Новейшие исследования испанских ученых по истории средневекового муниципального права Центральной Испании :
Савенко, Г. В.
Новейшие исследования испанских ученых по истории
средневекового муниципального права Центральной
Испании :Судебники Сепульведы /Г. В. Савенко.
//Правоведение. -2006. - № 1. - С. 240 - 257
Обзор издания : Los Fueros de Sepúlveda. I Symposium de
Estudios Historicos de Sepulveda / Сoordinador J.
Alvarado Planas. Madrid : Editorial Centro de Estudios
Ramon Areces, S. A. ; UNED, 2005. 384 p. = Судебники
Сепульведы. I симпозиум по изучению истории Сепульведы /
Координатор Х. Альварадо Планас. Мадрид : Издательство
Центра исследований им. Рамона Аресеса, С. А. ;
Национальный университет заочного обучения, 2005. 384 с.
В данной публикации вниманию читателей представлен
уникальный обзор изданного в Испании сборника статей
участников симпозиума по изучению судебников крепости
Сепульведы — значительных памятников средневекового
муниципального права Центральной Испании.
Библиогр. в подстрочных ссылках.
ЗАРУБЕЖНЫЕ СТРАНЫ - ИНОСТРАННЫЕ ГОСУДАРСТВА -
ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА - ИСТОРИЯ ПРАВА -
БИБЛИОГРАФИЯ - ИСПАНИЯ - МУНИЦИПАЛЬНОЕ ПРАВО -
РЕЦЕНЗИЯ - СРЕДНИЕ ВЕКА - СТРАНЫ ЕВРОПЫ -
ИССЛЕДОВАНИЯ И РАЗРАБОТКИ
Материал(ы):
Новейшие исследования испанских ученых по истории средневекового муниципального права Центральной Испании: судебники Сепульведы.
Савенко, Г. В.
Новейшие исследования испанских ученых по истории средневекового муниципального права Центральной Испании: судебники Сепульведы
(Los Fueros de Sepúlveda. I Symposium de Estudios Históricos de Sepúlveda / Сoordinador J. Alvarado Planas. Madrid: Editorial Centro de Estudios Ramón Areces, S. A.; UNED, 2005. 384 p. = Судебники Сепульведы. I симпозиум по изучению истории Сепульведы / координатор Х. Альварадо Планас. Мадрид: Издательство Центра исследований им. Рамона Аресеса, С. А.; Национальный университет заочного обучения, 2005. 384 с.)
Весной 2005 г. в Мадриде выпущен сборник под редакцией Х. Альварадо, состоящий из 14 статей участников I Симпозиума. В них испанские исследователи изучают проблемы колонизации долины р. Дуэро в X–XIII вв., юридические механизмы этой колонизации, источниковедческие особенности текстов грамот-привилегий и пространных судебников, уровень преемственности между вестготским правом и новыми (или кажущимися таковыми) явлениями в праве, институты уголовного и процессуального права, организацию самоуправления муниципий и особенности осуществления ими властных функций в своих округах, роль городского рыцарства в политической жизни кастильского консехо, положение религиозных меньшинств. В книге также изучаются методы анализа памятников средневекового права. Одним словом в сборнике затронут самый широкий круг проблем, выходящих далеко за рамки истории права одного только региона крепости Сепульведы.
Традиционный интерес испанской историко-юридической науки к Сепульведе, начиная с XIX в., вызван во многом тем, что ее право, точнее право кастильской Эстремадуры — пограничное и привилегированное по своему содержанию — впервые было записано в грамоте 1076 г.[3] и затем неоднократно жаловалось в последующем отвоеванным городам и крепостям Испании. На примере текстов грамоты Сепульведы 1076 г. и пространного судебника Сепульведы, составленного к 1300 г. и подтвержденного королем Фернандо IV в 1305 г.,[4] не говоря уже о сохранившемся корпусе королевских грамот XI–XV вв., мы также можем наблюдать за развитием правового статуса кастильской муниципии в течение 400 лет.
Работы, представленные в обозреваемом сборнике, разнородны по научной глубине, характеру подачи материалов, источниковой базе, на которую опираются ученые. Часть из них — исследования в строгом смысле слова. Другие являются научными сообщениями. Третьи имеют характер очерков или эссе.[5]
Еще одно обстоятельство, достойное быть отмеченным, — прослеживаемая в ряде случаев связь между авторами и существующими испанскими и французскими научными школами (течениями). Включенность в устойчивую научную традицию, которой так не хватает, например, российским историко-юридическим исследованиям, обогащает и развивает науку. Обратная связь «традиция — новое исследование» также препятствует и появлению псевдонаучных опусов, которым легче пробить себе дорогу при отсутствии соответствующего лакмуса — традиции.
Обзор материалов сборника мы начнем с работ, в которых рассматривается история отвоевания и колонизации Центральной Испании, влияние политических событий XIII–XV вв. на автономное положение Сепульведы, особенности внутреннего самоуправления. Во второй части обзора мы сосредоточимся на статьях, которые разбирают общие и частные вопросы истории муниципального права, редактирование текстов судебников Сепульведы. Наконец, в третьей части обзора мы коснемся работ, которые посвящены положению в муниципии отдельных общественных групп, включая религиозные меньшинства.
I. Хуан Игнасио Руис де ла Пенья Солар (Университет Овьедо) — последователь Хулио Гарсия де Кортасара, который оставил заметный след в изучении средневекового общества и подходил к его институтам, опираясь на социологический метод.[6] Статья Х. Игнасио Руис де ла Пенья Солар называется «Реконкиста, колонизация и общество на кастильско-леонском пограничье».[7]
Несмотря на различие двух крупных секторов к югу от реки Дуэро — Эстремадуры в строгом смысле слова и земель, расположенных за Центральной горной системой,[8] — в обоих города и крепости имели отличные от городов Старой Кастилии, черты. Во-первых, это были ярко выраженные военные центры с мощной оборонительной системой, состоящей из вала, крепостных стен и цитаделей-алькасаров внутри городских стен. Во-вторых, это обширные свободные пространства внутри городских стен, способные приютить не только военные отряды, но и население из ближайшей округи с их имуществом и скотом. Эти черты особенно были свойственны Сории, Авиле и Сеговии. В-третьих, в праве этих городов ярко выражено военное начало, касается ли это обязанностей участвовать в походах, организовать ополчения городов, правил поведения в военном лагере, организации разведки, захвата и раздела добычи, конвоирования пленных и перегона стад крупного рогатого скота и табунов лошадей и т. д.[9] В-четвертых, это привилегированное положение колонистов и их потомков. В последнем случае, правда, Х. Игнасио Руис де ла Пенья Солар делает оговорку: исключительность приграничных городов с точки зрения количества и качества пожалованных привилегий не так сильно отличает их от городов и селений, расположенных в королевском домене к северу от Дуэро (Саагун, Логроньо и Бенавенте). Хотя следует признать, что у них, как указывалось, отсутствуют ярко выраженные военные черты, а также их право не уравнивает положение в городской общине рикос омес, инфансонов и кабальерос[10] с гражданами-весинос. В то же время первоначальное уравнивание правового статуса, которое с юридической точки зрения устанавливается местными грамотами и привилегиями приграничных городов для всех граждан-весинос, не должно создавать ложного представления о существовании в городах эгалитарных обществ. В ранних городских фуэрос уже существуют предпосылки общественного неравенства, которое со временем только будет усиливаться (с. 96–104).
Статья Эмилиано Гонсалес Диес (Университет Бургоса) «Кастилия, Сепульведа и право на границе»[11] является очерком, который сопровождается обширными ссылками на работы ученых, занимавшимся изучением фуэрос Старой Кастилии и Эстремадуры. В нем подводятся итоги изучения развития пограничного региона, возникновения и развития консехо Эстремадуры, коллизии, которые стали все чаще возникать в правление Фернандо III (1217–1252) между муниципальным и королевским правом, особенно в связи с утратой, после завоевания Андалузии, городами своего пограничного положения.
Вполне естественно, что ученый останавливается на судьбе законодательной реформы Альфонса X, получившего прозвище «Мудрого», реформы, которая не столько стабилизировала правовой режим муниципий Эстремадуры и подготовила почву для его включения в формирующееся общее право королевства, сколько, в конечном счете, взорвала страну, ввергнув ее в десятилетие гражданских войн. Уже при Фернандо III в 1222 г. из королевской канцелярии городам Эстремадуры направляются уставы, упорядочившие налогообложение и налоговые льготы для кабальерос, судебный процесс, участие в военных походах (их положения были воспроизведены в 1250–1251 гг.). Э. Гонсалес Диес полагает, что своей деятельностью центральная власть подхлестывала процесс территориализации права, «рационализацию правовой разобщенности и для этого полагалась на союз с рыцарской олигархией — ключевым звеном местных магистратур — которое корона усиливала, закрепляя его монополию на должности в совете и в суде, подтверждая отныне юридически их, и другие экономические и фискальные гарантии» (с. 137).
С 1256 г. Альфонсо X начинает систематическое пожалование городам Центральной Испании Королевского Судебника (Фуэро Реаль) — текста, в котором были заложены некоторые принципы римского права. Фуэро Реаль был призван заменить кодексы муниципального права. Его положения о судебной организации и процессе, семейное право, нормы о наследовании, право на вещи и обязательства несмотря на некоторую концептуальную тяжеловесность лучше отвечали потребностям общества, чем муниципальные судебники; Фуэро Реаль в юридико-техническом отношении был более совершенным, чем тексты локального права.[12] Однако рассылаемый по городам Королевский Судебник был встречен муниципальной олигархией без особого энтузиазма. Он изменял порядок формирования судейского корпуса: вместо избрания местные судьи назначались королем. Соответственно местные финансы сокращались из-за того, что часть судебных штрафов должна была поступать в королевскую казну. Возникшие в связи с реформой неясности и вопросы король пытался решить в Генеральной привилегии Эстремадуре 1264 г., используя право ius interpretandi. Но в 1272 г. Альфонсо X отозвал все пожалования Королевского Судебника, который покушался на автономию консехос, и подтвердил древнее право Эстремадуры и городские судебники. Сепульведа, естественно, не осталась в стороне, получив в октябре 1272 г. королевскую грамоту — конфирмацию своего права (с. 136–141).
В завершение своего очерка Э. Гонсалес Диес рассматривает отдельные стороны внутренней истории текста пространного судебника Сепульведы (с. 142–150), не сообщая, как кажется, ничего нового в сравнении с тем, что о нем уже известно.
Маргарита Гонсалес Кристобаль (директор Королевского генерального архива де Паласио в Мадриде) скромно назвала свою работу — «Изменения в Сепульведе при династии Трастамара» — сообщением (comunicación).[13] Тем не менее, для его подготовки она использовала не издававшиеся грамоты периода 1369–1494 гг., хранящиеся в Муниципальном архиве Сепульведы. М. Гонсалес Кристобаль интересуют взаимоотношения консехо и членов королевской семьи (которым со второй половины XIV в. предоставлялись верховные права над муниципией), а также тактика городского совета, стремившегося избежать попадания в сеньориальные путы. Внешняя сторона этого процесса такова. С 1373 г. сеньорой Сепульведы становится жена Энрике II донья Хуана, с 1390 г. по 1416 г. сеньора города — донья Леонор, королева Наварры, дочь доньи Хуаны и тетка короля Хуана II. В 1415 г. этот монарх своей привилегией вернул Сепульведу в королевский домен. Однако в 1454 г. по завещанию Хуана II верховные права над городом передавались инфанту Альфонсо. Последний впоследствии передал сеньорию над муниципией своей сестре Изабелле — будущей королеве Кастилии.
Организация внутреннего самоуправления средневековых кастильских муниципий в целом хорошо изучена по судебниками и королевским грамотам. Не является исключением и Сепульведа. Какие-либо радикальные открытия в этом вопросе вряд ли возможны в ближайшие годы. Тем не менее, Агустин Бермудес Аснар (Университет Аликанте) в своей статье «Организация консехо Сепульведы согласно фуэро 1305 г.»[14] подходит к теме «с точки зрения, которая применима не только к Сепульведе, но, напротив, применима к любой местной общности в развитое средневековье и является продуктом, в конечном счете, возрожденной концепции "universitas”, концепции, укреплявшей и консолидировавшей ius commune».[15] Некоторые размышления автора представляют, несомненно, определенный интерес для историков права.
Юридическое своеобразие консехо хорошо видно на примере полномочий, которые вытекают из его прав и обязанностей. Импульс, полученный от королевской власти в момент заселения, способствовал рождению общности с индивидуальным лицом, которая представляла собой нечто большее, чем просто сумма ее обитателей. Так возникает абстрактный субъект, в данном случае, юридический, который характеризует сообщество, называемое термином «консехо» (от лат. сoncilium — совет). И именно это наименование, а не другое, сопровождаемое названием поселения, постоянно используется в фуэро для обозначения и характеристики юридического лица, наделенного правоспособностью действовать в правовом поле. Если же говорить об индивидуализирующих признаках этой общности, то первым в этом ряду будет ее юридический статус или фуэро. Что до других признаков, то ими служили печать консехо или герб совета, хотя в тексте судебника точных указаний на них не содержится. Однако в судебнике упоминается знамя совета и подчеркивается, что ввиду особой чести его нести в королевском походе, лица, сопровождающие его (кабальерос или судья-juez), должны быть особо вознаграждены. Также проявлением характеристики юридического лица следовало бы считать возможность предъявления обвинения совету в суде и его участие в нем как стороны процесса, и даже вынесение ему приговора и наложение санкции.[16] Из этого проистекает право избрания представителя для защиты своих интересов в суде, перед королем, т. е. возможность, единодушно признаваемая доктриной общего права и в глоссах к титулу 4 книги III Дигест (с. 164–166).
Консехо реализует свои права юридического лица в самых различных сферах права. Во-первых, в сфере осуществления правосудия как первая инстанция, которая предварительно изучает определенные дела до их передачи на рассмотрение суда алькальдов. Во-вторых, на собрании совета совершаются акты, требующие публичности в силу своей важности: основание поселений в округе, отведение поселенцу места для строительства дома, одобрение сделок с землей. В-третьих, в сфере экономической за консехо признается право быть собственником любого имущества в соответствии с доктриной общего права, основывающейся на законе 1 титула 4 книги III Дигест. При этом различаются муниципальные владения (которыми граждане пользуются безвозмездно) и собственность консехо, хотя и муниципальная, но предоставляемая в пользование в индивидуальном порядке. На с. 170–183 А. Бермудес Аснар перечисляет полномочия высших и низших магистратов, опираясь на текст судебника 1305 г. (российский читатель может с ними познакомиться во введении к русскому переводу судебника и посмотрев его текст[17]).
Характер эссе имеет работа профессора Антонио Линахе Конде «Сепульведа в истории».[18] В нем ученый обобщает свои многолетние наблюдения по истории этой муниципии.[19] Отметим его мнение, согласно которому краткое фуэро Сепульведы впервые было пожаловано графом Фернаном Гонсалесом: «следует думать, что в самый момент ее заселения в 940 или 941 гг.». Ученый не исключает даже того, что это пожалованное фуэро бытовало устно. Обращаясь к судебнику Сепульведы 1305 г., А. Линахе Конде подчеркивает, что формально он является фальсификацией, так как появление текста связывается с личностью Альфонсо VI. Но, как считает исследователь, речь идет о «фальсификации чисто формальной», ибо основу текста составляет правовой свод, который складывался в течение длительного времени благодаря пожалованной королевской властью городскому совету законотворческой автономии (с. 350).
Андрес Гамбра Гутьеррес (университет короля Хуана Карлоса) известен как автор основательного труда, который он посвятил эпохе Альфонсо VI.[20] Его статья в рецензируемом сборнике — «Альфонсо VI и заселение Сепульведы»,[21] — обобщающая многолетние поиски, интересна тем, что в ней он приводит две редакции грамоты 1076 г. Оба документа сохранились в копиях XII в.: редакция А — в архиве монастыря Силос, редакция В — в Национальном архиве Торе до Томбо. Редакция А насчитывает 35 статей (не считая протокола и эсхатокола), а редакция В — 34. В обеих редакциях 26 статей практически совпадают друг с другом, хотя располагаются в тексте в разной последовательности. Предписания из статей 30–32 редакции А отсутствуют в редакции В, а предписания статей 7 и 33–34 редакции В — в редакции А. Остальные статьи отличаются деталями. Но особенный интерес представляют переводы текстов на современный испанский (кастильский) язык. Нет необходимости говорить, что язык грамоты 1076 г. крайне сложен, а ее термины порой не то что неоднозначны, но порой и вообще непонятны. Возможно, поэтому в ряде случаев А. Гамбра Гутьеррес не столько дает буквальный перевод, сколько пересказывает текст статей. Полагаем, что последнее не совсем оправдано: все же следовало стремиться, сохраняя смысл, передать форму статей оригинала. Тем не менее уверен, что указанные переводы помогут европейским историкам права решить некоторые вопросы, связанные с пониманием смысла статей грамоты 1076 г. и, не исключено, вызовут дискуссии.
II. Тексту грамоты 1076 г. и институтам права этого периода посвящено исследование Хавьера Альварадо Планас (Национальный университет заочного обучения в Мадриде) «Латинское фуэро Сепульведы 1076 г.».[22] Этот ученый на данный момент является лидером течения в испанской историографии, которое можно назвать «антигерманистским». Главный его тезис состоит в том, что между институтами римско-вестготского права (при ведущей роли первой составной) и правом эпохи Реконкисты существует преемственность; многие нормы средневекового права, в которых многие ученые видели германские корни на деле либо суть вульгаризированные римские нормы либо позаимствованы у франков в ходе рецепции XI в.[23]
Х. Альварадо задается вопросом, насколько корректен преобладающий в испанской историографии тезис, выдвинутый еще Рафаэлем Гибертом, согласно которому право Сепульведы возникло ex novo «обычно-правовым путем». Х. Альварадо, анализируя информацию из хроник Луки из Туя и Хименеса де Рада, эпитафию графу Санчо Гарсии (995–1017) и преамбулу к фуэро Эскалоны 1130 г., приходит к следующему выводу. Привилегии, пожалованные Сепульведе, были «интеллектуальным творением графов Кастилии» и преследовали цель укрепить оборону южной границы графства. Причем эти привилегии были iura optima, т. е. самыми благоприятными среди всех пожалованных до этого колонистам (с. 60). Если говорить об институтах, не получивших отражение в грамоте 1076 г., то Х. Альварадо не сомневается, что «жители крепостей Эстремадуры жили согласно тому праву, которое в общих своих чертах было общим с правом севера Кастилии»; в грамоте 1076 г., как он полагает, «собрано не общее обычное право региона, но только его привилегии, т. е. исключения из общего правила» (с. 62–63).
Не менее важные вопросы, находящиеся в поле зрения Х. Альварадо, — методы изучения и анализа кратких судебников королевства Кастилия.[24] Так один из них состоит в классификации предписаний фуэрос по отраслям и крупным институтам (публичное право, уголовное, процессуальное, финансовое, частное — обязательства, наследование, семейное право и т. д.). Этот метод, называемый догматическим или институциональным (ему следовал, например, Р. Гиберт, комментатор судебника в издании 1953 г.), приводит к переносу схем, используемых при работе с современным правом, на право средневековое. Другой метод состоит в объяснении эволюции текстов права и изучении взаимного их влияния в рамках «семей» фуэрос. Этот метод использовали А. Гарсия Гало, Мартинес Гихон, Барреро Гарсия. Третий метод — социологический или структуралистский (Гарсия де Кортасар, Перес Прендес), с помощью которого объединяют «правовое пространство путем изучения взаимосвязей крупных юридических векторов (король, сеньор города, консехо, деревни, граждане-весинос, чужаки, территория округи и т. д.)». Все перечисленные методы при работе с грамотой Сепульведы и ей подобными, на взгляд Х. Альварадо, могут использоваться лишь как вспомогательные. Принимая во внимание, что в грамоте 1076 г. получили отражение «исключения из общего права территории», анализ самого текста ученый осуществляет с учетом поддающихся выделению групп привилегий, среди которых — политико-административные, военные, фискальные, экономические, процессуальные и нормы об уголовном иммунитете (с. 67–86). По ходу своей работы исследователь также переводит и толкует предписания грамоты Сепульведы 1076 г.
Поскольку Х. Альварадо является одним из лидеров «антигерманистов», это не могло не сказаться и на оценке природы некоторых институтов права Сепульведы. Один из примеров — оценка ст. 31 грамоты 1076 г. Приведем ее русский перевод: «И кабальерос освобождаются [от фонсадо, если дадут] по одному вьючному животному [каждый]. И кто шлем или кольчугу даст кабальеро, пусть освобождается. И четыре пеона освобождаются [если дадут] одного осла». Освобождение от участия в походе под королевскими знаменами (фонсадо) и замена его такими эквивалентами, как предоставление идущим в поход оружия, вьючных животных, горных ослов связывается ученым с вестготским институтом, который зафиксирован в Liber Iudiciorum. 9,2,9 — adjutorium. Говоря о ст. 15, в которой речь о процедуре обыска в доме лица, подозреваемого в укрытии ворованных вещей,[25] Х. Альварадо видит в нем архаичный римский, если вообще не индоевропейский институт. Наконец, в запрете внесудебного взятия залога в ст. 5–6 грамоты 1076 г.[26] ученый также находит вестготские корни, в частности, переосмысление Liber Iudiciorum 5,6,1.
Касаясь распространения права Сепульведы, точнее говоря, его «переноса» на другие города и крепости Кастилии,[27] Х. Альварадо подчеркивает, что оно существовало в двух традициях: муниципальной и сеньориальной. В первом случае наиболее развернутый вид эта традиция получила в судебнике Куэнки (1189 г.– первая четверть XIII в.), в производных от него текстах или связанных с ним принадлежностью к одной «семье» — Куэнка-Теруэль. Во втором случае речь идет о жаловании права Сепульведы, прежде всего во владениях ордена Сантьяго, начиная с крепости Уклес (1177 г.). Сеньориальную традицию отличает меньшая степень привилегированности, бóльшая степень влияния сеньора города на дела муниципального совета, чьи судьи не избирались, а назначались сеньором (с. 81).
Х. Альварадо также ставит два вопроса: почему же власти Сепульведы, составляя пространный свод своего права, обратились к тексту судебника Куэнки, если последнее было ничем иным, как подробной записью права Эстремадуры, у истоков которого стояла грамота Сепульведы 1076 г.? Почему не менее половины предписаний пространного судебника Сепульведы составляют совпадающие слово в слово предписания текста Куэнки? Ученый полагает, что, скорее всего, существовала утраченная промежуточная редакция свода права Сепульведы (следовательно, и права Эстремадуры), так что текстуальные совпадения объясняются общим протографом. Вместе с тем использование при подготовке редакции судебника Сепульведы 1300 г. текста Куэнки стало возможным благодаря тому, что в последнем право Эстремадуры было записано наиболее удачно с юридико-технической точки зрения (с. 84–86). Так, еще Р. Гиберт высказал предположение (которое в настоящее время не оспаривается) о том, что текст Куэнки составлял знакомый с римским правом юрист. Не исключено, что это был служащий королевской канцелярии.
Значительный интерес представляет статья Хуана Саинс Герра (Университет Хаэна) «Уголовное право в пространном фуэро Сепульведы»,[28] которая, как видно из ее названия, посвящена институтам одной только отрасли. Работу автора отличает высокий уровень аналитики и стремление подняться до уровня теоретических обобщений.
В тексте пространного судебника Сепульведы (несмотря на более позднее время его составления в сравнении с судебником Куэнки) даже при поверхностном ознакомлении заметно сохранение раннесредневековых черт, идет ли речь о бессистемном расположении норм различной отраслевой направленности, о казуистике многих его предписаний или же о существовании архаичных судебных процедур и способов доказывания в уголовном праве. Исследователь видит причину этого, прежде всего, в политической плоскости (слабости королевской власти в период малолетства Фернандо IV) и «в историческом моменте», когда несмотря на завершение активной Реконкисты все еще остро стоит вопрос о внутренней колонизации обширной сельской округи Сепульведы и охраны ее от вторжения чужаков — граждан других муниципий. Пожалование привилегий уголовно-правового характера жителям Сепульведы и ее округи, а также существование в местной правоприменительной практике юридических понятий, которые у ближайших соседей уже отошли в прошлое, — вот основные «виновники» своеобразия текста судебника Сепульведы.
Х. Саинс Герра указывает, что нормы уголовного права беспорядочно разбросаны по тексту и часто чередуются с процессуальными нормами (с. 188–189). Сам же уголовный процесс в судебнике Сепульведы, по мнению ученого, не имеет ничего общего с вестготским миром. Речь идет о новой судебной процедуре со значительной долей религиозного элемента. «Можно утверждать, не опасаясь впасть в преувеличение, что институт присяги является ключевым элементом при доказывании во всем пространном фуэро, — факт, который некоторым образом расходился с другими текстами средневековой Испании» (с. 190). Автор указывает, что хотя из текста пространного судебника исключены ордалии (в частности, испытание раскаленным железом), однако следов реципированного права в нем практически не заметно (с. 190).
В судебнике Сепульведы не дано понятие преступления (деликта), что позволило бы отделить уголовное право, нормы которого орган власти уполномочен применять для наказания жителей города и округи, — от административного права, в рамках которого налагаются иные санкции. Возмещения и штрафы во многих предписаниях настолько смешаны, что невозможно точно определить, идет речь о возмещении причиненного ущерба или о наказании материального характера (т. е. о штрафах) (с. 191). Кража не квалифицируется как уголовно-правовое деяние, по меньшей мере, до первого рецидива. С точки зрения налагаемых санкций, которые являются возмещением гражданско-правового характера, причинение ущерба рассматривается так же, как и кража. Нанесение ран наказывается путем наложения санкций также экономического характера, причем без указания на получателя возмещений. И только в случаях тяжелых увечий или нанесения увечий в Совете возмещение делится на три части — треть в пользу короля, по трети — в пользу алькальдов и обвинителю или его родственникам (с. 192).
Субъективный элемент, т. е. умысел (или злой умысел), который был сквозным и для римского, и канонического права, играл определяющую роль при назначении наказания и являлся важным шагом вперед в развитии науки уголовного права, также в судебнике отсутствует.
Уголовные предписания раннего средневековья существенно отличаются от современных еще потому, что у них, как подчеркивает Х. Саинс Герра, — противоположные посылки. Так, в праве Сепульведы весино-сосед обязан отвечать даже на таком основании, как подозрение. Подозрение в совершении деликта ставило жителя Сепульведы в положение близкое к «вражде» и приводило к вменению ему нарушения закона. Невиновность не презюмируется: ее необходимо доказать или, наоборот, предоставить поручительство, которое свидетельствовало бы о готовности отвечать за собственные поступки (с. 194).
Сторонница взглядов Х. Альварадо — Изабель Рамос Баскес — (Университет Хаэна) назвала свою работу «Процессуальные аспекты в латинском фуэро Сепульведы».[29] И. Рамос Баскес подчеркивает, что необходимы новые исследования особенностей процесса в испанском средневековом праве в эпоху, предшествующую рецепции общего права. Это будет способствовать дальнейшему разрешению проблемы существования так называемых «германизмов».
Краткие грамоты, пожалованные крепостям в процессе Реконкисты, содержат незначительное число процессуальных предписаний. Это не означает, что процессуальное право не интересует формирующиеся городские советы. Напротив, зафиксированные в текстах грамот нормы — это именно привилегии, существующие параллельно с общим правом Liber Iudiciorum, дополняющие его, с помощью которых решается насущная задача колонизации и привлечения поселенцев. Отсюда такая лаконичность и краткость грамот (с. 215).
И. Рамос Баскес, вступая в полемику с «германистами», полагает, что, несмотря на неразделенность уголовного и гражданского процесса, его «приватизацию» после крушения государства вестготов, не следует преувеличивать быстроту исчезновения принципов и институтов Liber Iudiciorum. Переход в частные руки («семейным группам») некоторых карательных функций не должен ставить под сомнение существование публичной юстиции — судебных органов или советов муниципий, от санкции которых зависела легитимация подобных функций (с. 216). Например, городской совет объявляет «врагом» (inimico) знатного человека, если тот, нанеся оскорбление (в тексте «desornaret»: букв. «нанесет бесчестие»), не дает возмещение (ст. 19). Также городской совет контролирует территориальные пределы кровной мести, наказывая штрафом в 300 солидов мстителей, если те убьют обидчика до пересечения им линии р. Дуэро, т. е. северной границы гражданской общины, за которой заканчивалась «привилегированная» территория (ст. 18). Также городской совет защищает пришедших с севера на поселение убийц, если тех пытаются преследовать на территории крепости или ее округи (ст. 13). Разве можно утверждать в связи с этим об отсутствии публичной юстиции в Сепульведе XI в.?
Такие институты, как вражда и кровная месть, следовательно, не существовали вне публичного права. И. Рамос Баскес даже полагает, что они связаны с вестготским институтом traditio in potestatem, когда в исключительных случаях допускалась передача преступника родичам жертвы, но не ранее этапа предварительного судебного вмешательства властей. Особенности отражения в таких судебниках, как краткое фуэро Сепульведы, кровной мести и вражды в конце XI в., по мнению автора, «показывает нам, что их появление могло вызываться скорее приспособлением карательной системы Liber к новым обстоятельствам в данный момент, чем предполагаемым превосходством над ней вестготского обычного права» (с. 218).
И. Рамос Баскес выступает еще против одного тезиса «германистов», касающегося характера избрания судей и вообще природы судейской должности в кастильском консехо. Судьи Сепульведы, на ее взгляд, не составляли трибунал, выбираемый гражданами консехо совершенно независимо. Право их избрания делегировалось селению монархом путем предоставления привилегий, включаемых в текст фуэро. Это, по сути, подразумевало, что в некотором смысле муниципальные судьи были должностными лицами центральной власти. Юрисдикционные права не вытекали напрямую из структуры власти, сфокусированной на монархе; решением короля их осуществление просто передавалось в руки выборных судей (с. 219). Анализ ст. 21–23 грамоты Сепульведы 1076 г. позволяет И. Рамос Баскес сделать вывод, что даже «сеньор города» — непосредственно представляющий в нем и его округе короля — подчинялся юрисдикции муниципальных судей, и что у него не было никаких юрисдикционных прав над гражданами Сепульведы (с. 219–220).
Анализируя процессуальные нормы грамоты 1076 г. исследовательница подчеркивает, что в эпоху ее пожалования в муниципальном правосудии процесс следственного типа отсутствует. Судья действует не ex officio, но после обращения стороны, следуя принципу «nemo alicui respondeat sine rancuroso» — «никто не отвечает без истца». Ключевая идея правосудия, которое сформировалось в небольших общинах раннего средневековья, основывалась исключительно на принципе возмещения ущерба, причиненного конкретному лицу, а не на принципе преследования вообще противозаконных деяний, которые могли подвергнуть опасности хрупкий общественный покой (с. 222).
Выявляя особенности процессуального права, И. Рамос Баскес обращается также к институту залога, который в средневековом праве играл двоякую роль. С его помощью сторона могла как инициировать процесс, так и завершить его, обращая взыскание на взятое (захваченное) залоговое имущество и удовлетворяя свои требования, прежде всего материального характера. Коснувшись теории Э. Майера, который считал, что взятие залога всегда подразумевало участие в этом должностного лица — представителя короля, а затем взглядов «германистов» (в частности Э. Инохоса), видевших в залоге внесудебный институт германского обычного права, исследовательница предлагает свое видение вопроса. Она не исключает «определенную преемственность» между использованием внесудебного залога в германском праве и «его приспособлением в небольших христианских сообществах, которые образовались на севере полуострова после мусульманского вторжения как наследники той [вестготской] цивилизации». При этом И. Рамос Баскес непосредственную причину столь широкого распространения внесудебного залога в Испании усматривает в рецепции франкского права, особенно со второй половины XI в. (с. 223–226), разделяя взгляды Х. Альварадо. С этой же рецепцией исследовательница связывает и институт соприсяжничества, неизвестный вестготскому праву, но повсеместно распространенный впоследствии в христианских королевствах полуострова (с. 228).
III. Тема статьи Хосе Кано Валеро (Университет Кастилия — Ла Манча) — «Происхождение кабальерии де сьерра и ее функции по охране и инспекции муниципальной округи».[30]
Появление служилого городского рыцарства (caballeros villanos) Центральной Испании неразрывно связано как с пограничным положением Эстремадуры в XI — середине XIII в., так и с мощью городских советов. Имея незнатное происхождение, но располагая конем и вооружением, они составляли костяк городских ополчений и были обязаны участвовать в походах под королевскими знаменами, не говоря уже об охране границ и крепостей, а также об участии в набегах на свой страх и риск с целью завладения добычей. В ходе колонизации обширных муниципальных округ городские кабальерос составляют общественную группу, члены которой не только имели крупные земельные владения в городских округах, но и были основными претендентами на занятие городских магистратур — судей, алькальдов, присяжных, секретарей, сайонов-полицейских, судебных приставов, «верных» (fieles), наконец, смотрителей сьерры — инспекторов, следивших за состоянием лесов, пастбищ, водоемов, охотничьих угодий и границ округи и охранявших частные владения граждан-весинос.
В «поле зрения» городских грамот и судебников кабальерос — будущие смотрители сьерры, — охранявшие пастбища, попадают уже с середины XII в. (упоминаются, например, в фуэро Молина де Арагон 1151 г.). А с начала XIII в. их обязанности излагаются уже в специальных уставах.[31] Правда, в Сепульведе предписания о них известны не ранее 1300 г., когда было завершено редактирование пространной редакции судебника. В тексте памятника они называются «четверо кабальерос». К своим инспекторским обязанностям они приступали после публичного принесения присяги. В сумме властных полномочий магистратов их обязанности состояли в инспектировании, охране и защите округи с правом задержания (при участии ее жителей) разного рода нарушителей и предъявления им обвинения перед судьей и алькальдами.
Статья Фернандо Суарес Бильбао (Университет короля Хуана Карлоса) называется «Религиозные меньшинства в Кастилии: евреи и мусульмане Сепульведы».[32] В ней автор обращается, прежде всего, к вопросу о правовых основах поселения религиозных меньшинств в городах и селениях Кастилии. Что касается евреев, то они основывались на двух принципах: законности и легальности (legitimidad y de legalidad). Первый принцип вытекал из доктрины св. Августина, который впоследствии превратился в церковный закон в силу «Constitutio pro iudaeis» 1199 г., провозглашенной папой Иннокентием III. Христианские короли должны были принимать и защищать евреев потому, что они, являясь хранителями Святого Писания, представляли собой живой пример обещаний Господа народу Израиля и того, как эти обещания им исполнялись; когда-нибудь, движимые примером христиан, евреи должны-таки признать эту истину и обратиться в христианство. Эти принципы вошли в законодательство на полуострове с начала XI в., и старые антиеврейские законы вестготов к 1066 г. были заменены совокупностью норм, которые гарантировали евреям право проживания, использования своего языка, постройки синагог и религиозных школ, исповедания веры Моисея (в частном порядке), владения имуществом в соответствии с законами королевства и объединения в общины, которые назывались «альхамами». Эти привилегии постепенно включаются в местные фуэрос, а впоследствии — в королевские уставы.
Евреи, согласно этим новым представлениям, были гостями короля и в таком качестве находились под его защитой, что создавало для них привилегированное положение. Нападение на еврея наказывалось так же сурово, как и на идальго, поскольку они являлись «собственностью короля». Но они не были подданными ни по религии, ни по праву. Кроме того, за королевскую защиту еврейские альхамы платили высокую цену, а именно: налог за право проживания, подушную подать и ряд других, не говоря уже о муниципальных сборах (с. 283).
С 1373 г. Сепульведа становится объектом пожалования королевским родственникам. Не всегда отношения между королями и ними были безоблачными. Например, с 1394 г. по 1396 г. длился конфликт между доньей Леонор и Энрике III. Естественно, что в него были втянуты и горожане, опасавшиеся сеньориализации власти над городом, выпадением ее из королевского домена. Закономерно, что жертвой политических страстей становились евреи, которых, в силу их прямой связи с короной, обвиняли во всех несчастьях, и часто антисеньориальные выступления заканчивались убийствами евреев (с. 284–286).
Исследователь подчеркивает, что в краткой грамоте 1076 г. нет ни одного упоминая о религиозных меньшинствах, хотя в фуэрос евреи упоминаются уже в X в., например, в фуэро Кастрохериса 974 г. Объясняется это сложной военной обстановкой приграничной крепости и региона в целом и отсутствием условий не только для сохранения каких-либо групп мусульман, но и для поселения евреев (с. 282). И те, и другие упоминаются в пространном судебнике 1300 г. (с. 282). К 1290 г. в Сепульведе насчитывается около 50 еврейских семей, что могло составлять примерно 250 чел. (с. 284). После образования в Сепульведе еврейской альхамы их положение регулировалось двумя видами предписаний: королевскими и муниципальными (с. 287).
Сепульведа была одним из мест, где евреи обладали уголовной и процессуальной привилегией в делах с участием христиан. Вместе с тем им запрещалось иметь недвижимость (с. 287). Королевская власть также ограничивала проценты по ростовщическим сделкам евреев (с. 288). Что касается мавров, то они не рассматриваются в пространном фуэро Сепульведы как самостоятельная община, что отражает их рабское положение. Так, именно их хозяева получали возмещения и штрафы, причитающиеся маврам в случае совершения против них преступлений. Иногда мавров отпускали на свободу, и те могли вместе со своими бывшими хозяевами принимать участие в колонизации округи. Между еврейской альхамой и мусульманским населением всегда существовало заметное различие: если правовое положение первых зиждилось на привилегиях короля, то мавры целиком находились в сфере сеньориальных, частных отношений (с. 289).
На с. 289–292 Ф. Суарес Бильбао рассматривает экономическую деятельность евреев и особенности наказаний, установленных для них за продажу в рабство христиан под видом мусульман или за деликты, совершаемые в общественной бане. Что касается частного права, то исследователь указывает, что в судебнике о нем нет никаких сведений. Это подразумевает разрешение вопросов, возникающих в этой сфере, на основе собственных обычаев и норм каждой религиозной группы. В сфере уголовного права евреев защищают, в отличие от остального населения, высокие судебные штрафы, такие же, как у кабальерос; в то же время наказания, установленные для евреев, намного суровее тех, которые предусмотрены для христиан. Первое объясняется тем, что они — «собственность короля», а штрафы и возмещения, причитающиеся им, поступают в казну (с. 293).
М. Антония Анторанс Онрубья последовательно рассматривает через призму текста судебника отношение к дому (с. 260–263), гражданскую солидарность, проявления агрессивности, «дурную славу» (с. 263–269), гигиену (с. 269–271), занятие ремеслом и торговлей, отношение к охоте и рыболовству (с. 271–274); анализируя торговую (дорожную) пошлину, исследовательница показывает, какими привозными продуктами и вещами пользовались горожане (с. 275–278). Статья исследовательницы ценна тем, что ее наблюдения, которые юристы в силу иных подходов к тексту зачастую не способны сделать, могут использоваться для комментирования многих статей судебника.
Нет сомнений, что обозреваемый сборник станет на ближайшие годы заметным явлением в испанской историографии, и к нему неоднократно будут обращаться как историки, так и юристы. А вместо заключения нашего обзора укажем, что в октябре 2006 г. профессор Х. Альварадо намерен провести второй международный симпозиум по истории права Центральной Испании и Сепульведы. В нем предполагается участие ученых как из Испании, так и из Франции, Великобритании, Германии, Скандинавии и США. Приглашение для участия в этой научной встрече получили и трое ученых из России. Надеемся, что симпозиум пройдет успешно, и мы в скором времени увидим его материалы опубликованными.
Г. В. Савенко, кандидат юрид. наук, доцент Ивановского госуд. ун‑та.
