Уголовно-правовая характеристика международных договоров и соглашений Древней и Средневековой Руси ХХ - XV вв. /
Э. В. Георгиевский.
Георгиевский, Э. В.
2004
Аннотация: Опубликовано : Сибирский Юридический Вестник. - 2004. - № 2.
Материал(ы):
Уголовно-правовая характеристика международных договоров и соглашений Древней и Средневековой Руси ХХ - XV вв.
Георгиевский, Э. В.
Стало уже в определенной степени традицией, обращаясь к истории права России, начинать исследования с первых письменных законодательных памятников, дошедших до нашего времени – договоров Руси и Византии, определяя их, в частности, именно как первые законодательные памятники Древней Руси. Однако при этом достаточно часто упускается из виду, что указанные договоры не являлись «в чистом виде» национальным законодательством. А поскольку принимались они все-таки двумя сторонами, то совершенно очевидно, что и выражали данные законодательные акты уголовно-правовые интересы обеих договаривающихся сторон (как правило, разных по правовым системам и уровню правового развития), в большей или меньшей степени, в зависимости от конкретной общественно-политической и социально-правовой обстановки.
Поскольку в договорах с Византией отмечено существование на Руси определенных правовых норм, следует заключить, что данными нормами предусматривались и определенные уголовно-правовые отношения. Тесные торговые взаимоотношения между Русью и Византией и частые войны привели к заключению ряда договоров (при Аскольде в 860 г., при Олеге в 907 и 911 гг., при Игоре в 944 г., и при Святославе в 971 г.). Некоторые из них (а именно договоры князя Олега 911и Игоря 944 гг.) регулируют и вопросы уголовного права, хотя существует точка зрения, согласно которой эти договоры в целом носили уголовно-правовой характер. Так, например, М. Ф. Владимирский-Буданов полагает, что подобные правовые отношения «между прочим (и главным образом) – отношения уголовно-правовые»[1]. Данную точку зрения поддерживает и С. В. Юшков, полагающий, что для юридических сборников периода становления и развития феодализма характерно то, что они главным образом касаются основных моментов уголовного права и процесса[2]. Другой известный русский исследователь в области истории права И. Д. Беляев, напротив, достаточно четко выделяет в договоре Олега с греками статьи уголовно-правовые, гражданские и статьи государственного права[3]. Очевидно, следует признать, что, не обладая уголовно-правовой направленностью в целом, указанные договоры, тем не менее, уже предусматривали посягательства на жизнь, здоровье, честь и достоинство личности, собственность, определяя указанные категории как объекты уголовно-правовой охраны.
Договор Руси с Византией 911 г. Некоторые положения статьи 3 указанного договора можно с очевидностью отнести к общим условиям уголовной ответственности. Таковым, в частности, является письменное узаконение принципа талиона. «Что же касается преступлений, если случится злодеяние, договоримся так… пусть наказание будет соответствовать характеру преступления»[4].
В 4 статье договора предусматривается убийство. «Если кто-либо убьет (кого-либо) – русский христианина или христианин русского, – пусть умрет на месте совершения убийства». В случае своего побега убийца продолжал оставаться под судом до тех пор, пока не будет найден. Иными словами действовал принцип наказуемости преступления. Наказание за убийство выражено в той части статьи, которую условно можно считать санкцией. «Пусть умрет на месте совершения убийства», – данную фразу, очевидно, следует понимать как санкционирование кровной мести. При этом не говорится, кто мог осуществить данную месть. Санкция в указанной статье является, тем не менее, достаточно сложной. Она как бы «расслаивается» в зависимости от того, удалось или нет применить кровную месть на месте совершения убийства к виновному. Если убийце удавалось скрыться, родственнику убитого полагалась часть имущества убийцы. В случае, если убийца оказывался неимущим, абсолютная угроза наказуемости за совершенное убийство (смерть) продолжала действовать в отношении него неопределенно длительное время[5]. А. А. Зимин полагает, что «для имовитого русина, совершившего убийство, смертная казнь могла быть заменена конфискацией принадлежащего ему имущества»[6].
Об убийстве говорится также в статьях 6 и 8 договора. Так, в статье 6 говорится: «если русский украдет что-либо у христианина или же христианин у русского и схвачен будет вор потерпевшим в то самое время, когда совершит кражу, при этом он окажет сопротивление и будет убит, то не взыщется его смерть ни христианам ни Русью…»[7]. В литературе отмечается, что в данной статье говорится вовсе не о мере наказания за кражу, а лишь о случае убийства вора, схваченного на месте преступления, и такое убийство ненаказуемо лишь тогда, когда вор сопротивляется. Ряд авторов считали, что в рассматриваемой статье речь идет о причинении смерти при необходимой обороне.
В статье 8 установлено, что если кто-либо из прибывших на ладье (которую сильным ветром выбросит на чужую землю) будет убит, то пусть виновные будут присуждены к вышеозначенному наказанию. Таким образом, подобного рода ссылочная санкция свидетельствует о том, что статья 4 является, по сути, общей нормой по отношению к видам убийства, предусмотренным в статьях 6 и 8. Жизнь, как объект уголовно-правовой охраны, и по количеству упоминаний, и по степени жестокости расправы в случае посягательства на нее была доминирующей.
Статья 5 договора 911 г. содержит описание состава преступления против телесной неприкосновенности, а также чести и достоинства: «Если (кто) ударит мечом или побьет (кого) каким-либо орудием, то за тот удар или избиение пусть даст 5 литров серебра по обычаю русскому»[8]. Статья также дифференцировала уголовную ответственность в зависимости от имущественного положения виновного. Так, в случае, если виновный оказывался неимущим, он должен был снять с себя все одежды и отдать потерпевшему.
Преступлениям против собственности в договоре посвящены 6-я и 7-я статьи. Статья 6 посвящена краже (татьбе). «Если русский украдет что-либо у христианина или же христианин у русского и схвачен будет вор потерпевшим… и будет им связан, то пусть возвратит то, на что осмелился посягнуть, в тройном размере»[9].
Статья 7 договора 911 г. устанавливает ответственность за насильственное присвоение чужой вещи. Она предусматривает два вида преступлений – разбой и грабеж: «Если кто-либо, русский у христианина или христианин у русского, причиняя страдания и явно творя насилие, возьмет что-нибудь принадлежащее другому, пусть возместит убытки в тройном размере»[10]. Хотя, например, А. А. Зимин считает, что в данной статье речь идет о самоуправстве.
Статья 12 регламентировала ответственность за кражу и бегство от хозяев челяди[11].
Статья 14 договора Олега с греками 911 г. была уникальной, так как, по сути, впервые определяла положения принципа выдачи преступников. Статья гласила: «Между торгующими руссами и различными приходящими в Грецию и проживающими там, ежели будет преступник и должен быть возвращен в Русь, то руссы об этом должны жаловаться христианскому царю, тогда возьмут такового и возвратят его в Русь насильно»[12]. По мнению М. Ф. Владимирского-Буданова, процесс подобной передачи в обе стороны осуществлялся только после того, как было отправлено правосудие в Византии над виновным греком, и только потом его передавали русским для осуществления кровной мести. Русы же передавали своих соплеменников грекам после признания их виновными для осуществления там смертной казни[13].
Анализируя в целом уголовно-правовые установления договора, необходимо отметить прежде всего, что нет единого термина для обозначения преступления. Так, в разных статьях упоминаются такие слова для обозначения преступного как «проказа», «согрешенье», «злодеянье»[14]. Очевидно, это связано с не очень удачной попыткой составителей договоров скорректировать обозначения преступного, даваемого в двух разных законах – греческом и русском. Среди видов наказаний помимо денежных взысканий и смертной казни есть упоминание о кровной мести.
Особого внимания заслуживает, на наш взгляд, и рассмотрение кровной мести, как осуществления права на наказание самим потерпевшим, некоей верительной грамоты, выдаваемой лицу, мстящему за обиду. Так, одно из первых упоминаний о кровной мести мы встречаем в статьях обоих договоров об убийстве. По мнению И. Малиновского, кровная месть – это «возмездие, воздаяние злом за зло, совершенное руками частного лица – потерпевшего».
Н. П. Загоскин в конце прошлого столетия определял кровную месть как право мстить за обиду, к понятию которой сводится правонарушение. Изначально кровная месть рассматривалась как проявление животного инстинкта самосохранения. В дальнейшем, по мере развития человечества, вырабатывалось положение, согласно которому за обиду не только можно, но и должно было мстить, при этом месть рассматривалась и как нравственный долг, и как религиозная обязанность. «Верования религиозные, общественные нравы и обычаи, – пишет И. Я. Фойницкий, – руководят рукой мстителя. Существенные интересы общежития заставляют его в известных, сперва важнейших преступлениях требовать мести от потерпевшего. Кто не мстит за тяжкую обиду, ему или членам его семьи причиненную, тот признается позорным, оскорбляющим божество и нарушающим свой долг по отношению к обществу»[15].
Договор Руси с Византией 944 г. В отличие от договора 911 г. иерархия объектов уголовно-правовой охраны в договоре 944 г. несколько иная. Статьи 3 и 4 были посвящены бегству челяди. Причем, если в предыдущем договоре речь шла только о бегстве челядина от русского, то в договоре 944 г. говорится уже о возможном бегстве челяди, как от русских, так и от греков[16].
Следующими уголовно-правовыми нормами в договоре 944 г. были две статьи о преступлениях против собственности. Статья 5 гласит: «Если же кто из русских попытается (самовольно) взять что-либо у людей нашего царского величества и свою попытку осуществит, то будет сурово наказан». А. А. Зимин полагает, что в данной статье речь идет о покушении на грабеж. В продолжении диспозиции данной статьи речь идет об оконченном преступлении – грабеже. «Если же (он) уже возьмет (что-либо), то пусть заплатит вдвойне». Статья 6 предусматривает ответственность за кражу и за продажу краденого: «Если же случится украсть что-либо русскому у грека, то следует возвратить не только украденное, но и (приплатить) сверх того его цену; если же окажется, что украденное уже продано, то пусть отдаст вдвойне его цену и будет наказан по греческому обычаю и по уставу и обычаю русскому»[17].
Статья 9 запрещает русским совершение каких-либо преступных деяний (хищение, обращение в рабство, убийство) в отношении греков, потерпевших кораблекрушение[18].
И только 13-я и 14-я статьи предусматривают ответственность за посягательство на жизнь и телесную неприкосновенность, а также честь и достоинство. Статья 13 гласила: «Если же убьет христианин русского или русский христианина и будет схвачен убийца родичами (убитого), то да будет он убит». В том случае, если убийцу не удавалось схватить на месте совершения преступления, ответственность дифференцировалась в зависимости от имущественного положения виновного. Если виновный был «имовит», родственникам убитого отходило его имущество, если же нет, наказуемость продолжала довлеть над беглецом до тех пор, пока он не был найден. В этом случае он все равно подлежал смерти[19]. В 14 статье говорилось: «Если же ударит мечом или копьем или каким-либо орудием русин грека или грек русина, то пусть за такое беззаконие заплатит по обычаю русскому 5 литров серебра».
Необходимо отметить одно очень серьезное установление договора 944 г., изложенное в статье 12. По сути дела, данное установление определяет условия и порядок подсудности, закрепляя тем самым еще одно общее основание уголовной ответственности. Статья гласит: «Если же будет совершено какое-либо злодеяние греками, подданными нашего царского величества, то (Вы) не имеете права их самовольно наказывать, но согласно повелению нашего царского величества пусть получат (они наказание) в меру своих проступков»[20]. Другими словами, данная статья запрещает наказывать (казнить) греков русским за какое-либо преступление без решения византийского суда.
Причиной столь серьезных изменений в характере и объеме уголовно-правовых постановлений договора 944 г. по сравнению с договором 911 г. являлась политическая обстановка при заключении соглашений. Договор 911 г. заключался от имени князя Олега, когда русские были победителями. Договор 944 г. был заключен от имени князя Игоря после поражения русских. В связи с чем греки не преминули расширить собственную уголовно-правовую юрисдикцию в договоре 944 г. за счет сужения возможности осуществления русскими кровной мести как по кругу возможных мстителей, так и по отношению к меньшему количеству преступных деяний. При этом в ряде преступлений, предусмотренных договором 944 г., возможными потерпевшими могли быть только греки. «В литературе, – пишет С. В. Юшков, – давно был поставлен вопрос о соотношениях договора 911 и договора 944 гг. Обстановка, при которой был составлен договор 944 г., оказала влияние на его содержание. Положение князя Игоря было иным, нежели князя Олега. Игорь потерпел поражение в предшествующем походе, и, хотя греки нашли целесообразным заключить мир при организации им второго похода, тем не менее, он принужден был пойти на ряд ограничений по сравнению с договором 911 г. и на принятие ряда обязательств»[21].
Немаловажным вопросом продолжает оставаться и вопрос о том, какое право лежало в основе договоров. Мы полностью согласны с точкой зрения С. В. Юшкова о том, что в основе договоров лежит так называемое смешанное право – право, нормы которого были установлены в результате компромисса между договаривающимися сторонами. «Составители договоров сделали, на наш взгляд, довольно искусную попытку приспособить греческое (византийское) право, характерное для развитого феодального общества, к русскому праву («Закону Русскому»)[22]. Данную точку зрения поддерживает также и И.В. Петров, полагающий, что сам факт указания в договорах на два закона (греческий и русский) свидетельствует о их равноценности в глазах составителей[23].
Отмечая общее значение уголовно-правовых постановлений, содержащихся в договорах Руси и Византии, М. Ф. Владимирский-Буданов говорит, что независимо от той или иной ступени развития общества уголовно-правовые понятия у различных обществ могут быть идентичными и легко согласовываться, так как «уголовное право (как и всякое другое) исходит из общих законов физической и психической природы человека, а не из искусственных воспрещений законом тех или других деяний»[24].
Опыт договорных отношений древнерусского государства в рассматриваемый в работе период времени отразился еще в ряде договоров, которые вместе с внешнеполитическими установлениями содержали и установления уголовно-правовые. К таким договорам, прежде всего, следует отнести Договоры русских городов и князей с немцами.
Договор Новгорода с Готским берегом и с немецкими городами 1189–1199 гг. Данный договор является древнейшим из числа дошедших до нашего времени договорных грамот. Наряду с вопросами о взаимном праве свободной торговли он регулирует и вопросы уголовного права на взаимных началах.
В первой статье князем Ярославом Владимировичем устанавливается положение, в соответствии с которым любой новгородец (посол, купец), также как и любой немец могли «ходить» в новгородские и немецкие земли соответственно, без «пакости». Очевидно, понимать данное слово только как причинение притеснений, было бы слишком узко. Практически половина статей договора носит уголовно-правовой характер, в связи с чем данный термин можно понимать как термин, обозначающий преступление, преступное.
Во второй статье устанавливается ответственность за убийство посла. «А оже убьют новгородца посла за морем или немецкыи посол Новегороде, то за ту голову 20 гривн серебра»[25]. Как и в договорах Руси и Византии законодатель достаточно четко в диспозиции статьи выделяет специальных потерпевших (новгородец-посол и немецкий посол в Новгороде). За убийство послов устанавливается самое высокое денежное взыскание – 20 гривен серебра. Третья статья регулирует ответственность за убийство купца (новгородского и немецкого), однако штраф в два раза ниже – 10 гривен.
По мнению А. А. Зимина, 4-я статья запрещает незаконный арест без достаточных к тому оснований[26]. «А оже мужа свяжють без вины, то 12 гривн за сором старых кун». Как нам кажется, в данной статье все-таки речь идет в большей степени о незаконном лишении свободы путем связывания (т.е. о преступном посягательстве в отношении личности). Говорить о должностном (служебном) преступлении в указанный период времени вряд ли можно, подобного рода преступления, по общему мнению, появляются лишь во времена Псковской и Новгородской судных грамот.
Статьи 5 и 6 посвящены соответственно нанесению ран и побоев каким-либо оружием или колом, а также толканию и раздиранию одежды на потерпевшем. Объектами уголовно-правовой охраны по данным статьям являются здоровье, телесная неприкосновенность, а также честь, достоинство и собственность[27].
Статья 7 говорит об изнасиловании замужней женщины либо дочери (видимо незамужней девушки). «Оже пошибает мужеску жену любо дчерь, то князю 40 гривн ветхими кунами, а жене или мужеское дчери 40 гривн ветхими кунами».
8-я статья посвящена оскорблению женщины, совершенному определенным способом – путем срывания повязки с головы. «Оже съгренеть чюжее жене повои с головы или дчери, явится простоволоса, 6 гривн старые за соромъ»[28]. Очевидно, в диспозиции данной статьи определенным образом сочетаются два состава преступления. Во-первых, это оскорбление женщины или девушки, появляться которым принародно без головного убора («с простыми волосами», «опростоволосившимися») было нельзя. А во-вторых, сам способ совершения преступления – принародно, путем срывания повязки (головного убора) содержал элементы хулиганских (грубых озорных) действий.
Первая часть диспозиции статьи 11 запрещает насильственное задержание иностранца, даже если в отношении последнего начато судебное разбирательство. А статья 13 запрещает сажать в погреб (заключать в тюрьму) виновных-должников. Однако в данных статьях, наполовину процессуальных, нет санкций уголовно-материального характера.
Статья 14 карала за попытку изнасилования рабыни штрафом в гривну. В том случае, если изнасилование удавалось – рабыня подлежала освобождению.
Статья 15 предусматривала ответственность за убийство некоторых членов посольств (попов) и заложников (талей). Штраф за такое убийство был таким же высоким, как и за убийство посла – 20 гривен[29].
Следующим договором, содержащим нормы уголовного закона, является Договор Смоленска с Ригою и Готским берегом («Смоленская Правда») 1229 г. Данный договор (Правда) основан, прежде всего, на нормах Русской Правды и вполне четко характеризует развитие уголовного права в период феодальной раздробленности. Вместе с тем, данный договор достаточно наглядно показывает, как национальное уголовное законодательство оказывало серьезное влияние на развитие международного права указанной эпохи.
Первая статья договора предусматривала убийство свободного человека и холопа, а также ответственность за удар холопу. За убийство свободного человека платился штраф в 10 гривен серебра, за убийство холопа гривна серебра, за удар холопу гривна кун[30].
Вторая статья устанавливала ответственность за покалечение (нанесение увечий), которое выражалось в выбивании ока (глаза), отнятии («ототнуть») руки, ноги, сустава, выбивании зуба или в причинении иных повреждений («иная хромота, которая на теле явится»). Штраф за повреждение всех частей тела был одинаков и равнялся пяти гривнам, а за зуб – трем.
В третьей статье говорится о причинении вреда здоровью человека определенным орудием («деревом»). При этом в первой части статьи необходимы видимые последствия удара («до кръви»). Во второй части статьи уточняются части тела, подвергшиеся насильственному физическому воздействию – лицо и волосы, орудием причинения вреда при этом являются батоги. В третьей части речь идет о причинении любого вреда послам и попам (т.е. выделяются специальные потерпевшие). Четвертая часть говорит о причинении вреда здоровью без видимых внешних повреждений. За все перечисленные виды преступных посягательств в договоре устанавливаются денежные штрафы в гривнах, при этом за причинение вреда членам посольства двойной штраф («за два человека платити за нъ»).[31]
Четвертая статья определенным, весьма ограниченным, образом выражала принцип экстерриториальности, законодательно закрепленный в отношении представителей двух договорившихся государств. Речь в статье идет о возможном обвинении в совершении уголовных преступлений соответственно русского и немецкого гостей в Риге, на Готском береге или в Смоленске. В случае если кто из перечисленных лиц «извинится», т.е. будет обвинен в совершении преступления, на дыбу его всадити было нельзя («никакоже»). При наличии поручившегося лица его отдавали на поруки. Если поручителей не было, разрешалось заковывать в железо.
Статьи 11 и 12 были посвящены преступлениям против нравственности и половой свободы. Согласно статьи 11, предусматривающей ответственность за прелюбодеяние, если кто-либо (немец русского или русский немца соответственно) заставал со своей женой, то за «сором» полагалось 10 гривен серебра. По статье 12 каралось изнасилование, совершенное в отношении вольной жены (платилось 5 гривен серебра), в отношении рабы – одна гривна. Интересен тот факт, что сумма штрафа за изнасилование дифференцировалась в соответствии с тем, «бляла» ли ранее потерпевшая (очевидно, была ли уличена в прелюбодеянии ранее). «Буде ли дотоле бляла гривна серебра за сором»[32].
Статья 33 санкционировала русских и немецких купцов хватать воров, покушавшихся на их товар и осуществлять над ними расправу («что хочеть учинити»)[33].
Около 1230–1270 гг. было составлено еще одно соглашение Смоленска с Ригою, однако действующим оно так и не стало. В литературе данное соглашение также называют проектом договора Смоленска с Ригою. Целый ряд статей данного соглашения традиционно посвящен уголовному праву. По мнению большинства исследователей, соглашение представляет даже больший интерес, нежели Смоленская Правда, так как последняя дошла до нас в переводе с иностранных источников (противней), а соглашение дошло в русском подлиннике. Соглашение давало представление о реальных нормах уголовного права, существовавших и действовавших в Смоленске в XIII в.
Соглашение Смоленска с Ригою и Готским берегом 1230–1270 гг. Вторая и третья статьи устанавливали уголовную ответственность за убийство. Во второй статье регламентировалось «простое» убийство – мужа вольного. «Аже убьют мужа вольного, то выдати розбоиникы, колико то их будеть было; не будеть розбоиников, то дати за голову 10 гривен серебра»[34]. Третья статья являлась квалифицированным составом убийства, базирующаяся на особых признаках потерпевшего (послы и попы), которые являлись членами посольств. «Аже убьют посла или попа, то вдвое того дати за голову». Помимо повышенного штрафа за убийство специальных потерпевших статьи об убийстве в данном соглашении предусматривают также выдачу лиц, совершивших убийство – «розбоиников и розбоиниц». Примечательно, но в третьей статье специальные субъекты дифференцируются, очевидно, по полу.
Четвертая статья предусматривает ответственность за причинение вреда здоровью. В первой части статьи непосредственными объектами уголовно-правовой охраны являются око, нога, рука, иные части тела (5 гривен), зуб (3 гривны). Вторая часть статьи выделена по орудию нанесения повреждения – «деревъмь ударить». В третьей части упоминается об ударе мечом или ножом, но с обязательным условием – отсутствие серьезных повреждений на теле.
Статьи 5, 10, 12 Соглашения устанавливали уголовно-правовой запрет на применение дыбы в отношении лиц, хоть и повинившихся в совершении какого-либо деяния, но, являвшихся гостями в Русской и Немецких землях. Запрет также устанавливался на применение железа. При этом 10 гривен серебра платилось за «сором», причиненный применением железа (в данном случае речь идет об испытании, очевидно, каленым железом) по отношению к невиновному. В статье 12 речь идет о «всаживании в железо» или связывании, за что полагался трехгривенный штраф[35].
Достаточно подробно в девятнадцатой статье дифференцируется уголовная ответственность за вырывание бороды – преступного посягательства на честь и достоинство личности. Урок в виде штрафа 3 гривны выплачивался за посягательство на простых гостей, 5 – за посягательство на боярина и сборщика кун («куноемьчи»)[36].
Статья 21 устанавливает ответственность за убийство княжеского тиуна, который приравнивается к послу. «Аже убьют тивуна княжа, городьского, 20 гривен серебра, како и послу»[37].
Статьи 22, 23 и 24 были посвящены регламентации уголовной ответственности за преступления против половой свободы. В двадцать второй статье говорилось о том, что помимо урока в 10 гривен, прелюбодея позволялось убить на месте совершения преступления. Урок в 10 гривен назначался также и за изнасилование «вольной жены» в двадцать третьей статье. При этом уточнялось, что такой урок платился только в том случае, если про потерпевшую ничего лихого ранее не было слышно. Одна гривна серебра платилась в соответствии со статьей двадцать четыре за изнасилование рабы[38].
Ярким примером развития дипломатических отношений на Руси XII–XIV вв. являлись ярлыки татарских ханов, выдаваемые московским митрополитам. Ханы, пытаясь обеспечить себе поддержку русской церкви, давали русскому духовенству определенные льготы, которые определялись в льготных иммунитетных грамотах – ярлыках. Несмотря на то, что ярлыки выдавались золотоордынскими ханами, они, без сомнения, содержали и нормы русского права, в том числе и нормы права уголовного.
Одним из первых ярлыков, дошедших до нас, был Ярлык Менгу-Темира от 1 августа 1267 г. В тексте ярлыка содержится уголовно-правовое установление о запрете насильственного завладения ханскими слугами (баскаками, данщиками) недвижимым имуществом представителей русских духовных властей. Так, запрещалось посягать на церковную землю, воду, огороды, виноградники, мельницы, зимовища, летовища («да не заимають их»). Своеобразна и санкция, применяемая в данном случае – возвращение захваченной недвижимости. «И яже будуть поимали, - и они да въздадуть назад»[39]. В тексте этого же ярлыка установлен запрет и на уничтожение, повреждение и похищение церковных манускриптов. И достаточно серьезное уголовно-правовое установление, запрещающее хуление веры христианской. Санкция в этом случае была достаточно жесткой – смертная казнь. «А кто иметь веру их хулити, – тот человек извиниться и умреть».
Несколько в более жесткой форме установлен запрет на завладение недвижимостью в Ярлыке Тайдулы митрополиту Феогносту от 4 февраля 1351 г. Возможная смертная казнь грозила виновному в случае применения «силы и истомы» к владельцу недвижимости. «А кто пак беспутно силу учинить какову… умреть и поблюдеться»[40].
Ярлык Бердибека, выданный митрополиту Алексею в ноябре 1357 г., помимо уже традиционного запрета посягательства на чужое недвижимое имущество со стороны ханских слуг, содержал также установление, в соответствии с которым митрополит имел право сам принимать решение в отношении тех лиц, которые совершили разбой, татьбу, лжу или другое лихое дело[41].
В Ярлыке Тюляка, выданном митрополиту Михаилу в 1379 г. устанавливаются запреты и на завладение недвижимостью, и на разрушение церковных домов (монастырей), и на учинение в них насилия. В противном случае «те люди в гресех будуть да умруть смертию»[42]. Ярлык также как и предыдущий определял и сферу уголовно-правового воздействия митрополита. «Или учинить татьбу или ложь или иное злое дело, а не имешь того смотрити, – ино то сам ведаешь, каков ответ богу вздаси». Примечательно, что подобные льготы давались татарскими ханами не просто так, а за то, что митрополит и его люди осуществляли молитву «за племя татарское». Такая своеобразная тяга к духовной защите со стороны русской православной церкви была, очевидно, не случайной. В Великой Ясе на первом месте располагались именно преступления против религии и церкви[43].
Уголовно-правовые установления содержали еще ряд международных и внутренних соглашений Руси. Так, например, в Проекте договора короля польского и великого князя литовского Казимира IV с Великим Новгородом 1470–1471 гг. в статье 15 речь идет о порядке взыскания вир с новгородского населения в случае убийства представителя местной администрации («сотцкого»). Вира при этом составляла полтину. В случае «простого» убийства вира равнялась четырем гривнам. Платить была принуждена община того села, на территории которого был найден труп[44].
Московская грамота Коростынского договора Великого Новгорода с Великим князем Иваном Васильевичем о мире 1471 г. также устанавливает ответственность за ряд уголовно-правовых деяний. В статье 13 речь идет об ответственности за убийство жителей селения той местности, где «учинится мертвои», т.е. там, где будет найден труп[45]. Статья 23 регулирует обоюдную охрану от посягательств в виде татьбы или разбоя представителей Новгорода в Великом княжении или, наоборот, великокняжеских торговцев в Новгороде. В договоре также говорится еще о ряде преступных посягательств, путем перечисления возможных видов преступлений. Так, в статьях 25 и 26 речь идет о грабителях, наводчиках и наездчиках (лицах насильственно захватывающих чужое недвижимое имущество), а также о взяточниках[46].
Совершенно очевидно, что, заключая договоры друг с другом, договаривающиеся стороны, в первую очередь, устанавливали в положениях договоров те проблемные моменты, которые и приводили к необходимости заключения соглашений. Будь то мирные положения о ненападении, положения о необходимости оказания друг другу военной помощи, установление торговых правил, правил и порядка выплаты дани или установление различных привилегий. Сам факт существования в таких соглашениях уголовно-правовых норм наталкивает на мысль о том, что, нормы уголовного права не только выполняли некую охранительную функцию по отношению к очень узкой категории специальных потерпевших – представителей договаривающихся сторон (при этом автоматически обособлялась и другая группа – специальных субъектов), но и несли на себе регулятивную функцию. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что иногда нормы уголовного права в соглашениях сами являлись привилегиями, даваемыми одной стороной – другой. Так, в Ярлыках татарских ханов со стороны последних определялась уголовно-правовая юрисдикция митрополита по определенной категории уголовных дел.
Немаловажно и то, что в договорах отражались, в ряде случаев, не свойственные национальному законодательству уголовно-правовые моменты. Например, смертная казнь, как вид наказания за убийство, присутствующая в договорах Руси и Византии была несвойственна русскому законодательству. Изнасилование и прелюбодеяние, в соответствии с договором Новгорода 1189–1199 гг., не были преступными посягательствами, предусмотренными светским законодательством Руси указанного периода.
Таким образом, очевидно и безусловно влияние международных договоров на формирование национального уголовного законодательства, выражающееся в рецепции ряда уголовно-правовых установлений некоторых зарубежных государств уголовным законодательством Древней и Средневековой Руси. Несомненно также и влияние национального уголовного законодательства на развитие международного права указанного периода в целом.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. – Ростов-н/Д, 1995. С. 307.
[2] Юшков С. В. История государства и права России (IX–XIX вв.). Ростов-н/Д, 2003. С. 145.
[3] Беляев И. Д. История русского законодательства. СПб., 1999. С. 75.
[4] Памятники права Киевского государства. X–XII вв./ Сост. А. А. Зимин// Памятники русского права. Вып. 1/ Под ред. проф. С. В. Юшкова. М., 1952. С. 11.
[5] Там же. С. 11.
[6] Там же. С. 17.
[7] Памятники русского права. Вып. 1. С. 12.
[8] Там же. С. 11.
[9] Там же. С. 12.
[10] Там же. С. 12.
[11] Там же. С. 13.
[12] Беляев И. Д. Указ. соч. С. 79.
[13] Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995. С. 308–309.
[14] Памятники русского права. Вып. 1. С. 7, 8.
[15] Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М., 2000. С. 11.
[16] Памятники русского права. Вып. 1. С. 38.
[17] Памятники русского права. Вып. 1. С. 38.
[18] Там же. С. 39.
[19] Там же. С. 39.
[20] Там же. С. 39.
[21] Юшков С. В. История государства и права России (IX–XIX вв.). С. 150.
[22] Юшков С. В. Указ. соч. С. 154.
[23] Петров И. В. Государство и право древней Руси. СПб., 2003. С. 224.
[24] Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч. С. 310.
[25] Памятники права феодально-раздробленной Руси XII–XV вв./ Сост. А. А. Зимин// Памятники русского права: Вып. 2./ Под ред. проф. С. В. Юшкова. М., 1953. С. 125.
[26] Памятники русского права. Вып. 2. С. 128.
[27] Там же. С. 125.
[28] Там же. С. 126.
[29] Там же.
[30] Памятники русского права. Вып. 2. С. 58–59.
[31] Там же. С. 59.
[32] Памятники русского права. Вып. 2. С. 62.
[33] Там же. С. 68.
[34] Там же. С. 72.
[35] Памятники русского права. Вып. 2. С. 73–74.
[36] Там же. С. 74.
[37] Там же. С. 75.
[38] Там же. С. 75.
[39] Памятники права периода образования русского централизованного государства XIV–XV вв.// Памятники русского права. Вып. 3./ Под ред. проф. Л. В. Черепнина. М., 1955. С. 467.
[40] Там же. С. 468.
[41] Памятники русского права. Вып. 3. С. 470.
[42] Там же. С. 466.
[43] Вернадский Г. В. История права. СПб., 1999. С. 128–129.
[44] Памятники русского права. Вып. 2. С. 250.
[45] Там же. С. 257.
[46] Там же. С. 258.
