Конституционно-правовой кризис и уголовная политика.
Босхолов, С. С.
С. С. БОСХОЛОВ*
Конституционно-правовой кризис и уголовная политика
Сегодня уже стало аксиомой понимание того, что общество, в котором мы жили с октября 1917 г., было особым типом тоталитарного общества, базирующимся на коммунистической догматике. Система власти, установленная в этом обществе, являлась тоталитарной системой, ее основу составляла власть партийно-государственной номенклатуры. Эта власть ничем не ограничивалась. Даже Конституция — Основной Закон государства — не являлась для нее преградой, же служила ограничителем беззакония и произвола с ее стороны по отношению к гражданам и отдельной личности, что и дало возможность устроить над людьми на одной шестой части земного шара грандиозный по своему масштабу и жестокости социальный эксперимент.
Чтобы этот эксперимент проходил успешно, использовались все возможные средства и методы, в том числе и уголовное право, уголовная политика. С первых же дней Советской власти уголовное право стало одним из главных инструментов подавления идейного врага, классового противника большевиков. В основу уголовно-правовой доктрины была заложена человеконенавистническая, сатанинская идея тотального насилия. Далеко не случайно начался красный террор, появились концентрационные лагеря, осуществлены раскулачивание и геноцид над целыми народами. Установленный в стране тип советского тоталитаризма имел две особенности.Первая состояла в том, что он базировался на партийно-государственной власти. Партия по сути дела никогда партией в подлинном ее значении и смысле не была. Это было государство в государстве. Вторая особенность заключалась в том, что в основе советского тоталитаризма лежала коммунистическая идеология — идеология революционного пролетарского насилия.
Для реализации утопической коммунистической идеи насильственного осчастливливания своих граждан нужно было создать репрессивное полицейское государство, обладающее мощным аппаратом принуждения и насилия и, что самое главное, — создать послушное этому государству «слепоглухонемое» общество, население с рабской психологией. Советскому партийно-государственному руководству удалось создать такое государство и такое общество, в котором уголовная политика была адекватна этим характеристикам.
В этой связи никого не должно особенно удивлять то обстоятельство, что показатели преступности у нас практически всегда были на высоком уровне, а в последние годы обнаружили тенденции к еще большему возрастанию. Наше общество, образно говоря, имеет такой уровень преступности, какой оно само заслуживает. Давно уже доказано, что имеется непосредственная связь между социальными характеристиками общества и состоянием преступности и иных антиобщественных проявлений.
В советском обществе травмированными оказались конституционно-правовые основания, в особенности касающиеся основных прав и свобод граждан. В условиях тоталитаризма Конституция и право стоят прежде всего на защите государства, его устоев, а не на защите человека и гражданина. Первичным здесь является государство, его мощь, его авторитет. Человек же рассматривается лишь как винтик системы, единственное и основное назначение которого — верно служить государству, режиму, системе.
Вследствие этого еще более травмированной оказалась проводимая в нем уголовная политика. Поэтому никакой другой, кроме как человеконенавистнической, советская уголовная политика быть не могла. Между тем в юридической литературе существует довольно расхожее и весьма убедительное мнение о том, что уголовно-правовая политика периода 20-х — конца 30-х годов якобы подверглась деформации как на законотворческом, так и на правоприменительном уровнях. Отсюда все основные ее беды выводятся не из самой уголовной политики, не из того строя и режима, которым она верно служила в те годы, а из ошибок «рулевых» партии. При этом, естественно, основная вина за политические и уголовные репрессии возлагаются на Сталина, который отошел от ленинского пути и «зарулил» страну в исторический тупик.
Случившуюся с нашим обществом трагедию нельзя рассматривать как сугубо политическое явление. При таком подходе все тяжкие грехи, преступления советского тоталитаризма, ядром, руководящей силой которого являлась КПСС, невольно списываются на отдельных лиц. Не только Сталин, но и практически вся правящая верхушка ВКП(б), а также ее вождь Ленин совершила тяжкие преступления против своего народа, против человечества в целом и именно в силу этого предстали и предстают сегодня перед строгим Судом Истории. Однако Коммунистическая партия так и не признала свою вину за происшедшее со страной и народом, не вышла кнему с покаянием. Куда безопасней судить не прогнившую насквозь систему, а давно ушедших с политической арены диктаторов, якобы извративших первородные идеалы и ценности социализма, и тем самым уйти от ответственности.
Трагедия эта есть, таким образом, и уголовно-правовое явление. Ленинизм как вариант советского социализма на поверку оказался антигуманным, противоправным учением и поэтому должен был быть рано или поздно отвергнут историей. Это и случилось в августе-сентябре 1991 г. в Союзе ССР, а еще раньше — в странах Восточной Европы.
В формировании и реализации уголовной политики главную роль играли не объективные реалии, не рекомендации ученых-специалистов (к ним официальные власти обычно прибегали лишь тогда, когда нужно было «научно» обосновать уже принятое наверху решение), не здравый смысл, а идеологические и политические соображения, директивные установки КПСС. Отсюда крайняя нестабильность и даже противоречивость как в законотворческой, так и в правоприменительной практике, шарахание из одной крайности в другую.
Напомним, как часто ведущие направления воздействия на преступность — предупреждение, профилактика и уголовная репрессия — противопоставлялись друг другу, менялись приоритетами в зависимости от конъюнктурных соображений.
В этих условиях уголовная политика и деятельность органов уголовной юстиции часто заходили в тупик, выбираться из которого каждый раз приходилось с великим трудом и невосполнимыми потерями как для уголовно-правовой науки, так и для правоприменительной практики. Передовые идеи и взгляды в тот период времени пробивали себе дорогу с большим трудом. Сама же уголовно-правовая наука и в особенности смежная с нею криминология все более приобретали «служебный» характер.
Испытывая на себе губительное влияние негативных механизмов тоталитарного строя, они так и не смогли подняться до настоящего поиска и раскрытия истины, не стали подлинными исследователями противоречий, генераторами идей, которые помогали бы принимать правильные, научно обоснованные решения в формировании и реализации уголовной политики. Криминологические и уголовно-правовые исследования нередко ограничивались (а иногда это было их прямой целью) хвалебными комментариями «мудрости» очередных партийно-правительственных решений, которые заведомо вели в тупик. И на этот счет можно привести немало примеров.
Вследствие этого уголовная политика, которая осуществлялась у нас не только в прошлые десятилетия, но и в последнее перед крахом коммунистической системы время, оказалась совершенно несостоятельной, с чем, видимо, мало кто может не согласиться.
Одной из самых негативных ее черт является отрицание начал гуманизма, добра и справедливости. На словах провозглашая эти общечеловеческие ценности, советская уголовная политика на деле их полностью игнорировала. В особенности это относится к исправительной политике, исправительной системе, которая и до сих пор сохраняет многие атрибуты ГУЛАГа и по сути дела является фабрикой ежедневногорасчеловечивания тысяч людей. Минимальные стандартные правила ООН по обращению с заключенными, под которыми, кстати, стояла и подпись официальных представителей бывшего Советского Союза, не были приняты во внимание ни исправительно-трудовым законодательством, ни тем более «исправительной» практикой. Места лишения свободы превращены в один из серьезных источников преступности, в большинстве из них в настоящее время сложилась взрывоопасная обстановка, участились случаи массовых беспорядков, нападений на работников ИТУ и охрану.
Система уголовно-исполнительного воздействия находится, таким образом, в глубочайшем кризисе и если в самое ближайшее время не провести ее полную реорганизацию, то взрыв будет неизбежен.
Да и в самом уголовном законодательстве, а также в судебной практике лишение свободы среди мер наказания по-прежнему занимает неоправданно высокий удельный вес. Наивысшего своего пика оно, как известно, достигло в начале 80-х годов и приблизилось к 60—65%. И только после 1985 г. удалось в какой-то степени переломить эту угрожающую тенденцию и увести наше общество от падения в пропасть тотальной «стигматизации» своего населения со всеми вытекающими из этого последствиями. Тем не менее, по сравнению с западными странами, мы по-прежнему занимаем ведущее место по удельному весу лиц, осуждаемых к лишению свободы. В настоящее время эта цифра в среднем колеблется вокруг 25—30%. В большинстве же западных стран она, как правило, не превышает 10%.
Бесспорное лидирующее положение в мире занимал бывший Союз ССР и по числу лиц, приговоренных к смертной казни, и по числу казненных. В этой связи приведем некоторые данные сравнительного анализа динамики применения смертной казни в России и СССР. Так, за период с 1821 по 1905г. в России было вынесено 612 приговоров со смертной казнью (средне годичное значение — 7,6). Но уже в период с 1906 по 1909 г. число приговоренных к смертной казни достигло 3770 (среднегодовое значение — 942!). Однако в дальнейшем число лиц, приговоренных к смертной казни, стало неуклонно снижаться. К примеру, с 1910 по 1912 г. включительно было вынесено только 328 таких приговоров (средне годичное значение—109).
Приведем теперь ряд цифр из советского периода. Так, в 1918 г. было вынесено 5340 приговоров со смертной казнью, большинство из которых приведено в исполнение. И эти данные взяты только по приговорам органов ВЧК на территории 23 губерний. В 1920 г. был уже вынесен 6541 приговор революционных трибуналов с применением смертной казни. В период с 1921 по 1954 г. лишь за контрреволюционные преступления было вынесено 642 980 приговоров со смертной казнью (средне годичное значение—16454!). Такова была цена пролетарского суда — «карающего меча революции». В период с 1962 по 1984 г.—22235 (средне годичное значение 967). В период с 1985 по 1989 г.—2187 (средне годичное значение — 437). В J990 г. вынесено 440 приговоров со смертной казнью, в 166 случаях из которых, приговор приведен в исполнение. Когда государство убивает своих граждан, это говорит вовсе не о его силе, а, напротив, — о крайней слабости, отсутствии иных человеческих средств обеспечения безопасности населения от преступных посягательств.
Наряду с вышеназванными причинами глобального характера, генетически заложенными в самом существе советского общественного строя, к числу немаловажных обстоятельств следует отнести и то, что у советской уголовной политики никогда не было прочных конституционно-правовых основ.
Нельзя, конечно, сказать, что в теоретических разработках проблем уголовной политики не было отсылок к Конституции, но все это скорее всего напоминало известные «правила игры» при цитировании тех или иных документов, материалов, работ и т. п. При этом была установлена довольно строгая их иерархия. Так, в частности, в первую очередь цитировались труды классиков марксизма-ленинизма, затем директивные документы КПСС и Советского правительства и только после них конституции СССР и республик.
Такой порядок уже сам по себе говорил о том, какое место в нашем обществе занимал Основной Закон. Есть, по-видимому, определенные основания для вывода о том, что он таковым у нас практически никогда не являлся. Об этом, в частности, свидетельствует и то, что в числе принципов уголовной политики соответствие ее Основному Закону редко когда указывалось. Зато практически всегда во главу угла уголовной политики ставились такие положения, как принцип партийности, социалистической законности, защиты классовых интересов и др. Да и само уголовное законодательство, из которого и должна была исходить и осуществляться уголовнаяполитика, как, это ни парадоксально, имело по отношению к ней не главенствующее, а вспомогательное значение. Не уголовный закон творил уголовную политику, а уголовная политика творила закон. Если же быть еще точнее, «творила» закон даже не уголовная политика как таковая, а высшая элита программно-уставной партократии. Именно со Старой площади следовали директивные указания о том, какой быть уголовной политике и каким быть уголовному закону. В результате в этой сугубо профессиональной сфере мы имеем то же самое, что и во всех других сферах жизни общества.
После августовских событий с обвалом, разрушением союзной государственности рухнула и вся ее конституционно-правовая основа. Это имело катастрофические последствия для судьбы нашего общества, для его государственно-правовых институтов, но для уголовной политики было, пожалуй, опасно вдвойне. Если раньше были хоть какие-то формальные конституционно-правовые рамки ограничения произвола со стороны властных государственных органов, то теперь они оказались по сути дела размытыми. Под угрозой находятся фундаментальные, основополагающие права и свободы граждан, в том числе и право на жизнь.
Непреложной истиной является то, что ранее действовавшая Конституция Российской Федерации не отвечала современным требованиям, что многие ее нормы безнадежно устарели, ибо все еще исходили из постулатов «развитого социализма». Отсюда необходимость не только в изменении и обновлении Конституции, но прежде всего — в разработке и принятии принципиально нового, подлинно Основного Закона. Но столь же непреложной истиной является то, что пока не была принята новая Конституция, прежний Основной Закон продолжал оставаться таковым и должен был поэтому строго исполняться всеми государственными органами, должностными лицами и гражданами. В противном случае подрывается доверие не только к Конституции, но и к закону вообще, доверие к праву, без которого нормальное существование любого общества и государства невозможно.
Есть, к сожалению, достаточно оснований говорить о том, что состояние конституционной законности у нас расшатано настолько, что возникла прямая угроза безопасности фундаментальных правоохраняемых ценностей, правам и свободам граждан, жизнедеятельности государственно-правовых институтов и судьбе общества в целом. Не осознавать и не понимать этого — значит обрекать народ на новые великие потрясения.
Ответственные политики должны прежде всего понимать, что образовавшийся конституционный и правовой вакуум серьезно ослабляет весь режим законности и уже используется для принятия органами государственной власти и управления актов, явно противоречащих конституционному законодательству и общепризнанным принципам правового государства, ущемляющих права и свободы граждан, нарушающих их законные интересы.
Опасность для демократизации общественных и политических процессов представляет усиливающаяся тенденция к преобладанию на всех уровнях власти и управления единоличных решений. В то же время происходит все большее ослабление контроля со стороны представительных органов за исполнительной властью. Принижается роль суда, прокуратуры и других правоохранительных органов в этой области. Раздаются даже призывы об упразднении органов прокуратуры, которые, по мысли их авторов, очевидно, не учитывают соображения «революционной целесообразности» периода реформистских прорывов.
А ведь многострадальная история нашего Отечества уже имеет немало примеров того, куда в конечном итоге заводила подобная политика.
Попытки усиления исполнительной власти без надлежащей опоры на Конституцию, на законы и, наконец, на здравый смысл, как показывает жизнь, терпят неудачу. И дело тут в полном забвении уроков прошлого.
Забывается, в частности, предупреждение великого русского гуманиста В. Г. Короленко о том, что «сильная власть» никогда не была в России властью закона, права и справедливости, а всегда торжеством насилия и бессудностью всея Руси. Это «удобно» для правителей и гибельно для страны. Если «крепкий аппарат» власти не в состоянии даже проложить сносных дорог, он обречен историей на «феерический провал».
К сожалению, у многих наших нынешних руководителей нет еще понимания того, что лишь власть, опирающаяся на Конституцию и законы, может быть действительно сильной и в состоянии обеспечить права человека, в том числе его право на безопасность и достойную жизнь.
Столь глобальный по своему масштабу и глубине конституционно-правовой кризис отрицательно сказался и на уголовной политике, состоянии правопорядка и законности. Не хочу и не буду, как некоторые «пророки», приводить ужасающие цифры из уголовной статистики, предрекать «обвальный рост» преступности и тем самым в очередной раз наводить на людей страх, уныние и тоску. Да, действительно, резкое подорожание жизни, многократное повышение цен привели к неминуемому росту преступлений и иных антиобщественных проявлений, в особенности корыстно-насильственного характера. Однако к этому оказались не готовы не только правоохранительные органы, наши отцы-руководители, но и население.
Основной причиной роста преступности явилось именно ухудшение «качества» жизни, а не только и не столько «теневая» экономика, коррупция и спекуляция, как пытаются это подать официальные органы власти. Нельзя забывать о том, что преступность как социальное явление тысячами нитей связана с другими явлениями и процессами, происходящими в обществе на данный период его развития.
Иное понимание, и, кстати, весьма распространенное на самых различных уровнях, является либо горьким заблуждением, либо преднамеренным обманом народа и сокрытием истинных виновников наших бед и несчастий. Это будет вновь продолжением той дискредитировавшей себя уголовной политики, когда можно было привлечь порой не только простого вора и жулика, но и министра, крупного хозяйственного руководителя за взятки и хищения, однако при этом не применять уголовный закон в случае полного или частичного развала экономики.
Мне всегда представлялось не только сомнительным, но и опасным расхожее утверждение, что преступный мир объявил обществу войну. Если называть вещи своими именами, то войну с обществом (в особенности, когда речь идет об экономике) ведет не преступность, а насквозь прогнившая, но тем не менее остающаяся во многих местах у руля власти система, позволяющая управлять без знания дела и представлять возникающие экономические проблемы и трудности как порождение «теневой» экономики, мафии и даже неведомых сил природы. И нет большой разницы в том, кто стоит во главе этой системы: вчерашние партократы или нынешниедемократы.
И сегодня наше общество все еще остается незащищенным от некомпетентного руководства, бездумной и непрофессиональной хозяйственной деятельности, принятия необоснованных и неправильных решений, нередко влекущих за собой громадный экономический ущерб, причиняющий людям неисчислимые бедствия и страдания. В такого рода случаях, по-видимому, основной должна быть политическая и моральная ответственность, но и уголовный закон в строго фиксируемых ситуациях тоже может сыграть свою роль. Поэтому столь необходимо переосмысление и пересмотр устоявшихся взглядов и представлений об этом уголовном законе, и прежде всего о его роли и возможностях в сфере охраны прав и свобод граждан, а также новых экономических отношений от преступных посягательств. Последнее очень важно, ибо нарождается по сути новая система: рынок — уголовный закон.
Обращаясь к конкретным недостаткам уголовной политики концептуального характера, ее отрицательными чертами можно назвать следующие.
1. Крайняя ее заидеологизированность, а отсюда ориентированность уголовной политики на приоритетную охрану властвующей и господствующей партийно-государственной идеологии и использование в этих целях насилия как главного средства обеспечения безопасности именно партийно-государственных интересов. Не случайно поэтому на первое место в Уголовном кодексе была поставлена глава о государственных преступлениях. За дымовой завесой так называемой антисоветской агитации и пропаганды, «изгнанной» из УК. только в 1989 г., по сути дела было криминализировано инакомыслие, которое в демократическом обществе воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Заметим в этой связи, что диссидентство как явление существует лишь в обществах, где господствует тоталитарный режим.
Уголовной политике было присуще неограниченное использование принудитель ной мощи государственной власти. В этом наши «вожди и отцы-руководители» и видели истинное могущество созданного ими тоталитарного государства. Между тем в демократическом обществе могущество государства состоит в его способности гарантировать своим гражданам равные свободы. Поэтому-то там конституционно-правовой порядок и является действенным средством для защиты свободы каждого человека. Единственная законная монополия власти — это конституционно-правовая защита граждан от насилия. Любое иное насильственное использование мощи государства незаконно и гибельно, даже если к нему прибегают от имени большинства.
В этой связи вполне правомерно в числе причин распада Союза ССР, его государственности назвать также ничем не оправданное — ни в политическом, ни в правовом, ни в нравственно-этическом, ни в национальном планах—использование насилия в Тбилиси, Баку, Вильнюсе, Риге и в других регионах. Тем самым союзная государственность показала вовсе не свою силу, а напротив — слабость и немощность. Очередное такое использование принудительной, военной силы государства в августовских событиях 1991 г. привело к окончательному краху тоталитарного режима и разрушению Союза ССР.
2. Забвение и отрицание признанного во всем цивилизованном мире международно-правового принципа приоритета общечеловеческих ценностей над всеми остальными. Наше уголовное законодательство защищало в первую очередь не права и интересы гражданина, конкретной личности, а права и интересы государства со всеми вытекающими из этого последствиями. Оно к настоящему времени так и не приведено в соответствие с международными соглашениями. Принцип прямого действия норм международного права в области защиты прав я свобод человека в нашем уголовном законодательстве не нашел пока отражения.
3. Негуманная законотворческая и правоприменительная практика, ее крайняя перенасыщенность уголовной репрессией. На этот серьезный недостаток уголовной политики достаточно внимания было обращено ранее, поэтому ограничусь Замечанием о том, что, по экспертным оценкам специалистов, до 35—40% составов в действующем уголовном законодательстве являются преступлениями, не представляющими большой общественной опасности, или так называемыми «уголовными проступками». Следовательно, Особенную часть УК уже сегодня можно было бы сократить, по крайней мере, на одну треть.
Интерес в этой связи представляет, в частности, то, что в проекте нового УК Российской Федерации, подготовленном по инициативе Министерства юстиции России, как ни парадоксально, содержится тот же недостаток. Так, из 384 составов 141 можно было бы перевести в разряд уголовных проступков и тем самым «разгрузить» УК. А это будет означать, что уголовная репрессия обойдет стороной судьбы десятков и сотен тысяч людей.
Давно уже доказано, что избыточность уголовной репрессии, наличие чрезмерно жестких санкций не только девальвируют уголовное наказание, но и подрывают веру населения в справедливость правосудия, превращают правоохранительные органы во враждебные для человека институты. Катастрофическое падение престижа этих органов, в особенности органов безопасности и милиции, в глазах населения во многом обусловлено именно этими обстоятельствами.
4. Подверженность уголовной политики конъюнктурным тенденциям, происходящим в коридорах государственной власти, вследствие чего правосудие у нас часто оказывается в плену политики и политиков, а то и политиканов. К сожалению, в их плену находилось немало научных школ и направлений, оправдывавших произвол тоталитарного режима. Да и сегодня у многих появляется тоска по сильной руке, и желающие оправдать очередное насилие еще не перевелись.
Надежный заслон всему этому видится в новой демократической Конституции Российской Федерации, в которой нашли отражение постулаты правового государства и гражданского общества, а впоследствии в разработке и принятии нового уголовного законодательства, базирующегося на этой Конституции и адекватного ей по своим основным параметрам. Практика же внесения в Конституцию и уголовное законодательство бесчисленных изменений и дополнений уже изжила себя. Настала пора радикального реформирования всех основ жизни гражданина, общества и государства и его четкого правового закрепления.
Резюмируя изложенное, можно сделать вывод о том, что нынешнее уголовное законодательство и уголовная политика своими корнями уходят в тоталитарное прошлое и уже не уживаются с новыми представлениями об уголовно-правовых запретах, наказании, преступности, о назначении и функциях уголовной юстиции в правовом государстве. Построенные в свое время на идеологических догматах концепции «развитого социализма», они все еще содержат в себе рудименты тоталитарного режима и административно-командной системы: заидеологизированность, антигуманность, конъюнктурность, приоритет в охране государственных интересов над интересами личности, нарушение принципа равной охраны прав человека и гражданина, игнорирование идей федерализма, переполнение уголовного закона неисполнимыми, неработающими уголовно-правовыми запретами (так называемыми «мертвыми» нормами) и др.
Все это привело в конечном итоге к тому, что нынешняя уголовная политика и уголовное законодательство, по сути дела, превратились в серьезный тормоз на пути демократического обновления нашего общества и государства и нуждаются поэтому не в спорадических усовершенствованиях отдельных его институтов и норм, а в коренной реформе.
Будущая реформа уголовного законодательства должна, как представляется, базироваться на следующих основных постулатах, имеющих для него конституционно-правовое значение.
Во-первых, приоритет общепризнанных международно-правовых норм, относящихся к правам человека, перед внутренними законами и нормами, что, кстати, прямо устанавливает ст. 15 Конституции Российской Федерации. Это обусловливает, с одной стороны, прямое действие международно-правовых норм, охраняющих права и свободы человека и гражданина, во внутренней правотворческой и правоприменительной практике и необходимость приведения в соответствие с данными нормами отечественного уголовного законодательства и практики его применения — с другой.
Во-вторых, приоритет охраны прав и свобод, человека и гражданина, интересов личности над, интересами государства и общества. В процессе реализации данного постулата необходимо будет осуществить общую структурную реорганизацию всего уголовного законодательства в целом, выдвинув на передний план уголовно-правовой охраны права и интересы личности.
В-третьих, недопустимость снижения достигнутого уровня уголовно-правовой защиты право охраняемых ценностей, и в первую очередь защиты прав и свобод граждан.
В правовом государстве именно уровень обеспечения безопасности право охраняемых ценностей является одним из наиболее важных и точных показателей качества жизни.
В-четвертых, экономия уголовной репрессии, ориентация уголовной политики и деятельности уголовной юстиции на эффективность предупреждения, профилактики преступлений и иных правонарушений. Сегодня, более чем когда-либо, стало ясно, к каким пагубным последствиям привело нас забвение гуманистических начал в уголовной политике и в этой связи практически полное свертывание профилактической работы, слепое упование на всесилие уголовного закона, вера в наказание как в панацею от всех бед.
Наконец, в-пятых, отказ при проведении уголовно-правовой реформы не только от коммунистической идеологии, но и от любой иной идеологии вообще в качестве государственной и общеобязательной.
