¨Божий суд¨ Средневековья глазами современника /
Момотов, В. В.
"Божий суд" Средневековья глазами современника /В
. В. Момотов.
//Правоведение. -2002. - № 5 (244). - С. 242 -
249
В статье говорится о Средневековом праве. "Божий суд"
проходил в форме разнообразных ритуалов, позволяющих
выявить преступника и наказать его без вынесения людского
приговора : виновных настигала смерть, невиновные
оставались живы.
Библиогр. в подстрочных примечаниях.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА - ИСТОРИЯ ПРАВА - ПРАВО -
ПРЕСТУПЛЕНИЯ - ПРЕСТУПНИКИ - РЕЛИГИЯ - СРЕДНИЕ
ВЕКА - СУДОПРОИЗВОДСТВО
Материал(ы):
"Божий суд" Средневековья глазами современника.
Момотов, В. В.
«Божий суд» Средневековья глазами современника
В. В. МОМОТОВ[1]
Хотя интерес к истории права значительно вырос, средневековое право изучено слабо, даже поверхностно.[2] Вопреки распространенному заблуждению права в эпоху Средневековья было ни «много», ни «мало», и оно не было отсталым и неразвитым. Права было ровно столько, сколько было необходимо обществу той далекой эпохи, и во многих случаях вместо него действовали иные социальные регуляторы, которые в отдельных случаях оказывались даже более эффективными, нежели воля общества и власть суверена.
Средневековое право до сих пор не потеряло значения и неповторимой гармонии, обладая тайнами, которые остаются непознанными до конца. Правовая культура и социальная психология Средневековья трудноуловимы, а современная методология не позволяет глубоко проникать в культуру прошедших столетий. Современность детерминирует набор определенных ценностей, которые отличны от ценностей Средних веков, предполагая разную оценку права и социальной действительности, из чего отнюдь не следует, что нынешнее общество живет более гармоничной жизнью, чем средневековое.
Средневековье ставит нас в жесткие рамки не только состоянием источников, на которые опирается исследователь, пытающийся восстановить контуры права этой эпохи, но и трудностями, вызванными постижением самого главного — «общности языка, понимания категорий, очень удаленных от нашей культуры».[3] Ведь право «даже в своей зародышной форме обладало неким языковым, текстуальным выражением, понятным и принятым в данной культуре»,[4] которое не всегда находит адекватное понимание у нашего современника. Как справедливо отметил В. О. Ключевский, «...мы, сторонние и равнодушные наблюдатели склада и формы чуждой нам и отдаленной от нас жизни, расположены судить о ней по впечатлению, которое оно на нас производит. Не будет ли справедливее, человечнее и научнее брать во внимание при этом суждении те чувства и соображения, с какими работали над этой жизнью ее строители, и те впечатления, которые произвела на них эта работа? Чтобы понимать своего собеседника, надобно знать, как он сам понимает слова и жесты, с которыми с вами объясняется, а обычаи и порядки старой жизни — это язык понятий и интересов, с которыми старинные люди объяснялись друг с другом и объясняются с нами, их потомками и наблюдателями».[5] Такое различие в понимании права в значительной степени вызвано разными социокультурными условиями формирования и особенностями непосредственного функционирования национальных правовых систем.[6] Вследствие этого для познания прошлого нужен не монолог, а диалог современности с прошлым.[7] И средневековая эпоха требует особо осторожного отношения к терминологии и в целом к языку права как средству коммуникации.
Активный поиск справедливого урегулирования межличностных противоречий часто сталкивался с проблемой обнаружения лжи. Еще в глубокой древности правители и их суды прибегали к разнообразным способам выявления истины. Один из древнейших способов обнаружения лжи — «Божий суд» (Dei indicium), или ордалии, с помощью которых устанавливалась истина в судебном процессе. Этот вид доказательства связывался с представлением о всезнающем божестве, могущем защитить невиновного и выявить виновное лицо. Человек Средневековья не различал идеальное и материальное. Конечно, нам трудно понять такую нерасчлененность мировоззрения средневекового человека, для которого окружающий его мир наделен природой сверхъестественными силами, живет и развивается по тем же принципам, что и он сам, но это нужно просто принять за данность того времени. Поэтому у человека той далекой эпохи была уверенность в том, что сверхъестественные силы имеют абсолютное знание о происходящем в миру. Главным в процессе судебного разбирательства становилось выяснение обстоятельств произошедшего с целью сопоставления их с мерилом высших сил, поскольку если такие действия оправданы свыше, то они справедливы, и наоборот.
«Божий суд» проходил в форме разнообразных ритуалов, позволяющих выявить преступника и наказать его без вынесения людского приговора: виновных настигала смерть, невиновные оставались живы. К ордалиям прибегали лишь в случаях, когда иные доказательства по делу отсутствовали или их было явно недостаточно для выяснения виновности обвиняемого, поэтому мы и можем отнести к судебным доказательствам этот вид обнаружения истины. В данном отношении очень показательны древнеиндийские Законы Ману, в ст. 114 и 115 гл. 8 которых говорится, что тот, «кого пылающий огонь не обжигает, кого вода не заставляет подняться наверх», предполагается невиновным. Объяснение этому дается в ст. 85 гл. 8: злодеи думают, что под покровом ночи их никто не видит, но они ошибаются: их видит Бог и их совесть. Таким образом, средства установления истины — «око Божье» и совесть виновного.
«Божий суд» известен с незапамятных времен. Так, Законы Хаммурапи гласят: «Если человек бросит на человека обвинение в чародействе и не докажет этого, то тот, на кого брошено обвинение в чародействе, должен пойти к реке и броситься в нее. Если река овладеет им, то обличавший его может забрать его дом; а если река этого человека отчистит и он останется невредим, то того, кто бросил на него обвинение в чародействе, должно убить; бросавшийся в реку получает дом обличавшего его» (ст. 2).[8] Практически все варварские правды, в том числе и Русская Правда, знают «Божий суд». Польская правда описывает процедуры ордалий достаточно подробно, чтобы не осведомленные о польских обычаях немецкие крестоносцы, выступая в роли судей, могли опираться на местные традиции при применении права. В соответствии с нормами Польской Правды обвиняемый должен был, идя «обыкновенным шагом», трижды ступать по раскаленному железу, сделанному наподобие подошвы «от пятки до середины ступни». Если ступит неверно, то побежден; если обожжется, то побежден, но «следует покрыть ему ожог воском до третьего дня», после чего определить, виновен или нет испытуемый. Если рана незначительная и ожог быстро заживает, то не виновен. Если же рана серьезная и следы ожогов заживляются с трудом, то виновен. Другой обычай таков: «...кладут железо на камень или на железо с пустым местом под низом, чтобы там человек его мог ухватить и пронести раскаленное железо три шага. Если он его бросит, то этим убеждает в том, в чем его обвиняют. Это же и в том случае, если обожжет себе руку, руку надлежит перевязать... Куски железа должны были быть раскалены докрасна, и священник должен был благословить их крестом».[9]
Сходная ордалия была известна также древним германцам. После испытания железом рану обвязывали льняным полотном, покрытым салом. На третий день полотно приоткрывали и смотрели, как заживают раны после ожога, определяя виновен или невиновен испытуемый. О таком же испытании говорится и в сербском Законнике Стефана Душана: «Если кто будет искать судом против разбойника и вора, а достаточных доказательств не будет, пусть им будет оправдание железом, как установил царь, пусть его (железо) берут у церковных ворот и положат на святой алтарь».[10]
Русская Правда пространной редакции также упоминает об испытании водой и раскаленным железом, указывая, что истец может требовать, чтобы ответчик оправдался испытанием железа: «Тако же и во всех тяжах, в татбе и в поклепе; оже не будеть лиия, то тогда дати ему железо из неволи до полугривны золота; аже ли м(е)не, то на воду, оли то до дву гривен; аже мене, то роте ему ити по свое куны» (ст. 22).[11] В отдельных положениях поясняется, что к испытанию раскаленным железом прибегали в том случае, если лицо обвинялось в таких серьезных преступлениях, как убийство или кража вещей, стоимость которых превышала полугривну золотом. Делалось это и в случае, если обвиняемый не мог сослаться на свидетелей, способных подтвердить его невиновность. Испытание раскаленным железом в случае столь серьезного обвинения могло быть проведено и против воли подозреваемого, т. е. «из неволи».
По мнению А. А. Зимина, цель ордалии состояла в том, чтобы «подтвердить обвинения, падавшие на такого человека, "добрую волю" которого никто не хотел свидетельствовать (вряд ли были случаи, когда обвиненный не обжигался)».[12] Однако совершение конкретного преступления могло вообще не иметь свидетелей, и тогда «Божий суд» оказывался единственным способом определиться в виновности или невиновности обвиняемого. Так же неосновательны сомнения авторитетного историка о возможности для обвиняемого избежать ожога, держа в руках раскаленное железо: науке известно, что ожога могло не быть вовсе или он был незначительным и рана после него заживала очень быстро, поскольку многое, если не все, в условиях таких испытаний зависит непосредственно от психологического состояния человека. Сегодня, как сотни лет назад, совершаются ритуальные танцы на раскаленных камнях или углях в течение минуты, а иногда и дольше, после которых танцоры демонстрируют свои ступни, совершенно лишенные ожогов. Это многократно зафиксированное фотографами и телеоператорами действо легко сравнить с процедурой «Божьего суда».
Ордалии применялись в Западной Европе вплоть до XVII в., особенно при раскрытии преступлений, связанных с колдовством. Подобное судопроизводство и сегодня действует в некоторых регионах Африки, Южной Америки. Вот как описывает процедуру обнаружения виновного американский этнограф Г. Райт, лично присутствовавший в конце 1940-х гг. при «детекции лжи» в одном из племен Западной Африки: «Колдун... указал на несколько человек, стоявших в стороне. Их вытолкнули в центр круга. Колдун повернулся к вождю и сказал: "Один из этих людей — вор"... Колдун вышел вперед и протянул ближайшему из шести обвиняемых небольшое птичье яйцо. Его скорлупа была столь нежной, что казалась прозрачной. Было ясно, что при малейшем нажиме яйцо будет раздавлено. Колдун приказал подозреваемым передавать яйцо друг другу: кто виновен, тот раздавит его и тем самым изобличит себя».
Разве смогли бы ордалии просуществовать столь долго, если бы этот вид доказательства не нес в себе никакого смысла и справедливости, являясь лишь результатом случайных событий и отражением слепого страха перед силами природы? Конечно, доиндустриальное общество, в рамках которого использовался «Божий суд», было менее информированным, чем современное, но люди и тогда не были глупцами. Если бы ордалии постоянно давали отрицательный результат, это скоро скомпрометировало бы данный вид доказательства. А «Божий суд» существовал веками, и имеются определенные аргументы, которые на данном этапе развития науки помогают раскрыть, хотя бы частично, секрет этого древнейшего вида доказательства.
Современные достижения науки в области психологии человека утверждают, что любое лицо, совершившее преступление, боится изобличения и, конечно же, наказания. Именно страх — главный враг психической энергии человека. Губительность страха заключается в том, что он парализует человеческую волю, серьезно влияет на состояние сознания. Будучи сильной эмоцией на уровне тонких энергий, страх максимально сокращает возможности человека. Выражение «умереть от страха» вовсе не образное, и тому есть множество примеров. Один из них — эксперимент, проведенный медиками еще в Средние века. Преступнику объявили, что он приговорен к необычному виду казни — вскрытию вен. Ему завязали глаза, сделали поверхностные (без повреждения крупных сосудов) надрезы кожи и имитировали кровотечение, медленно поливая запястья теплой водой, которая стекала с пальцев в металлический таз. Мужчина угасал на глазах, причем смерть сопровождалась всеми характерными симптомами потери крови. Аналогичный случай был зафиксирован британскими врачами в Индии.
Другим мощным фактором, разрушающим целостность психического состояния, является сомнение. Сомнение, как и вера, всегда безусловно и имеет одни корни со страхом: их порождает незнание. Как не вспомнить в связи с этим библейский сюжет: апостол Петр хотел идти по воде Генисаретского озера навстречу Христу и пошел, но как только усомнился, стал тонуть. Другому усомнившемуся апостолу, Фоме, который хотел дотронуться до ран на теле Христа, чтобы поверить в его воскресение, Христос сказал: «Блаженны не видевшие и уверовавшие», т. е., очевидно, те, кто гармонично сочетает в себе рациональную и иррациональную природу.
Значит, если человек не виновен, его не терзают сомнения о мучительности кары за содеянное, а совершивший преступление боится изобличения и, конечно же, наказания. Это обычно действует на психику угнетающе, может в значительной степени подавить волю обвиняемого, снизить возможности оценки сложившихся обстоятельств, ухудшить самоконтроль, привести обвиняемого в угнетенное и депрессивное состояние. Страх обычно возникает у преступника задолго до привлечения к уголовной ответственности. Поведение человека в значительной степени определяется воздействием на него, т. е. его сознание, так называемой доминанты,[13] которая представляет очаг возбуждения в коре больших полушарий головного мозга, обладающих повышенной чувствительностью к раздражителям, что может тормозить деятельность других нервных центров. В условиях страха в этом очаге происходит концентрация возбуждения, через призму которого преломляется восприятие и оценка обстановки, а следовательно, регулирование поведения. Доминанта, как правило, возникает у человека вследствие серьезных событий в его жизни, за исход которых он переживает, испытывает чувство страха, неуверенности или беспокойства. Такое состояние психики преступника блестяще описал Ф. М. Достоевский в знаменитом романе «Преступление и наказание».
После совершения деяния преступник многократно мысленно возвращается к событиям, сопровождавшим преступление, стараясь проанализировать неблагоприятные для него последствия правонарушения. Этот постоянный мыслительный процесс приводит к усилению переживаний и постоянному подкреплению очага возбуждения доминанты. Стремясь уклониться от ответственности и скрыть свою роль в совершении преступления, виновный пытается утаить от окружающих и связанные с этим переживания. Он оберегает свои воспоминания от внешнего проявления, тем самым постоянно оживляет и бередит их, не понимая, что подавление переживаний все более их обостряет. В конце концов желание скрыть свои мысли и чувства от посторонних является самым серьезным деструктивным элементом, негативно отражающимся на гармонии психических процессов, что приводит к снижению психической энергии и ослаблению иммунных сил организма. Чем тяжелее совершенное правонарушение, тем ярче изменения в поведении и психическом состоянии преступника.[14]
В связи с этим нельзя не обратить внимание на характер и особенности средневековой культуры. Человек Средневековья был абсолютно уверен в том, что, как бы он ни пытался утаить содеянное, кара Божья все равно настигнет его. Поэтому можно представить, какое психическое состояние было у подозреваемого, которого подвергали ордалиям. Сам торжественный и одновременно мрачный пафос церемонии ордалии по-разному воздействовал на психику его участников. Если человек чувствовал себя невиновным, то ритуал действовал на него спокойно, он возбуждался умеренно и даже иногда находился в приподнятом настроении, будучи абсолютно убежденным в том, что «Бог шельму метит», а его, невиновного, кара сия минует. Иначе ситуация воздействовала на психику лица, совершившего преступление. Зная о своей вине и сознавая невозможность скрыть это перед Божьим судом, он испытывал жесточайший стресс, сопровождаемый резким выбросом адреналина в кровь. Получив сигнал тревоги, организм «переключает» жизненно важные органы на приоритетный режим питания кровью, почти полностью «снимая со снабжения» другие органы. В результате расширяются коронарные сосуды сердца и скелетных мышц, резко увеличивается частота сердечных и легочных сокращений, ослабляются периферийные центры человеческого организма.
Этим стрессовым состоянием знающего о своей вине человека можно объяснить то, что испытание железом и огнем имело разные последствия для невиновного и преступника. У последнего основные силы уходили на то, чтобы мобилизовать все ресурсы своего организма на подавление стресса, возникающего на почве страха, именно поэтому он получал более сильные и долго не заживающие ожоги. Давно подмечено, что при допросе совершившего преступление человека, переживаемый им страх приводил к изменениям в его физиологических функциях. В частности, в Китае подозреваемый в преступлении издревле подвергался испытанию рисом: он должен был набрать в рот горсть сухого риса и выслушать обвинение. Страх разоблачения приостанавливал слюноотделение, и если рис во рту оставался сухим, вина подозреваемого была доказанной. Аналогичным по механизму являлось испытание, применявшееся в Индии: подозреваемому называли нейтральные и критические слова, связанные с деталями преступления, а он должен был отвечать первым ему пришедшим в голову словом и одновременно ударять в гонг. Ответ на критическое слово сопровождался более сильным ударом!
Анализируя перечисленные способы определения виновности, нетрудно заметить, что дознаватели прибегали к контролю за динамикой отдельных физиологических процессов человека. При этом требовалось наличие достаточно чувствительных регистратов изменений в организме человека при прохождении им испытаний. Роль этих регистратов выполняли горсть риса, гонг и т. п. Постепенно методы детекции лжи совершенствовались, изобретались самые разнообразные приборы для фиксации состояния организма: по давлению крови, сердцебиению, потоотделению. Но все эти приборы построены по одному и тому же принципу, правильность которого была доказана еще «Божьим судом» — установлению связи психофизиологических реакций подозреваемого с его виновностью или невиновностью. В современном виде полиграф («детектор лжи») есть точный измеритель психофизиологического состояния испытуемого.[15]
В Салической Правде упоминается испытание и кипящей водой: «Если кто будет вызван к испытанию посредством котелка с кипящей водой, то стороны могут прийти к соглашению, чтобы присужденный выкупил свою руку и обязался представить соприсяжников. Если проступок окажется таким, за какой в случае улики виновный по закону должен уплатить 600 ден., что составляет 15 сол., он может выкупить свою руку за 120 ден., что составляет 3 сол.».[16] Очевидно, что в этом случае о виновности или невиновности испытуемого также судили по оставшимся ранам. Как видно, банальная практичность салических франков позволяла избежать испытания посредством уплаты определенной мзды. Такого прагматизма лишен Законник Стефана Душана, который в ст. 84 «Об оправдании котлом» запрещает брать какие то ни было судебные пошлины: «Да не будет никаких судебных пошлин ни за котел, ни за оправдание...».[17]
На Руси, по-видимому, не существовало испытания кипящей водой. По крайней мере, ни одна из норм Русской Правды не упоминает «кипящего котла» в качестве ордалии. Зато было испытание водой холодной. Это видно из слов епископа Серапиона, рекомендовавшего таким образом определять невиновность женщины, обвиняемой в колдовстве: «Вы же воду послухомъ постависте и глаголисте: аще утопати начнеть, неповинна есть; аще ли поплыветь Волхов есть».[18] Упоминает испытание водой как вид доказательства и одна из берестяных грамот XI—XII вв.: «...пойди же в город... ся съ тобою яти на водоу». Как отмечает Л. В. Черепнин, в грамоте идет речь о конфликте между кредитором и должником. Должник считает неправомерными действия кредитора, неправильно начисляющего проценты по договору займа, и поэтому обращается с призывом выяснить в суде путем испытания водой, кто из них прав.[19]
Согласно ст. 25 Польской Правды, если обвиняемый настаивал на своей невиновности, но не имел свидетелей своей правоты, судья, желая закончить дело в тот же день, мог вынести решение, чтобы обвиняемого «испытали водой». Процедура начиналась с действий священника, который окроплял воду святой водой. Испытуемого связывали таким образом, «чтобы его руки были связаны с голенями... чтобы ни руками ни ногами не мог спасаться». Кроме того, «ему надлежит сделать значок на голове, по которому можно было определить, тонет ли человек или плывет».[20] Испытуемого специально обвязывали вокруг пояса веревкой, чтобы не дать ему утонуть, но если он выплывал, то вина его считалась доказанной. Как отмечается в Польской Правде, судьи неохотно прибегали к этому виду испытания, если рассматриваемое дело было очень важным, видимо, при таких испытаниях испытуемый чаще всего тонул, и судья вынужден был признавать его невиновность.
При испытании «водой» невиновный человек свято верил в то, что Бог не оставит его, поэтому без всяких сомнений отдавал себя в Божьи руки, не сопротивляясь, ждал своей судьбы. Преступник же, находясь на грани психологического срыва, изо всех сил пытался не утонуть, остаться на поверхности воды. Но именно это и служило доказательством вины, так как считалось, что вода не принимает (в силу своей священности) только преступников и лжецов, нарушивших клятву.
Испытания железом и водой, как уже отмечалось, были востребованы судом при отсутствии иных доказательств, а именно, при рассмотрении дел об убийствах без свидетелей, в случае отсутствия лица, обвиняемого в краже или клевете, в случае недостоверности или недоверия к показаниям свидетеля (если, например, свидетелем выступал холоп). Следует обратить внимание на то, что к испытанию железом прибегали в особо важных судебных спорах, в отличие от испытания водой.
Испытаниям подвергались как истец, так и ответчик. Если истец кого-то обвинял в совершении противоправных действий, а доказательств вины ответчика было явно недостаточно, то испытание назначалось ответчику. Но если истец, обвиняя кого-либо, вовсе не имел доказательств, то сам подвергался ордалии.
Итоги таких испытаний были окончательными, поскольку считалось, что «Божий суд» является высшим судом.
[1] Кандидат юрид. наук, доцент, зав. кафедрой Кубанского государственного университета.
[2] Ср.: Тихомиров М. Н. Правосудье митрополичье //Археографический ежегодник. М., 1964. С. 32.
[3] Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С. 8.
[4] Грязин И. Текст права (опыт методологического анализа конкурирующих теорий). Тзллин, 1983. С. 30.
[5] Ключевский В. О. Соч.: В 9 т. Т. 8. М., 1959. С. 476.
[6] Поляков А. В. Общая теория права. СПб., 2001. С. 8.
[7] ГуревичА. Я. Территория историка// Одиссей. М., 1996. С. 83.
[8] Хрестоматия по всеобщей истории государства и права / Сост. С. А. Даниелян; Под ред. М. X. Хутыза. Краснодар, 1995. С. 7.
[9] Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. М., 1961. С. 746.
[10] Там же. С. 910.
[11] Хрестоматия по истории отечественного государства и права X в. — 1917 год/ Сост. В. А. Томсинов. М., 1998. С. 11.
[12] Памятники русского права: В 8 вып. Вып. 1. М., 1952. С. 147. — Об испытании железом говорится и в договорной грамоте смоленского князя Мстислава Даниловича 1229 г. в отношении споров между русскими и иностранцами; испытание было возможно только по желанию самого испытуемого.
[13] Ухтомский А. А. Доминанта. М., 1966.
[14] Ратинов А. Р. Судебная психология для следователей. М., 2001. С. 272-273.
[15] Криминалистика / Под ред. Р. С. Белкина. М., 2001. С. 392.
[16] Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. С. 21.
[17] Там же. С. 902.
[18] Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам: В 3 т. Т. 1. СПб., 1893. Стб. 277.
[19] Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969. С. 50. — Аналогичные судебные испытания применялись в Чехии, где ордалии как вид доказательства сохранились вплоть до XV в.: «Ордалии назначались судом. Если... вода как чистая стихия не принимала обвиняемого, то есть он не тонул, значит он и был виновен. Обвиняемый был виновен и тогда, когда рана от ожога не заживала так, как обычно заживает подобная рана» (Ванечек В. История государства и права Чехословакии. М., 1981. С. 144).
[20] Хрестоматия памятников феодального государства и права Европы. С. 746.
