанностей»015 . Эта точка зрения разделяется и некоторыми другими авторами016 .
Господствующей, однако, является противоположная точка зрения, согласно которой материальное право продолжает существовать, несмотря на утрату возможности его судебной защиты в связи с истечением срока исковой давности. Ее придерживались классики пандектной школы – Ф.К. Савиньи, Г.Ф. Пухта017 . Ряд отечественных дореволюционных авторов также разделяли это воззрение018 . Ю.С. Гамбаров, тоже принадлежавший к числу этих авторов, отмечал, что более поздний по отношению к Своду законов Устав гражданского судопроизводства 1864 года ставил применение исковой давности в процессе в зависимость от ссылки на нее стороны спора, что исключает автоматическое прекращение права по истечении исковой давности019 . Такое же правило содержал проект Гражданского уложения (ст.106), запрещавший, кроме того, возврат исполненного по истечении исковой давности (ст.117). Последнее правило воспроизводили все последующие отечественные кодексы (ст.47 ГК РСФСР 1922 года, ч.1 ст.89 ГК РСФСР 1964 года, ст.206 действующего ГК РФ); к настоящему времени восстановлено и правило о применении исковой давности только по заявлению стороны в споре (п.2 ст.199 ГК РФ). В связи с этим большинство представителей советской и современной отечественной цивилистики признают существование субъективного права по истечении срока исковой давности020 .
Право, по иску в защиту которого пропущена исковая давность, продолжает свое существование как натуральное, т.е. неисковое, обязательство. Виндикационное притязание является относительным гражданским правом, которому корреспондирует обязанность незаконного владельца совершить определенное действие в пользу собственника или иного законного владельца, а именно – возвратить имущество. Таким образом, оно полностью соответствует определению обязательства, данному п.1 ст.307 ГК РФ021 . Соответственно, оно, как и другие обязательства, может быть натуральным и существовать без иска. Таким образом, если мы рассматриваем положения ст.302 ГК РФ как ограничение права на возврат вещи из незаконного владения, предусмотренного ст.301 ГК, такое ограничение не может рассматриваться ни как прекращение самого притязания, ни, тем более, как прекращение лежащего в его основе абсолютного права собственности.
Может быть, второй вариант толкования ст.302 позволит нам признать добросовестного приобретателя собственником имущества? Напомню, что этот самый второй вариант толкования заключается в том, что положения ст.302 ГК рассматриваются как специальные по отношению к ст.301 и исключают применение общих правил. Соответственно, виндикационное притязание в отношении добросовестного приобретателя возникает только в случаях выбытия имущества из владения собственника (иного титульного владельца) помимо его воли (п.1 ст.302) либо безвозмездного приобретения (п.2 ст.302 ГК РФ).
Здесь полезно обратиться к мнению как раз тех авторов, которые считали, что с истечением исковой давности прекращается и само материальное право. Так, Б. Виндшейд писал: «Личное право заключается уже в самом притязании и потому отпадает вместе с устранением последнего. Напротив того, вещное право не состоит в том притязании, которое возникает из него против данного лица; притязание это составляет лишь проявление вещного права, истинное же содержание последнего состоит в господстве над вещью, и это-то содержание в остальном продолжает существовать в том же объеме даже по устранении означенного притязания»022 .
На это обстоятельство обращали внимание и те, кто считал, что исковая давность не погашает материальное право. «… При вещных и других абсолютных правах, производящих множество отношений и столько же исков против всех вступающих противоречие с ними третьих лиц, давности подлежит каждый из этих исков в отдельности, тогда как самое право, независимо от погашения давностью только одного или нескольких исков, остается неприкосновенным», - писал Ю.С. Гамбаров, ссылаясь на немецкого юриста Карла Кроме023 .
Поскольку право собственности не исчерпывается одним лишь виндикационным притязанием, второе из предложенных выше толкований ст.302 ГК РФ также не дает никаких оснований для утверждения о прекращении права собственности по отпадении виндикации.
Выбирая между двумя вариантами толкования ст.302 ГК, отмечу, что более обоснованным представляется все-таки первое, согласно которому собственнику принадлежит виндикационное притязание и к добросовестному приобретателю, однако оно лишено исковой силы. Следует признать, что даже если собственник и не может в судебном порядке истребовать свое имущество из чужого незаконного владения, до тех пор, пока он остается собственником, произведенный во внесудебном порядке возврат имущества является правомерным. Кроме того, как будет показано далее, правовое положение добросовестного возмездного приобретателя имущества, защищенного ст.302 ГК РФ, тождественно положению добросовестного приобретателя, не имеющего такой защиты (например, получившего вещь безвозмездно, либо приобретшего имущество, выбывшее из владения собственника помимо его воли), по истечении срока исковой давности по виндикационному иску.
Итак, ограничение виндикации в пользу добросовестного приобретателя не свидетельствует еще о прекращении права собственности. Соответственно, не дает оно и оснований для утверждения о возникновении у добросовестного приобретателя права собственности.
Д.О. Тузов, защищая возможность добросовестного приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя по действующему российскому законодательству указывает на то, что это право возникает не в силу недействительной сделки по распоряжению чужим имуществом, а в силу сложного юридического состава, состоящего из «целого ряда условий, в число которых входят заключение договора, передача вещи, возмездность приобретения, добросовестность приобретателя, выбытие вещи из владения собственника по его воле и некоторые другие элементы»024 . В.А. Рахмилович называл следующие элементы фактического состава: «1) заключение между отчуждателем, который не управомочен на отчуждение вещи, и ее приобретателем сделки, направленной на перенос права собственности на эту вещь; 2) возмездный характер этой сделки; 3) фактическая передача вещи приобретателя; 4) вещь не изъята из оборота и ее оборотоспособность не ограничена; 5) вещь выбыла из владения ее собственника или лица, которому она была доверена собственником, не помимо воли того или другого025 ; 6) добросовестность приобретения»026 . Не обсуждая корректность рассмотрения всех названных обстоятельств в качестве элементов фактического состава, отметим лишь, что ссылка на этот состав вовсе не предрешает еще ответа на вопрос о том, становится добросовестный приобретатель собственником, или нет. Указание на фактический состав содержится в гипотезе нормы ст.302 ГК РФ, спор же о правовом положении добросовестного приобретателя касается ее диспозиции. Вне зависимости от исхода этого спора, гипотеза нормы (а значит, и предусмотренный ею фактический состав) остается неизменной.
Сказанное позволяет утверждать, что добросовестность и возмездность приобретения не дают ответчику по виндикационному иску права собственности, а дают только возражение против иска (эксцепцию) – точно так же, как и истечение срока исковой давности.
II.
Если добросовестный приобретатель не становится собственником немедленно по приобретении имущества, возникает вопрос, может ли он стать собственником по какому-либо иному основанию. Полагаю, что может – по истечении срока приобретательной давности. Этот вывод, однако, не общепризнан: так, одним из аргументов авторов, защищающих возможность добросовестного приобретения права собственности по действующему законодательству, является невозможность приобретения им права собственности по давности владения. Впрочем, полагаю, что даже если добросовестный приобретатель не может стать собственником в силу приобретательной давности, это никоим образом не может опровергнуть сделанный ранее вывод о том, что он не становится собственником немедленно по завладении имуществом. В таком случае можно бы было утверждать лишь, что законодатель вообще не определил статус добросовестного приобретателя.
Для ответа на вопрос, может ли добросовестный приобретатель стать собственником по давности, соотнесем основания ограничения виндикации и условия приобретения права собственности в силу приобретательной давности. Согласно ст.302 ГК РФ виндикация исключается при наличии следующих условий: (1) добросовестность приобретателя, (2) выбытие имущества из владения собственника или иного титульного владельца не против его воли и (3) возмездность приобретения. П.1 ст.234 ГК предусматривает следующие условия приобретательной давности: (1) добросовестность, (2) открытость и (3) непрерывность владения имуществом (4) как своим собственным (5) на протяжении срока приобретательной давности.
Как видим, для приобретения права собственности по давности владения безразличны способ выбытия имущества из владения собственника и возмездность приобретения. В связи с этим рассмотрим содержание понятия добросовестного приобретения в контексте ст.302 ГК РФ. Исходя из положений этой статьи, добросовестным является приобретатель, который не знал и не мог знать, что приобретает имущества у лица, не имеющего права его отчуждать.
Здесь следует обратить внимание на несколько моментов. Во-первых, на содержание добросовестности. Ее наличие или отсутствие ставится в зависимость от отношения приобретателя к факту неуправомоченности отчуждателя. Поэтому нельзя согласиться с В.И. Емельяновым, связывающим недобросовестность лица с его отношением к причинению вреда другому027 . Само по себе приобретение от неправомочного лица может и не повлечь еще причинения вреда собственнику. Используя терминологию уголовного права, можно сказать, что объективную сторону такого приобретения составляет только противоправное поведение, а наступление или ненаступление вредных последствий юридического значения не имеет.
Во-вторых, следует отметить, что в ст.302 ГК содержатся более чем четкие критерии определения добросовестности приобретателя. Это позволяет не согласиться с достаточно распространенным в цивилистической литературе мнением о том, что добросовестность есть категория оценочная028 . Необходимо различать два понятия добросовестности: объективное, используемое в обязательственном праве, и субъективное, используемое в вещном праве029 . Объективная добросовестность понимается как соответствие поведения лица некоему объективному эталону; при этом, поскольку эталон этот определяется конкретно-историческими условиями определенного общества, объективная добросовестность действительно является категорией оценочной. В вещном же праве оценивается субъективное отношение конкретного лица (приобретателя имущества) к фактическим обстоятельствам приобретения и здесь нет никаких оснований для того, чтобы считать добросовестность оценочным понятием030 .
Третье существенное обстоятельство заключается в том, что вещно-правовая добросовестность определяется по основаниям не волевым (желание или нежелание приобретать имущество от неуправомоченного лица), а интеллектуальным (знание или незнание о порочности приобретения). Поэтому прав был Л.И. Петражицкий, писавший: «Bona и mala fides представляют явления этически безразличные, бесцветные»031 . Ю.К. Толстой, возражавший в свое время против такого к ним отношения, доказал, по сути дела, вовсе не нравственность добросовестности, а лишь безнравственность недобросовестности032 и в этом с ним стоит согласиться, ибо приобретатель, осведомленный о неправомерности отчуждения, однако приобретающий все-таки вещь, уже проявляет тем самым свою волю, направленную на нарушение чужого права.
Завершая рассмотрение понятия добросовестности в контексте ст.302 ГК, обратим внимание на ее временную характеристику. Основанием к отклонению виндикационного иска является добросовестность в момент приобретения имущества, а значит, «приобретатель должен обладать добросовестностью до момента передачи включительно, то есть до завершения фактического состава приобретения»033 , даже если приобретатель узнает о неправомерности отчуждения имущества лишь парой мгновений спустя, это не изменит его положения как добросовестного приобретателя, от которого имущество не может быть виндицировано. В связи с изменениями, произошедшими в отечественном законодательстве с 1945 года, когда была опубликована процитированная статья Б.Б. Черепахина, следует заметить, что в случае приобретения недвижимого имущества моментом завершения фактического состава следует считать момент регистрации перехода права собственности к приобретателю.
Теперь рассмотрим условия приобретательной давности. Во-первых, давностный владелец не является собственником задавненного имущества, однако владеет им «как своим собственным». Это последнее качество является определяющим и для добросовестности, и для открытости, и для непрерывности владения. Давностный владелец не есть собственник, однако он не признает права собственности и за кем бы то ни было другим, полагая себя единственным лицом, осуществляющим наиболее полное господство над вещью. Такое субъективное отношение владельца к имуществу требует какого-нибудь выражения вовне, объективации, лучшим вариантом которой могло бы быть прямое заявление владельца, однако вряд ли следует ожидать такого заявления непосредственно в момент возникновения у лица отношения к имуществу как к своему собственному, а потому должно приниматься во внимание поведение владельца. Логично ожидать от этого лица «собственникоподобного» поведения, которое, однако, имеет весьма широкий диапазон: собственник может быть рачительным хозяином и заботиться о своем имуществе, но в подавляющем большинстве случаев и небрежное отношение собственника к принадлежащим ему вещам является правомерным; исключения из этого правила относительно редки и обусловлены всякий раз особыми обстоятельствами: современное гражданское законодательство предусматривает возможность лишения права собственности лишь за ненадлежащее отношение к культурным ценностям (ст.240), домашним животным (ст.241), земельным участкам (ст.284-286) и жилым помещениям (ст.293 ГК РФ). В связи с этим нельзя согласиться с предлагаемой М.Я. Кирилловой трактовкой отношения владельца к имуществу как к своему собственному, связывающей его с поддержанием вещей в нормальном состоянии, несением необходимых расходов на них034 , ибо, с одной стороны, собственник может и не совершать таких действий, а с другой стороны, лицо может, а в некоторых случаях и обязано поддерживать нормальное состояние имущества, не являясь его собственником: такая обязанность возлагается, например, на арендатора (п.2 ст.616 ГК РФ). Как действия, отрицающие право собственности арендодателя, можно в некоторых случаях рассматривать как раз отказ арендатора от исполнения своих обязанностей, в том числе и по ремонту вещей, но в первую очередь – по внесению арендных платежей, хотя и здесь необходима осторожность, ибо причины отказа могут быть другими, например, ошибочное мнение должника о произведенном зачете взаимных требований. Кроме того, такая связующая собственника и владельца обязанность, как внесение арендной платы, отсутствует при безвозмездном пользовании, что заставило даже Высший Арбитражный Суд РФ не единожды особо отметить неприменимость правил о приобретении права собственности по давности владения к владению ссудополучателя035 . Намерение относиться к имуществу как к своему собственному может проявляться и в осуществлении тех действий, на которые управомочен только собственник: залог имущества, его отчуждение (в последнем случае, правда, прекращается обычно и само владение), может быть, уплата налогов. Наш же ответчик по виндикационному иску, приобретая вещь по договору об отчуждении имущества, всегда считает, что приобретает его в собственность, а потому и относится к нему впоследствии как к своему.
Сложности, связанные с определением характера отношения владельца к имуществу, преодолеваются при использовании следующего признака давностного владения – его добросовестности, ибо современное отечественное право, в отличие, например, от дореволюционного036 , не допускает приобретения права собственности недобросовестным владельцем. Таким образом, для признания лица давностным владельцем недостаточно одного лишь его отношения к имуществу как к своему собственному, но требуется еще и добросовестность владения.
Обращаясь к содержанию рассматриваемой характеристики, М.Г. Масевич обоснованно задается двумя вопросами: «1) является ли необходимым условием приобретательной давности добросовестность при приобретении вещи; 2) необходима ли добросовестность владельца в течение всего срока приобретательной давности»037 , однако с предлагаемым этим автором ответом нельзя согласиться, ибо из следующего утверждения: «Можно предположить, что добросовестный приобретатель будет вести себя недобросовестно в течение давностного срока, а недобросовестный приобретатель должен считаться добросовестным владельцем»038 - можно заключить, что, по мнению М.Г. Масевич, добросовестность владения определяется по неким не вполне ясным критериям экономического плана, что не только противоречит традиции, идущей от римского права, но и не согласуется с положениями действующего законодательства. Могут возразить, что последнее не дает определения добросовестного владения или добросовестного владельца. Есть, однако, определение противоположного понятия: согласно абз.1 ст.303 ГК РФ недобросовестным владельцем является лицо, которое знало или должно было знать, что его владение незаконно. Как видно, законодатель связывает добросовестность или недобросовестность владельца с его, соответственно, неосведомленностью или осведомленностью о пороке в его титуле собственника, что позволяет называть добросовестным владельцем лицо, которое не знало и не должно было знать, что его владение незаконно.
Определенное таким образом, добросовестное владение не может начаться иначе, чем добросовестным приобретением вещи, поэтому нельзя согласиться ни с А.В. Коноваловым, пишущим, что «после истечения давности по договорному требованию собственника о возврате вещи владение приобретает добросовестный характер»039 , ни с Е.А. Сухановым, по мнению которого «до окончания срока исковой давности имущество может быть истребовано его законным владельцем, а фактическое владение не может быть признано добросовестным»040 . Оба этих автора подменяют понятие добросовестного владельца, отождествляя его с тем лицом, от которого имущество не может быть истребовано по тем или иным причинам. Кроме того, давностный владелец должен считать себя собственником имущества, а значит, и приобрести его он может только таким образом, которым обычно приобретается право собственности, т.е., например, получить вещь во исполнение обязательства, направленного на переход права собственности или в качестве наследника. В силу этого не может приобрести право собственности по давности владения лицо, получившее имущество во временное владение, например, в аренду или для хранения: такое лицо никогда не будет добросовестно владеть им как своим собственным. В добросовестности владения, следовательно, находит отражение justus titulus possessionis041 римского права.
Как видим, с содержательной точки зрения понятие добросовестности владения при приобретательной давности совпадает с понятием добросовестного приобретения в контексте ст.302 ГК РФ.
Отвечая на второй поставленный М.Г. Масевич вопрос, необходимо отметить, что п.1 ст.234 ГК требует для приобретения права собственности добросовестности именно владения, а не приобретения. Исходя из этого, ряд авторов считает, что добросовестность должна сохраняться в течение всего срока приобретательной давности, а открывшаяся в ходе давностного владения незаконность владения делает владельца недобросовестным и лишает его возможности приобрести право собственности042 .
Вопрос о временнoй характеристике добросовестности, необходимой для приобретения права собственности по давности владения в разных странах и в разное время решался по-разному. Так, римское право придерживалось правила mala fides superveniens non nocet043 , согласно которому добросовестность требовалась лишь в момент приобретения вещи, а выяснившийся после приобретения факт незаконности владения не мог помешать владельцу стать собственником044 . Несколько иначе решало вопрос средневековое каноническое право: поскольку «канонисты считали, что если владелец знал, что земля не его по праву, и знал, кому она принадлежит по закону, тогда с его стороны было грехом и недобросовестностью удерживать ее, … папа Иннокентий III постановил, что тот, кто претендует на право собственности по давности владения, ни в какой момент своего владения не должен знать, что данный предмет принадлежит другому»045 . Романистический в целом французский Гражданский кодекс 1804 года требует добросовестности только в момент приобретения (ст.2269), из новейшего законодательства того же решения придерживается ГК Нидерландов (п.2 ст.3:118). ГГУ, наоборот, настаивает на добросовестности в течение всего срока давностного владения (§937(2)); ему следуют законодательные акты прибалтийских государств (ст.1015 ГЗЛ, ст.111 (2) эстонского Закона о вещном праве).
Русское дореволюционное законодательство вообще не требовало добросовестности для приобретения имущества по давности владения046 . Проект Гражданского уложения понимал добросовестность владения как незнание о незаконности владения в течение всего его срока, однако в случае недобросовестности владения не исключал вовсе приобретения права собственности, а лишь удлинял вдвое срок приобретательной давности (ст.910).
Обращаясь к современному отечественному законодательству, отметим, что приведенное выше легальное определение недобросовестного владельца и выводимое из него определение добросовестного владения мало помогают в прояснении ситуации, поскольку употребленное в нем законодателем прошедшее время в равной мере может относиться и к моменту приобретения имущества, и к нескольким мгновениям до того, как собственник потребует причитающиеся ему доходы. Для решения поставленного вопроса полезнее вторая часть абз.1 ст.303, устанавливающая обязанность добросовестного владельца возвратить или возместить все доходы, которые он извлек или должен был извлечь с того момента, «когда он узнал или должен был узнать о неправомерности владения или получил повестку по иску собственника о возврате имущества». Формулируя это правило, законодатель использует совершенный вид глаголов (узнал, получил), означающий завершенность действия, однако продолжает называть владельца добросовестным. Кроме того, только исходя из предположения, что открывшаяся порочность титула не лишает лицо статуса добросовестного владения, можно объяснить упоминание обоих – и добросовестного, и недобросовестного – владельцев во втором абзаце ст.303 ГК РФ, где говорится только о тех обязанностях, которые возникли с того времени, с которого собственнику причитаются доходы от имущества, т.е. только после того, как владелец узнал или должен был узнать о незаконности своего владения. Если бы субъект считался с этого момента утратившим статус добросовестного владельца, упоминание о нем было бы лишним.
Таким образом, и во временнoм отношении понятия добросовестного приобретения и добросовестного владения в ст.302 и 234 ГК, соответственно, совпадают.
С требованием добросовестности тесно связана открытость владения. Предполагается, что субъект, считающий себя собственником имущества, не станет утаивать свое владение; такое его поведение может свидетельствовать о недобросовестности владельца. С другой стороны, я думаю, нельзя требовать, чтобы им были предприняты какие-то специальные меры, направленные на обеспечение открытости владения, ведь обычно такие требования к собственнику не предъявляются. Открытость владения связывается порой с необходимостью предоставить собственнику возможность оспорить незаконное владение047 . Связь здесь, возможно, есть, однако, во-первых, далеко не всегда собственник может истребовать свое имущество из чужого незаконного владения (ст.302 ГК), а во-вторых, согласно п.1 ст.200 ГК РФ, «течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права», при этом М.Я. Кириллова и Б.Б. Черепахин указывали в свое время, что для начала течения срока исковой давности важен просто факт нарушения права, а не факт нарушения его конкретным ответчиком048 , таким образом, срок исковой давности к моменту обнаружения лица, у которого находится имущество, может уже истечь, вне зависимости от того, было владение открытым или нет, а потому открытость владения не следует связывать с исковой давностью: в ней всего лишь проявляется добросовестность владельца. В пользу сказанного можно добавить следующее соображение: если бы открытость владения была связана с возможностью оспаривания незаконного владения, отдельное упоминание об этом качестве было бы излишне, поскольку об исковой давности в связи с приобретательной все необходимое сказано в п.4 ст.234 ГК РФ.
Последняя из характеристик давностного владения – его непрерывность, которая, правда, относится уже, скорее, к сроку владения. Здесь нужно заметить, что право владения и непосредственное физическое господство над имуществом нетождественны, а потому нельзя считать перерывом передачу вещи в аренду, ссуду, на хранение и т.п. Перерыв во владении произойдет в том случае, когда имущество попадет к лицу, от которого владелец его уже не сможет вернуть, т.е. либо к действительному собственнику, либо к новому приобретателю, имеющему возражения против иска давностного владельца о возврате имущества049 . В законодательных актах ряда стран закрепляется специальная норма, определяющая, какая утрата владения прерывает течение приобретательной давности, а какая – нет. Так, в §940 ГГУ содержится правило, согласно которому утраченное против воли владельца давностное владение не считалось прерванным, если в течение года со дня лишения имущества оно возвращалось владельцу или им был предъявлен подлежащий удовлетворению иск об этом. Почти буквально эта норма была повторена дореволюционным проектом Гражданского уложения (ст.914), воспроизводится она и современным ГК Нидерландов (ст.3:103)050 , и составленным под значительным влиянием последнего ГК Украины (п.3 ст.344). По действующему российскому законодательству владение в этом случае не может считаться прерванным в течение трех лет, поскольку при недобровольной утрате имущества до истечения срока исковой давности владелец может вернуть его, если только речь не идет о деньгах или ценных бумагах на предъявителя.
Все сказанное дает основания утверждать, что добросовестный приобретатель имущества, отчужденного неуправомоченным лицом, от которого это имущество не может быть виндицировано, становится давностным владельцем и может приобрести право собственности по истечении срока приобретательной давности.
Этот вывод подтверждается еще и тем, что добросовестный приобретатель, не защищенный от виндикационного иска собственника в связи с тем, что приобрел имущество безвозмездно, или же из-за того, что ранее оно выбыло из владения собственника или иного титульного владельца против его воли, также становится давностным владельцем, но только по истечении срока исковой давности по виндикационному иску, на что прямо указывает п.4 ст.234 ГК РФ. Такое совпадение вполне логично с учетом того, что, как было показано выше, действие ограничения виндикации и исковой давности также совпадают.
III.
Итак, добросовестный приобретатель по действующему российскому законодательству является давностным владельцем. Его правовое положение, впрочем, не может быть признано удовлетворительным. Так п.2 ст.234 ГК РФ предоставляет ему возможность предъявления от своего имени исков, сходных с виндикационными. Однако тот же самый пункт оставляет владельца беззащитным против собственника вещи или управомоченного им лица. Создается парадоксальная ситуация: собственник не может вернуть себе вещь с помощью суда, но может сделать это, прибегнув к насилию или обману – мерам явно противоправным. Более того, в том случае, когда собственник еще до отнятия вещи у владельца прибег к виндикационному иску, в удовлетворении которого ему было отказано (особенно если причиной отказа было выбытие вещи из владения собственника по его воле), можно предположить, что собственник взыщет сумму убытков с лица, противоправно реализовавшего вещь; таким образом, в случае последующего отнятия вещи у давностного владельца налицо неосновательное обогащение собственника, ибо он получит и сумму убытков, (которая, очевидно, будет не меньше стоимости вещи), и саму вещь. Отказ собственнику в удовлетворении его иска об убытках к отчуждателю на том, например, основании, что он не утратил еще права собственности на вещь, представляется даже более вопиющей несправедливостью, чем обсуждаемая беззащитность владельца: надежда собственника на возврат вещи все-таки призрачна, да и подозревать всех подряд в склонности к насильственному или обманному восстановлению своих прав мы не можем. Давностному владельцу в нашем случае придется требовать возмещения убытков от лица, передавшего ему вещь, на основании правил об ответственности отчуждателя за эвикцию (ст.461, 571 ГК РФ). Применение исков о возмещении убытков последовательно всеми приобретателями может в конечном счете привести к первоначальному отчуждателю вещи, который, в свою очередь, сможет требовать от собственника возврата части уплаченной им в возмещение убытков суммы, как неосновательно приобретенной. Недостаток предложенного решения состоит в том, что оно вызовет лавину исков в и без того перегруженные суды.
Неудовлетворительность юридической конструкции давностного владения проявляется еще ярче при обсуждении правомочий пользования и распоряжения вещью. Что касается первого из них, то здесь бесспорно только то, что владелец вправе присваивать те плоды и доходы от вещи, которые возникли до того момента, когда он узнал об отсутствии на его стороне права собственности: эта возможность сохраняется у него даже в случае отобрания вещи по виндикационному иску (ст.303 ГК). А вот может ли присваивать плоды владелец после того, как он узнал о порочности своего титула, неизвестно. К.И. Скловский, например, отказывает ему в таком праве, догматически оправдывая свое решение ссылкой на ст.136 ГК051 . В качестве теоретического оправдания этому автор предлагает рассматривать приобретение плодов владельцем как его неосновательное обогащение052 , однако оправдание это может быть обращено, скорее, против предлагаемого решения: собственник, не добившись удовлетворения виндикационного иска, может взыскать с отчуждателя понесенные им убытки, в сумму которых будет, очевидно, включена стоимость вещи, т.е. собственник получит то же, что причиталось бы ему по договору купли-продажи, после исполнения которого он, разумеется, уже не имел бы никакого права на плоды вещи. Таким образом, следуя логике К.И. Скловского, мы снова вызовем лавину исков: собственника к владельцу – о выдаче плодов, владельца к продавцу – о возмещении убытков, каждого предыдущего приобретателя к предыдущему отчуждателю и, наконец, первого отчуждателя к собственнику – о возврате неосновательно полученного. Этот автор обнаруживает и телеологическое объяснение: обязанность владельца к выдаче плодов может служить ему стимулом для требования о реституции, по совершении которой вещь снова оказалась бы у отчуждателя, от которого ее уже может изъять собственник053 . Таким образом, отказ владельцу в праве на плоды и доходы от вещи необоснован теоретически; цель, которой он может послужить, также не оправдывает его. С другой стороны, легальных оснований для предоставления давностному владельцу права пользования имуществом (а значит, и присвоения его плодов и извлечения доходов) после того, как он узнал об отсутствии у него права собственности, действующий ГК не дает. Таким основанием вряд ли может быть ссылка на владение имуществом «как своим собственным», поскольку это лишь характеристика субъективного отношения владельца к своему правовому положению, нисколько не опровергающая предоставленное именно собственнику (реальному, а не предполагаемому) право пользования (п.1 ст.209 ГК РФ).
Наконец, необходимо решить вопрос о возможности давностного владельца распорядиться задавненным имуществом. При этом решение будет разным в том случае, когда порочность титула еще неизвестна владельцу и в том случае, когда он уже знает об отсутствии у него права собственности. В первом случае владелец, очевидно, может передать вещь кому-либо и этот новый приобретатель после того, как выяснится порочность его титула, сможет воспользоваться предусмотренной п.3 ст.234 возможностью начать отсчет срока приобретательной давности с момента перехода вещи к первому добросовестному владельцу. Более того, можно представить ситуацию, когда давностный владелец, не зная еще об отсутствии у него права собственности, продал вещь кому-либо, а впоследствии выкупил ее обратно; если к этому последнему моменту порочность титула все еще не выяснилась, правовые последствия таких действий не будут отличаться от рассмотренных выше последствий добросовестного приобретения имущества третьим лицом. Но после того как владельцу стало известно о том, что он не является собственником, отчуждение вещи может повлечь для него крайне негативные последствия: он может скрыть от приобретателя порочность своего титула, поставив себя в положение участника сделки, обманувшего своего контрагента, со всеми невыгодными последствиями такого положения (ст.179 ГК). В том же случае, когда приобретатель поставлен в известность об отсутствии у отчуждателя права собственности, он уже не может считаться ни добросовестным приобретателем, ни добросовестным владельцем, утрачивая, соответственно, возражения против виндикационного иска собственника и возможность приобретения вещи по давности. Более того, виндикационный иск является вещным и поэтому при определении наличия или отсутствия оснований для его отклонения суд вправе рассматривать лишь те возражения, которые может противопоставить собственнику ответчик, т.е. актуальный владелец вещи; поэтому беззащитным оказывается лицо, получившее вещь в подарок от давностного владельца, вне зависимости от его добросовестности в момент дарения. Таким образом, необходимо признать, что вещь на время приобретательной давности выбывает из оборота.
Правомочие распоряжения имуществом предполагает не только возможность его отчуждения, но и установление различных обременений, среди которых особое место занимают залог и зависимое (на основании договоров аренды, жилищного найма или ссуды) владение. Правила, регулирующие все эти отношения, безоговорочно предусматривают возможность обременения имущества названными правами только собственником или другим лицом – в случаях, предусмотренных договором с собственником или законом (п.2 ст.335, ст.608, п.1 ст.671 и п.1 ст.690 ГК РФ); давностный владелец к числу этих лиц не относится, в силу чего совершенные им сделки такого рода являются ничтожными. Необходимо определиться с последствиями этого вывода. Проще всего оказывается квалификация отношений, связанных с недействительностью договора о залоге без передачи имущества во владение залогодержателя, ибо в данном случае единственным последствием является констатация того факта, что право залога не возникло. Если к моменту обнаружения порока в титуле залогодателя на имущество уже обращено взыскание и оно реализовано, то положение его приобретателя следует обсуждать по тем же правилам, что применимы и к добровольному отчуждению задавненного имущества его владельцем. Проблемы возникают, если помимо давностного владельца, имеются еще и лица, владеющие имуществом на основании договора с ним: закладоприниматель, арендатор, наниматель жилого помещения, ссудополучатель. Их владение незаконно, ибо возникло на основании недействительной сделки. Могут ли эти лица что-либо противопоставить виндикационному иску собственника? Признание их добросовестными приобретателями сомнительно с той точки зрения, что они вообще не являются приобретателями, поскольку последнее предполагает отчуждение имущества, каковым нельзя считать передачу его в зависимое владение. Таким образом, виндикационный иск должен быть удовлетворен, что не только представляется несправедливым, ибо ставит решение судьбы имущества в зависимость от того, осуществлял ли давностный владелец пользование имуществом самостоятельно или, находясь в добросовестном заблуждении о наличии у него права собственности, передал его во владение других лиц, но может привести к одновременному возбуждению двух исполнительных производств в отношении одного и того же должника и об изъятии одного и того же имущества в пользу сразу двух взыскателей – собственника, чей виндикационный иск был удовлетворен, и давностного владельца, воспользовавшегося реституцией, а через это – и к изъятию вещи, и к взысканию ее стоимости, ибо один из исполнительных документов может быть исполнен только таким образом. Дважды пострадавшему должнику придется обращаться с требованием о возмещении убытков к недобросовестному отчуждателю имущества, которого он, в отличие от собственника и давностного владельца (если их было несколько – хотя бы первого из них), мог ни разу даже не видеть.
Попытки избежать этого вывода, подрывающего элементарные представления о праве и справедливости, могут основываться лишь на весьма сомнительном толковании законодательства. С процессуально-правовой точки зрения можно бы было попробовать приостанавливать производство по виндикационному иску до принятия решения о реституции по основаниям п.1 ч.1 ст.143 АПК РФ, абз.5 ст.215 ГПК РФ, однако, во-первых, следует иметь в виду, что не допускается расширительное толкование норм о приостановлении производства по делу, а предлагаемое решение как раз на нем и основывается; кроме того, производство по делу приостанавливается лишь до вступления решения по другому иску в законную силу (п.1 ст.145 АПК РФ, абз.4 ст.217 ГПК РФ), а основания для предъявления виндикационного иска к зависимому от давностного владельцу отпадут лишь при исполнении решения о реституции. С точки зрения материального права избежать удовлетворения виндикационного иска можно лишь не признав арендатора и т.п. субъекта владельцем, что никак не соответствует принятой действующим законодательством терминологии. Только прямое законодательное вмешательство способно изменить ситуацию, в полной мере отвечающую фразе summum jus – summa injuria054 .
IV.
Несмотря на очевидную неудачность принятого решения, наш законодатель проявляет завидную последовательность, на пять, а то и пятнадцать лет откладывая возникновение права собственности после того момента, когда у владельца появляется право на возражение против виндикационного иска, вне зависимости от того, основано оно на ст.302 или на абз.2 п.2 ст.199 ГК РФ. В последнем случае, т.е. когда приобретение было безвозмездным или имущество выбыло из владения собственника помимо его воли, на это прямо указывает п.4 ст.234 ГК. Какой же смысл в такой отсрочке? Не можем же мы предположить, чтобы законодатель вводил собственников в искушение, призывая их самоуправно изымать свое имущество у владельцев и разгружая таким вот оригинальным способом судебную систему. Наказывать добросовестного приобретателя тоже вроде бы не за что. Единственное разумное объяснение можно найти лишь в полувековой давности работе Ю.К. Толстого, предлагавшего устанавливать такой разрыв с тем, чтобы государство могло воспользоваться признававшимся за ним в то время правом на бесхозяйное имущество и лишь если оно в течение срока приобретательной давности не использовало это свое право по причине ненужности ему этого имущества, признавать право собственности за фактическим владельцем055 , однако в наше время такая аргументация совершенно утратила смысл.
Не дожидаясь законодателя, Высший Арбитражный Суд еще в 1998 году попытался доступными ему средствами решить проблему. Согласно абз.3 п.25 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ No8 от 25 февраля 1998 года «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав», решение суда об отказе в удовлетворении виндикационного иска к добросовестному приобретателю является основанием для регистрации перехода к нему права собственности.
Как и всякий паллиатив, это решение страдает сразу несколькими недостатками. Прежде всего, следует признать, что Высший А
|
