К вопросу о Законе Русском и его уголовно-материальных установлениях /
Э. В. Георгиевский.
Георгиевский, Э. В.
2004
Аннотация: Опубликовано : Сибирский Юридический Вестник. - 2004. - № 4.
Материал(ы):
К вопросу о Законе Русском и его уголовно-материальных установлениях.
Георгиевский, Э. В.
Георгиевский, Э. В.
К вопросу о Законе Русском и его уголовно-материальных установлениях.
Сегодня перед историками права продолжает стоять неразрешенный вопрос – получили ли свое письменное закрепление обычно-правовые нормы восточных славян до Х в., или они так и остались сводом устных норм, преданиями «старины глубокой», получившим частичное закрепление только в Х в. в договорах Руси и Византии и составившими основу редакций Русской Правды. Мнения по этому вопросу кардинально разделились, в связи с тем, что до наших дней в письменном виде свод обычных правил Древней Руси не дошел.
Так, И. А. Исаев, в частности, считает, что Закон Русский (а именно так исследователи и называют свод норм обычного права догосударственной Руси) являлся сводом устных норм обычного права[1]. О том, что значительная часть обычного права на Руси не была зафиксирована, говорят А. А. Зимин и Л. В. Черепнин. Так, Л. В. Черепнин полагал, что если Закон Русский и был письменным памятником, то время его существования следует датировать 882-м годом, когда князь Олег занял Киев, или 911-м годом, когда им же был заключен второй (письменно подтвержденный) договор с Византией[2]. Следует, очевидно, согласиться с точкой зрения И. В. Петрова, о том, что Закон Русский, как минимум, сложился к 911 г., так как именно в договоре Руси и Византии 911 г. имеется ссылка на него[3]. Ученый полагает также, что нет достаточных доказательств, свидетельствующих о том, что Закон Русский – устный источник права. При этом он ссылается на мнение Н. М. Карамзина о вероятности существования письменного закона в IX–Х вв., если не у славян, то у варягов. В частности Н. М. Карамзин полагал, что россияне получили свои гражданские законы от скандинавов[4]. Иной точки зрения придерживается О. И. Чистяков, полагавший, что упоминания в русско-византийских договорах о Законе Русском не нужно понимать буквально как закон в современном смысле этого слова. «Скорее, – пишет автор, – здесь имелась в виду просто правовая система, русские обычаи и т. п., но не писаный закон. Во всяком случае, до нас не дошло не только какого-либо писаного закона, но даже и упоминания о каком-нибудь конкретном законе до Х века»[5]. Более того, некоторые исследователи полагают, что до нашего времени в письменном виде не дошли не только нормы обычного права, но и первые княжеские уставы и поконы. «Первоначально законы княжеские («уставы» и «уроки»), – сообщает А. И. Малиновский, – не имели, вероятно, письменной формы: подобно обычаям они сохранились в памяти»[6].
Необходимо также отметить, что часть исследователей истории права Законом Русским именуют Русскую Правду. Так, М. Ф. Владимирский-Буданов в своем Обзоре истории русского права ничего не говорит о Законе Русском, как законе, предшествующем договорам между русскими и византийцами, однако отождествляет Закон Русский и Русскую Правду[7]. По мнению авторов курса лекций по истории России под редакцией профессора В. В. Черных, все-таки большинство исследователей небезосновательно считают, что так называемый «Закон Русский» предшествовал «Русской Правде» и питал ее своими идеями.
«Специальное исследование в этой области истории Древней Руси предпринял петербургский ученый М. Б. Свердлов, который путем реконструкций и сравнений установил, что «Закон Русский», отразившийся в договорах Руси с Византией (911 и 944 гг.), воспроизводил нормы обычного уголовного права восточнославянских племенных конфедераций, которые регулировали общественную жизнь возникшего на исходе IX в. единого государства Русь»[8].
М. Б. Свердлов действительно провел уникальное сравнительно-историческое исследование, и, по сути, восстановил предполагаемые нормы Закона Русского. Изначально автором была поставлена задача «насколько это позволяют источники и, по необходимости, гипотетично» реконструировать состав Закона Русского, определить его место в истории древнерусского права в сравнении с предшествующим племенным обычаем и последующей государственной правовой системой[9]. М. Б. Свердлов подмечает совпадение некоторых норм Правды Ярослава (Древнейшей Правды) и уголовно-правовых норм договоров Руси и Византии (911 и 944 гг.), в которых есть ссылка на Устав и Закон Русский, и, которые он и считает нормами Закона Русского. Ученый полагает, что не могло не быть закона в IX – первой половине XI в. в государстве, в котором были такие развитые формы международной правовой практики, такой высокий уровень правового мышления при регулировании дипломатических отношений[10].
Одним из основных выводов М. Б. Свердлова является тот, что Древнейшая Правда восходит к Закону Русскому, нормы которого и были использованы при составлении статей русско-византийских договоров и Древнейшей Правды.
По мнению ученого, основу Древнейшей Правды составили семнадцать норм Закона Русского, тринадцать из которых носили уголовно-материальный характер. Это 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 12, 13, 17 статьи Краткой Правды по Академическому списку. Нормы об убийстве, причинении телесных повреждений, оскорблении (в том числе оскорблении действием), неправомерном пользовании чужим имуществом. В том числе были нормы, предотвращавшие бегство от господ зависимой челяди, а также гарантировавшие процедуру свода в случае обнаружения беглого челядина[11]. В Домениальный Устав вошло одиннадцать статей Закона Русского (все уголовно-правового характера): о краже холопа (робы), домашнего скота, сена, дров, борти, ладьи, домашней птицы, собаки, охотничьих сокола или ястреба, а также об убийстве вора (татя) у хлева или клети[12]. Десять из двенадцати норм Закона Русского были нормами уголовно-материального характера в Пространной редакции Русской Правды. Это были нормы о повреждении глаза, носа, об ударе мечом насмерть и не насмерть, о краже жита из ямы и гумна, о повреждении зуба, краже бобра, уничтожении (или повреждении) борти, самовольном переставлении межевых меток, поджоге гумна или двора[13]. К слову сказать, Н. М. Карамзин в своей «Истории» утверждает, что древнейшие законы у всех народов были исключительно уголовными[14]. Именно потому, что нормы обычного права продолжали и в период становления и укрепления феодализма питать действующее право, оно, главным образом, носило уголовно-материальный характер[15]. В то же время, согласно мнению американского историка Д. Кайзера, в Древней Руси уголовного права вообще не было[16].
К точке зрения М. Б. Свердлова присоединяется и И. В. Петров, полагающий, что составители Русской Правды активно заимствовали нормы прежнего законодательства, в том числе и Закона Русского, изменяя и приспосабливая к потребностям своего времени[17]. Считает, что Закон Русский безусловно являлся источником Русской Правды и В. О. Ключевской, однако ученый делает существенное уточнение о том, что саму основу Закона Русского составлял не столько первобытный юридический обычай восточных славян, сколько право городовой Руси, сложившееся из довольно разнообразных элементов в IX–XI вв.[18]
Таким образом, необходимо отметить, что обычное право общинного строя, как в целом, так и у восточных славян в частности, преимущественно носило уголовно-материальный характер. Это объясняется, по нашему мнению, тем, что на данном этапе развития общества основной охране нормами обычного права были подвергнуты, прежде всего, общественные отношения, вытекающие из естественных (прирожденных) прав человека – права на жизнь, здоровье, телесную неприкосновенность, честь, свободу и собственность. Отношения уже в то время, являвшиеся наиболее значимыми и ценными в глазах всех без исключения древних людей, независимо от занимаемого ими социального положения. Кроме того, формы реагирования на совершенные преступления также основываются на обычаях. Особенно ярко это высвечивается применительно к кровной мести, как одному из основных обычаев, представляющему собой реакцию на совершенное преступление, и санкционированную государством. Именно обычное право древних славян явилось, по существу, одним из основных источников уголовно-материального права Древней Руси, как государственного образования.
Хотя существуют и иные точки зрения на этот вопрос. Так, С. А. Кондрашкин полагает, что важнейшим источником древнерусского права вообще и уголовного права в частности являлось не столько обычное право, сколько княжеская законодательная деятельность, которая и обеспечивала признание новых юридических норм основной массой населения Руси[19]. Нам хотелось бы отметить некоторую односторонность данного взгляда. Князья действительно обладали ни с чем несравнимой возможностью создания норм (пример Ярослава «списавшего устав» новгородцам), однако нельзя забывать и о том, что процесс образования норм обычного права, в отличие от законодательной деятельности князей, процесс не одномоментный и предполагает длительную историческую подоплеку. Да и в целом, подобного рода законодательная деятельность не может осуществляться на пустом правовом пространстве, независимо от степени харизмы и повелительности личности князя. Об этом, в частности, говорит и сам С. А. Кондрашкин в своей работе в дальнейшем. О том, что, например, Русская Правда не была произведением княжеской законодательной власти, хотя и не являлась она и частным юридическим сборником, говорит В. О. Ключевской[20].
Небесспорна, на наш взгляд, в этой связи точка зрения Б. А. Рыбакова, считающего, что запись юридических норм должна была возникнуть в условиях только каких-либо внешних сношений, так как обычное право не нуждалось в письменной фиксации в силу того, что с ним и так были все знакомы. И первыми такими событиями, по мнению ученого, явилось заключение договоров Руси с Византией[21]. Обычное право, передаваемое из поколения в поколение, действительно мало нуждалось в письменной фиксации, даже независимо от того, существовали или нет способы письменного закрепления обычных норм. Другое дело, что создаваемое не без серьезнейшего влияния князя именно «новое» право требовало письменного закрепления. Только такое «новое или измененное» право, по терминологии А. Е. Преснякова, которое не коренится в обычной житейской правовой мудрости и памяти «старейшин-старожильцев» и приводит к потребностям записи, и, тем самым, к начаткам кодификации.
О возможном письменном закреплении норм обычного права вернее всего свидетельствует тот факт, что в указанный период времени на Руси уже существовала письменность[22]. О том, что русские имели «некоторые рудименты литературы» уже в VII или в VIII вв. говорит Г. В. Вернадский. Ученый считает, что восточные славяне (в том числе и русские) вполне могли использовать либо греческий алфавит, либо иной, носящий адаптированный характер[23]. Концом VIII в. датирует «роуськую иоаннову письменность» С. Ляшевский, полагающий, что заслуга изобретения первой русской азбуки принадлежит Святителю Иоанну – епископу греческому «Готфской» епархии, русскому по происхождению. Исследовав Повесть временных лет, С. Ляшевский утверждает, что один из двух вариантов Договора Руси и Византии 911 г. написан «Иоанновым писанием». «И в самом тексте есть свидетельство о том, – пишет С. Ляшевский, – что руссы имели какую-то письменность для духовных завещаний на случай смерти на чужбине»[24]. В тексте Договора в ст. 13 действительно есть фраза, косвенно свидетельствующая о том, что русские, работавшие в Греции могли писать завещания в случае непредвиденной смерти: «кому будетъ писал наследити именье»[25]. Еще одним авторитетным сторонником «несомненного» существования письменности у восточных славян в начале Х в. является академик Б. Д. Греков. Ученый полагает, что Кирилл не ввел письменность, а только лишь создал славянскую азбуку[26].
О том, что у руссов в Х веке существовала письменность, говорит и Мухаммед Ибн-аби-Якуб. «Мне рассказывал один, на правдивость которого я полагаюсь, – пишет автор, – что один из царей горы Кабк (Кавказ) послал его к царю руссов. Он утверждал, что они имеют письмена, вырезаемые на дереве. Он же показал мне кусок белого дерева, на котором были изображения, не знаю были ли они слова, или отдельные буквы»[27].
Системно или бессистемно было, получающее свое письменное закрепление, наряду с вновь создаваемым княжеским правом, право обычное? Очевидно – нет. Видимо только этим можно объяснить, отмеченные В. О. Ключевским, следы частичной кодификации, «разбросанности и одиночности» многих норм, полное отсутствие «органических» привязок к различным правовым памятникам в «древнерусской юридической письменности»[28]. Более того, согласно мнению А. Е. Преснякова, подобные «первые записи» являлись лишь вспомогательным средством для памяти и на первых порах вообще не имели никакого юридического значения. «Поэтому, – пишет исследователь, – и содержание их отличается неполнотой и односторонностью. Они и не стремятся обнять все содержание древнего права, предполагая основную массу его хорошо известной и памятной всем. Кроме того, самые условия возникновения старейших записей права предопределяют и еще одну их черту – отсутствие того, что мы называли бы системой. Составители древних записей имели в виду не те или иные общие теоретические понятия о разных сторонах права, а практику суда и его органов»[29].
Таким образом, если допустить, что совокупность норм обычного права, объединенных под названием Закона Русского, все же существовала, то при этом необходимо учитывать следующее:
1. Это могла быть как совокупность норм, объединенных, в какой-то общий законодательный свод (не являющийся кодексом в полном смысле этого слова), либо, что вернее всего, нормы обычного русского права были просто разбросаны по различным, имевшим в то время место сборникам, в большей степени греческого характера (Мерило праведное, Книги законные и др.). В том и другом случае мы можем говорить о зачатках законодательства.
2. Отсутствовал один из важнейших признаков (характеристик) любого законодательства (выраженного в оговоренных в первом пункте вариантах) – системность.
3. Данные нормы, отражая в целом общеизвестные обычно-правовые положения, тем не менее, не носили на первых порах признака юридической значимости, являясь в большей степени письменными напоминаниями.
4. В подавляющем большинстве своем такие нормы носили уголовно-материальный характер, отражая охрану объектов, преимущественно основанных на прирожденных (естественных) правах человека, и формы правового реагирования, созданные в недрах древнего народного обычая.
[1] См.: Исаев И. А. История государства и права России: полный курс лекций. М., 1994. С. 13.
[2] Хачатуров Р. Л. Уголовно-правовое содержание договоров Киевской Руси с Византией // Сов. государство и право. 1987. № 8. С. 127.
[3] Петров И. В. Государство и право древней Руси. СПб., 2003. С. 227.
[4] Карамзин Н. М. История государства российского / Коммент. А. М. Кузнецова. Т. 1–4. Калуга, 1993. С. 159.
[5] Законодательство Древней Руси. Т. 1 // Российское законодательство Х–ХХ веков: в 9 т. М., Юрид. лит., 1984. С. 19.
[6] Малиновский И. А. Древности русского права: Курс, читанный проф. И. А. Малиновским в 1918/19 академических годах в Донском археологическом институте. Ростов н/Д., 1919. С. 6.
[7] Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995. С. 309.
[8] История России (IX–XX века): курс лекций / науч. ред. В. В. Черных. Иркутск, 2003. С. 41.
[9] Свердлов М. Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988. С. 6.
[10] См. более подробно по данному вопросу: Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968; Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси: IX – первая половина Х вв. М., 1980.
[11] Свердлов М. Б. Указ. соч. С. 69–71.
[12] Там же. С. 95–96.
[13] Свердлов М. Б. Указ. соч. С. 170.
[14] Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 165.
[15] Юшков С. В. История государства и права России (IX–XIX вв.). Ростов н/Д., 2003. С. 145.
[16] Законодательство Древней Руси. Т. 1 // Российское законодательство Х–ХХ веков: в 9 т. С. 22.
[17] Петров И. В. Указ. соч. С. 223.
[18] Ключевской В. О. Русская история: полный курс лекций в трех книгах. Кн. 1. М., 1993. С. 194.
[19] Кондрашкин С. А. Уголовно-правовая политика древнерусских князей Х – середины XIII века (Историко-правовой аспект): автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2000. С. 10.
[20] Ключевской В. О. Указ. соч. С. 188.
[21] Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1993. С. 418.
[22] К моменту создания кириллицы (середина IX в.) у славян уже существовало достаточно много видов письма – протокириллица, глаголица и «алфавита икс». (Чудинов В. А. Загадки славянской письменности. М., 2002. С. 506)
[23] Вернадский Г. В. Древняя Русь. М.; Тверь, 1996. С. 27–28.
[24] Ляшевский С. Русь доисторическая: историко-археологическое исследование. М., 2003. С. 69.
[25] Памятники права Киевского государства. X–XII вв. // Памятники русского права. Вып. 1; сост. А. А. Зимин; под ред. проф. С. В. Юшкова. М., 1952. С. 9.
[26] Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 2004. С. 44, 476.
[27] Самоквасов Д. Я. Средства познания древнейшего русского права: Пособие для практических занятий студентов. М., 1899. С. 120.
[28] Ключевской В. О. Указ. соч. С. 198.
[29] Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993. С. 439.
