Свобода подданных и королевская прерогатива в судебной практике и доктрине предреволюционной Англии /
Кондратьев, С. В.
Свобода подданных и королевская прерогатива в
судебной практике и доктрине предреволюционной
Англии /С. В. Кондратьев.
//Правоведение. -1996. - № 4. - С. 108 - 114
СОДЕРЖ.: Дело Джона Бейта, или Дело об импозициях --
Дело Оливера Сент-Джона, или Дело о беневоленсах.
Библиогр. в подстрочных ссылках.
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ - ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ - СТРАНЫ
ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ - СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА -
СУДОПРОИЗВОДСТВО - ИСТОРИЯ ПРАВА
Материал(ы):
Cвобода подданных и королевская прерогатива в судебной практике и доктрине предреволюционной Англии [Журнал "Правоведение"/1996/№ 4]
Кондратьев С.В.
В официальных документах, судебных и парламентских речах предреволюционной Англии нередко можно встретить термины, которые и сегодня заставляют учащенно биться сердца записных либералов: «свободы», «право», «права» («freedom», «freedoms», «liberty», «liberties», «law», «right», «rights»). Но, в отличие от термина «право» (law), юридические трактаты почти не содержат определения свободы (liberty). При подчеркнутом интересе современников к своим правам, правоведы — увы! — почти не оставили развернутых характеристик свободы в юридических произведениях. Только у У. Ноя и Эд. Кока нам удалось отыскать какие-то дефиниции.
Трактат У. Ноя «Об основаниях и максимах с анализом законов Англии» содержит небольшую главку с показательным названием «Вольности» (Liberties), в которой можно прочесть: «Вольность (liberty) — это королевская привилегия, находящаяся в руках подданного. И поскольку все вольности исходят от короны, то, следовательно, и аннулируются они — как выморочные (escheat), конфискованные (forfeiture) и подобные — после их возвращения короне. Ибо вышестоящий изымает у нижестоящего». Эти «вольности», или привилегии, корона должна предоставлять специальными документами (by special words). К таким привилегиям относится право обладать выморочным парком, брошенным домом, потерянной вещью, беспризорным ребенком, имуществом потерпевшего крушение корабля. Но оно не распространяется на движимость преступников, дезертиров и людей, стоящих вне закона. Изымается привилегия и тогда, когда ею пользуются не по назначению (например, торгуют не тем товаром, на который получена лицензия), либо тогда, когда не пользуются вовсе.1 Очевидно, что приведенное юридическое истолкование имеет сугубо средневековый характер, ибо под «свободами» подразумеваются вольности, права и привилегии, которые подданные получают от короля. Субъект права подчеркнуто персонифицирован: король дает привилегию не всем, а какому-то конкретному лицу (one). Трактату У. Ноя при постановке этой проблемы чужды отвлеченность и абстрактность Нового времени.
Однако, если судить по Эд. Коку, идея абстрактных прав в тот период уже постепенно внедрялась в сознание англичан. Хотя она еще предстает в окружении средневековых партикулярных вольностей и привилегий, но акцент с фиксации свобод в королевских хартиях и патентах уже смещен на самое английское право. Частная привилегия, считает Эд. Кок, должна отступить перед свободой подданных. Вот как он определяет слово «libertates» в комментариях к Великой Хартии Вольностей. Это слово имеет три значения. Во-первых, оно указывает на тождественность «libertates» английскому слову «законы» (it signifieth the laws of the realme, in which respect this chapter is called, charta libertatum). Во-вторых, латинское слово «libertates» переводится английским словом «свободы» (freedoms): «Свободы, которые имеют подданные Англии». Эти свободы — незыблемы. Они стоят выше привилегий отдельных лиц и сообществ. Например, если сообщество портных предпишет своим членам под угрозой штрафа сдать половину готового платья бесплатно для того, чтобы одеть в него работающих на сообщество рабочих, то «это предписание будет противоречить праву, поскольку оно противоречит свободе подданного, ибо каждый подданный имеет право (frееdоme) отдавать свою одежду тому, кому он пожелает». По мнению Эд. Кока, любые ограничения торговли, включая выданные короной монопольные патенты, противоречат свободе подданного и праву страны. В-третьих, словом «liberties» означали пожалования и привилегии, которые подданный имеет из королевского дара, т. е. все то, что перечислил У. Ной.2
Иначе говоря, мы видим идею свободы на том этапе формирования и становления, когда она, опираясь на право, начала отделяться от средневековых представлений о даруемых королем подданным и поэтому зависимых от его воли вольностях и привилегиях. Отметим также, что в предреволюционной Англии проблема «вольностей и прав» подданных наиболее отчетливо звучит как антиномия, или дихотомия, королевской власти. Например, в «Апологии палаты общин» можно прочесть следующее: «Прерогативы королей легко могут расширяться и на самом деле расширяются с каждым днем; привилегии же подданных по большей части находятся в одном и том же неизменном положении. Эти привилегии при большой предусмотрительности и заботе могут быть сохранены, но если они когда-либо утрачиваются, то восстанавливаются лишь с большими трудностями».3 Корона нередко пыталась распорядиться частью имущества подданных как своим собственным, поэтому существование проблемы соотношения и противоречия власти и свободы отчетливо осознавалось современниками. Налицо было историческое противоречие, которое уничтожается в результате деятельности самих людей.4 Однако в нашу задачу не входит выяснение, сколько исторического времени требуется для разрешения этого вопроса. Как известно, англичанам не хватило всего XVII столетия.
Среди всех составляющих либеральной мысли две представляются нам наиболее важными — идея о незыблемости собственности и идея о личной свободе, о том, что собственность и свобода защищены законом и могут быть отчужденны только посредством установленных процедур. Вокруг этих идей велись наиболее интенсивные дискуссии в судах и парламенте. Как ни странно, но именно в конкретных судебных тяжбах идея свободы предстает в наиболее абстрактном виде. В начале XVII в. в условиях, когда королевская власть постепенно ставила под свой полный контроль деятельность судов общего права, в дискуссиях отчетливо звучала мысль о недопустимости изменения законов, форм собственности, установления налоговых и других обложений без согласия подданных, выраженного в парламенте.
Видные английские юристы общего права У. Лэмбард, Дж. Левис и Т. Хедли приходили к заключению, что появление собственности и неравенства среди людей стало первопричиной создания государственности.5 Хотя заметим, что, по мнению Дж. Селдена6 и Д. Селтерна, чувство собственности не пришло к людям постепенно, а было присуще им изначально. Чувство собственности является одним из естественных законов. Д. Селтерн писал: «Я не могу согласиться с мнением, высказанным Грацианом, что все вещи по естественному праву были общими. Напротив, я держусь того, что различие в объемах собственности (distinction of properties) было установлено Всемогущим Богом изначально, было впечатано (imprinted) им в законы и в природу... Это явствует из жизни Каина и Авеля, которые были владельцами полей, земель, овец, плодов и населенных жителями городов, а также из историй Авраама, Иова и других патриахов, в которых упоминаются покупки, продажи и различные преступления, наказываемые по закону».7
Как правило, противники произвольных обложений и арестов ссылались на знаменитую 29 статью Великой Хартии Вольностей (в редакции Генриха III), которая гласит: «Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владений, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его и по закону страны». Отметим, что в хронике Матфея Парижского был приведен полный вариант Хартии. Эта хроника была заново открыта антиквариями в конце XVI — начале XVII в., когда уже сложилась традиция обращаться к одному из первых подтверждений Хартии, а именно к подтверждению Генриха III, и считать его статутом. Хартия в редакции Генриха III была издана на латинском языке в собрании статутов 1508 г., а в 1524 г. появился ее английский перевод. Но даже после обнаружения хроники и полного текста Хартии обращение к ней с правовой точки зрения оказалось затруднительно, поскольку хроника не считалась источником права.8 Эд. Кок очень высоко оценивал данную статью. Он подчеркивал, что никого нельзя заключить в тюрьму иначе, как по закону страны, т. е. по общему праву и обычаю Англии. Это служит «веским доводом» в пользу того, что несправедливо заключенный по закону должен быть освобожден (he should by law be relieved therein, if he be wronged), «поскольку свобода для человека ценнее всего остального». Кроме того, по королевскому иску любой человек должен судиться только в Королевской скамье, но не перед каким-либо другим судьей. Далее. Не может быть торговли «правосудием или правом» (justice or right), никому не может быть отказано в «правосудии или праве», не может быть отсрочено исполнение «правосудия или права».9
В настоящей работе мы остановимся на материалах двух судебных разбирательств, так как жанр статьи не позволяет нам привлечь материалы других судебных тяжб. Отметим только, что в судебной практике предреволюционного времени подобного рода дел было много.
Дело Джона Бейта, или Дело об импозициях
Импозиции — это пошлины на ввозимые в Англию определенные виды товаров. Как писал современник, «под словом "импозиции” мы понимаем такие пошлины и суммы денег, какие король патентами под большой печатью Англии и Ирландии установил на импортируемые и экспортируемые товары».10 Первая импозиция (пошлина на ввозимую в страну одежду) была введена Марией Тюдор ее собственным волеизъявлением. В последующем импозиции взимала Елизавета Тюдор, а после своего вступления на английский престол их продолжал собирать Яков I.11 Видимо за те 50 лет, что взимались импозиции, они стали считаться традиционным налогом и против них не возникало никаких возражений. Однако в 1606 г. Джон Бейт, купец Левантийской компании, ввозивший в Англию корицу из Турции, отказался платить пошлину. Свой отказ он обосновывал тем, что импозиции не были санкционированы парламентом. Дело Бейта разбиралось в Суде Казначейства. Джон Бейт проиграл процесс. Казначейство подтвердило право королевской власти вводить новые пошлины и изменять размер старых. Позиция судей Казначейства представлена в выступлении барона Кларка и главного барона Томаса Флеминга. Барон Кларк отождествлял собственность, принадлежащую короне, с собственностью подданных, отстаивая тем самым право короля «в очерченных законом и в разумных пределах» распоряжаться собственностью народа по своему усмотрению. «Верно, что богатство короля — в общественном богатстве его подданных. По своему желанию король может взять бревно из леса подданного, но только так, как это определено в лесном праве. Для собственных нужд он может брать продовольствие у поставщика, но это должно быть осуществлено по разумной цене и без злоупотреблений».
Однако дело Бейта целиком относится к королевской прерогативе и не может быть рассмотрено по общему праву. В данном случае Кларк предлагает обратиться к решениям Суда Казначейства. По мнению юриста, все порты Англии принадлежат королю. В годы правления Елизаветы Тюдор, вспоминает он старый прецедент, некто стал утверждать, что является владельцем порта. Этот человек был осужден. Таким образом, как владелец портов король имеет право вводить новые пошлины и регулировать, вплоть до запрещения, экспорт и импорт товаров. Ведь король, лишенный возможности пополнять казну, не сможет выполнять свои обязанности перед страной. «Как не может быть королевства без подданных и управления, так не может быть короля без доходов. Лишенный доходов король не сможет, как то ему подобает, поддерживать мир в своих владениях, вести войну, награждать слуг. Доходы — это очень важная часть короны, и кто отбирает их у короля, тот тем самым стаскивает корону с его головы, ибо одно неотделимо от другого».12
Главный барон, Т. Флеминг, был согласен с утверждением соседа по судейской скамье, что король может вводить любые пошлины, не испрашивая согласия парламента, хотя бы по праву владельца всех английских портов. Кроме того, такое право ему дает его прерогатива. «Все пошлины, старые и новые, являются следствиями и результатами торговли с иностранными народами, но всякого рода торговля и дела с иностранцами, все вопросы войны и мира, всякого рода принятие и допущение к обращению иностранных денег, всякого рода соглашения и договоры определяются абсолютной властью короля. А тот, кто является причиной, обладает властью над результатами... Следовательно, необходимо признать, что, если король может облагать пошлинами, он может облагать ими в том размере, в каком пожелает. Следует положиться на мудрость короля, который управляет всеми нами под Богом». Т. Флеминг в своем выступлении пришел к выводу, что поведение Бейта, вступившего в спор с королем, недостойно, ибо подданным не подобает обсуждать действия короля. Кроме того, король по предназначению не может быть неправым (king... cannot do wrong).13
Постановление Казначейства с некоторыми оговорками было подтверждено совместным решением главного судьи королевства Джона Попхема и главного судьи Суда Общих тяжб Эд. Кока. Они заявили, что король может по своей воле и без согласия общин «устанавливать любую пошлину (imposition) на любой товар, ввозимый в наше королевство», так как это делается для «улучшения торговли и перевозок, которые дают жизнь любому острову, т. е. если это делается для общего блага». К тому же, продолжают они, если английские товары облагаются пошлинами в каком-то иностранном государстве, то король может обложить пошлинами товары, ввозимые в Англию оттуда. Такая политика, подчеркивали судьи, не противоречит статутам и Великой Хартии Вольностей.14
Несмотря на решение судей, вопрос о праве королевской власти вводить пошлины без согласия Парламента поднимался в Палате Общин в 1610, 1614, 1621 и 1624 гг. Многие коммонеры сочли постановление Казначейства, поддержавшее королевскую прерогативу, покушением на «свободу подданных». Они настаивали на том, что у короля нет законных оснований собирать пошлины. Именно в этой плоскости и шла дискуссия.
Позицию королевской власти защищали канцлер Томас Еллесмер, генеральный солиситор Фр. Бэкон, генеральный атторней Ирландии Дж. Девис. Они так же, как ранее бароны Казначейства, стремились вывести вопрос об импозициях за пространство, регулируемое общим правом. Т. Еллесмер и Фр. Бэкон полагали, что король обладает прерогативой вводить импозиции на любые товары. Импозиции не противоречат общему праву. Собирая импозиции, король отнюдь не покушается на собственность подданных, «не вторгается в "мое и твое”, поскольку их нельзя считать налогом подобным налогу на землю и налогу на движимость, которые устанавливаются только парламентом».15
В конце правления Якова I Джон Девис посвятил импозициям специальный трактат. Генеральный атторней Ирландии доказывал, что подходить к вопросу о пошлинах с точки зрения позитивного, или общего, права невозможно, ибо торговля регулируется специальным торговым правом (Law Merchant), которое отличается от общего права. Торговое право представляется ему частью естественного права и права народов. Следовательно, оно — всеобще. Королевская прерогатива является частью права народов и возникла до права позитивного, а значит, она также всеобща и универсальна. «Нормы торгового права должны соответствовать праву естественному, которое универсально... поэтому очевидно, что проблемы, касающиеся купцов и товаров, обыкновенно не решаются частными и обычными законами отдельной страны, но всеобщим правом природы и правом народов». Ход мысли, кажется, ясен: если монархическое regale — универсально, если римские императоры устанавливали пошлины по своему желанию, если их устанавливают государи Франции, Испании и Тосканы, то почему этого не может делать король Англии? Дж. Девис убежден в обратном: «Все абсолютные короли и государи по своей прерогативе могут облагать пошлинами товары. Следовательно, мы можем заключить, что один монарх имеет столько же власти, сколько имеет другой... А король Англии, как любой другой король и как сам себе император... своей королевской прерогативой, принадлежащей его короне и скипетру, может облагать пошлинами любые товары, ввозимые в одно из его королевств и владений или вывозимые из них». Поэтому, признавая, что по общему праву никакие налоги на недвижимость в Англии не могут быть установлены без согласия парламента, Дж. Девис находит, что данное правило не относится к товарам, ввозимым из-за моря. А все пошлины, вводимые английскими королями (включая Якова I, о котором в трактате есть специальная глава), следует считать справедливыми и законными.16 Отметим, что в последнем своем аргументе Дж. Девис прямо следует за Яковом I, который в парламенте 1610 г. заявлял в своей речи: «Все христианские короли, избираемые и наследственные, обладают властью облагать пошлинами».17
Генеральный атторней Генри Хобарт и Джон Доддридж считали, что само общее право дает королю возможность устанавливать и собирать пошлины без согласия парламента.18
Наиболее острой была дискуссия в парламенте 1610 г. Данный вопрос, как сказано19 в источнике, изучали все юристы общего права, представленные в Палате общин. Как показывают их выступления, они настаивали на том, что данная проблема может быть рассмотрена и разрешена только в плоскости общего права и установленных процедур. Например, Томас Уентворс подчеркивал, ссылаясь на Фортескью, что властные полномочия королей Англии и Франции не могут отождествляться, так как существует различие, состоящее в том, что в Англии не может быть пошлины без санкции парламента.20
Дж. Уайтлок за практикой введения импозиций увидел стремление короны распоряжаться собственностью подданных по своему усмотрению и превратить свободных англичан в слуг. Вопрос заключается не в том, говорил он, обращаясь к коммонерам, «чтобы определить, что мы имеем, а в том, имеем ли мы хоть что-нибудь, или не имеем ничего. Если у короля есть право распоряжаться нашей собственностью (to alter the property) без нашего согласия, то мы только слуги его воли. Если нашей собственностью распоряжается король и парламент, тогда мы имеем собственность и являемся слугами нашей воли; ибо то, что делается в парламенте, делается по нашей воле и по нашему согласию».21 Королевская власть не может устанавливать пошлины по четырем причинам: «1. Это противоречит естественному порядку и устройству нашего королевства, которое является королевством на публичном праве (which is jus publicum regni), то есть тем самым подрывается фундаментальный закон королевства и создается новая форма государства и управления. 2. Это противоречит гражданскому (municipall) праву, то есть праву частному и праву собственности (which is jus privatum, the law of property and of private right). 3. Это противоречит различным статутам, принятым, чтобы ограничивать короля в данной сфере.22 4. Это противоречит традиции и обычаю нашего государства, а также завету предков: ограничивать как прерогативу короля, так и вольности подданных (to limit both king’s prerogatives and subjects liberties)».23
По мнению Дж. Уайтлока, некорректно отождествлять власть короля Англии с властью других государей Европы, поскольку в Англии существует смешанная система правления, а английский король имеет верховную власть (суверенитет) в парламенте, где его власть «подкрепляется согласием всего королевства». Власть же европейских государей строится по принципу римского права: «Что угодно государю — имеет силу закона». И именно этот принцип «дает им абсолютную власть (absolute power) издавать законы, устанавливать пошлины, т. е. дает основанную на праве власть перемещать собственность».24
Мысль о том, что королю в своих решениях следует руководствоваться не ссылками на политическую практику Франции и Испании, а правом Англии, звучала в речах Николаса Фуллера. «По законам Англии, — говорил он, — подданные обладают таким правом собственности на землю и движимость, что без их согласия король не может получить какую-либо долю». Обратим внимание на используемую им терминологию. Право собственности подданного на движимость является абсолютным. Он пишет, что законодательство имеет процедуры, дающие возможность подданному предпринимать законные действия для защиты движимости. «Таких действий законы никогда бы не допустили, если бы подданный не обладал абсолютной собственностью на свою движимость» (of which several king of actions the law would never have been allowance if the subject had not an absolute property in his goods by the rule of law). Товар — такая же движимость, поэтому ни импозиции, ни другие налоги не могут собираться, если по этому поводу не принят парламентом специальный акт. Н. Фуллер приравнивает товары, перевозимые купцами по морю, к товарам, перевозимым по суше, и напоминает, что Англия — островная страна. Корабли для нее — все равно что стены, а мореходы и купцы — все равно что две ноги. Так почему же в море и на корабле англичанин должен оказываться менее свободным, чем на большаке, в телеге и карете? Если по закону король не может брать пошлины на большаках, то почему на море — может?25
По словам Томаса Хедли, король изменяет право, когда устанавливает пошлины своей волей. Из законов Англии и Великой Хартии Вольностей, замечает он, отчетливо явствует, «что право защищает не только нашу жизнь от абсолютной власти и прерогативы короля, но и наши земли и движимость. Следовательно, он не может изменить закон, изменить собственность... не может устанавливать пошлины». Оспаривая точку зрения баронов Казначейства, Т. Хедли говорит, что в портах, как и во всей остальной Англии, действует общее право, которое не терпит эксклюзива. «Все внешние порты, как и порты внутренние, находятся в пределах юрисдикции общего права. И король не может менять законы в портах, так же как он не может менять их в других частях королевства... Раз он не может захватить или отнять у подданных движимость, следовательно, он не может по своей воле обложить их пошлиной». Пошлины и налоги могут устанавливаться только парламентом. Т. Хедли практически ассоциирует действия короны по сбору импозиций с грабежом: «Если один подданный силой отнимает движимость у другого, не имея на то законных оснований, — это грабеж, если прерогатива отнимает у подданного движимость, не имея на то законных оснований, поневоле подумаешь, что она перерастает свои границы и скорее подкапывает, чем укрепляет справедливость».26
Уильям Хаквилл выразил решительное несогласие с вердиктом Казначейства по делу Бейта и с теми, кто отрицал возможность решения проблемы импозиций по общему праву. Он говорил, что общее право Англии, пренебрегая очевидным, отвергает всякую неопределенность и вызывает восторг своей определенностью (That Common-Law of England... delight in certainty, and abandon incertainty). Наибольшей определенности оно достигает в нормах и актах, которые регулируют взаимоотношения «между королем и его бедным подданным, между сильным и слабым, между львом и ягненком». Юрист настаивает, что «постоянные» (perpetuall) поступления короля, имеющие источником «либо поземельную, либо движимую собственность его бедных подданных», четко оговорены в законодательстве. Правовая определенность в сфере источников доходов полезна подданному, «который знает, сколько он должен платить», и королю, доходы которого могут не зависеть «от доброй воли его подданных». Общее право допускает некоторые «обычные» пошлины (сustoms) (например, пошлины на шерсть и кожу), но оно не знает импозиций. А раз они не подтверждены традицией или обычаем, то не могут считаться законными. Кроме того, если позволить королю Англии собирать импозиции, как делают государи других стран, то это только подорвет торговлю.27
В петиции с жалобами, которую Нижняя палата адресовала королю, специальный раздел был посвящен взимаемым короной импозициям и защите собственности: «Хотя право владения собственностью (law of property) изначально и заботливо охранялось общими законами нашего королевства, такими же древними, как само королевство, наши славные короли во имя большего усиления и укрепления любви подданных согласились с тем, чтобы это старое фундаментальное право (право собственности. — С.К.) впредь декларировалось и подтверждалось актом парламента, который не допускал бы обложения тяготами людей без их согласия». Общины, далее, просят короля «последовать примеру» предков и отменить все импозиции, которые собираются без санкции парламента. Петиция указывает, что импозиции тяжелым бременем ложились не только на торговцев, но и на остальных подданных, поскольку вели к удорожанию товаров.28
Палатой общин был подготовлен специальный законопроект, которым упразднялись все пошлины, кроме традиционных.29 Однако данный билль не стал законом, и Стюарты продолжали взимать импозиции вплоть до начала революции.
Дело Оливера Сент-Джона, или Дело о беневоленсах
Если верить Эд. Коку, беневоленсы, т. е. «добровольные дары», впервые собрал в Англии Эдуард IV (1461—1483). Готовясь к войне с Францией и уже получив незадолго до этого от парламента субсидию, он не мог обратиться вновь к представительному органу с просьбой о помощи. Поэтому он собрал «самых богатых своих подданных, чтобы объявить им о своей нужде и... потребовать от каждого из них определенные суммы денег», которые он затем получил. С тех пор беневоленсы стали одним из источников пополнения королевской казны. Их легитимность была подтверждена в 1598 г. на конференции судей общего права, которые заявили, что «добровольный дар королеве (Елизавете Тюдор. — С.К.), взимаемый без принуждения, законен».30
В 1614 г. Яков I распустил «гнилой парламент» до того, как коммонеры выделили испрашиваемые им субсидии. Казна была пуста. Финансисты Сити отказались предоставить заем. И тогда по предложению лорда-казначея Томаса Ховарда, графа Суффолка, были разосланы письма подданным с настоятельной просьбой выплатить «добровольные дарения».31 В Англии к этому времени, видимо, уже сформировалось мнение, что беневоленсы могут постепенно превратиться в собираемый короной без санкций парламента регулярный налог. В ходе последующего сбора Оливер Сент-Джон, житель городка Мальборо, графство Уилтшир, написал мэру города, а затем опубликовал специальное письмо против беневоленсов. Вскоре автор был арестован. Его дело разбиралось в Звездной палате.
Оливер Сент-Джон утверждал, что «беневоленсы противоречат праву, разуму и религии». Он ссылался на Великую Хартию Вольностей, которая гласила, «что ни один свободный человек не может быть обездолен иначе, как по законам страны». Поэтому любая помощь, свободные дары могут взиматься только «с согласия всего королевства».32
Генеральный атторней Френсис Бэкон защищал на заседании позицию короны. В своей речи он приводил часто используемый правителями аргумент, что монархи не всегда имеют возможность воспользоваться парламентской процедурой предоставления помощи, поскольку парламенты работают нечасто. Король, по его мнению, может обращаться за помощью к подданным непосредственно и получать ее. «Подданный обращается с петицией и к королю в парламенте, и к королю вне парламента. Король, со своей стороны, оказывает милости подданному в парламенте, но он может так же оказывать и предоставлять их вне парламента. И поэтому нет сомнений в том, что подданный может предоставить королю помощь и в парламенте, и вне парламента».33
К сожалению, мы не располагаем источниками, которые освещают позицию других участников судебного заседания. Отметим только, что подданные выражали неудовольствие по поводу требования предоставлять беневоленсы в будущем. Например, Уолтер Рэли в одном из диалогов, используя дело Сент-Джона, довольно прозрачно намекал Якову I на необходимость отказаться от сбора беневоленсов. Он, конечно же, обратился к традиционному сопоставлению Англии и Франции, поставив такой вопрос: почему английский король не должен использовать те же способы собирания денег с подданных, которые вовсю практикует король во Франции? Ответ одного из участников чрезвычайно прост: гражданские войны во Франции часто вспыхивали из-за «внепарламентского обложения, в то время как Англия избегала этого, во всяком случае, до недавнего прошлого». У. Рэли прозорливо пишет, что такая практика опасна для самой монархии, ибо сила Франции заключена в высшем дворянстве (great lords), а сила Англии — в ее подданных и «любовью их не следует пренебрегать».34 Требование отказаться от практики сбора беневоленсов содержалось и в знаменитой Петиции о праве 1628 г.35
Итак, многие известные английские юристы и парламентарии уже в предреволюционный период обладали совершенно определенными представлениями о содержании и объемах прав подданных. Они полагали, что общее право Англии призвано охранять вольности и права от посягательств со стороны королевской власти, а в судебных разбирательствах и парламентских дискуссиях неоднократно заявляли, что королевская власть выходит за рамки очерченных правом прерогатив.
*Кандидат исторических наук, доцент, декан исторического факультета Тюменского государственного университета.
1 Noy W. A treatise of the principal grounds and maxims, with an analysis; of the Law of England. Lincoln’s Inn, 1821. P. 141.
2 Coke E. Institutes of the Law of England. London, 1797. Pt. 2. P. 47.
3 Constitutional Documents of the Reign of James I / Ed. by J.P. Tanner. Cambridge, 1930. P. 222.
4 Фромм Э. Психоанализ и этика. М., 1993. С. 49.
5 Подробнее об этом см.: Кондратьев С.В. Идея права в предреволюционной Англии. Тюмень, 1996. Гл. 2.
6 Эта мысль выражена Дж. Селденом в трактате «О владении на море» (Of the dominion or ownership of the sea. London, 1652), который нам недоступен (см. об этом: Sommerville J.P. Politics and Ideology in England, 1603—1640. London, 1986. P. 146).
7 Saltern G. Of the antient lawes of great Britians. London, 1605. F 3.
8 Подробнее об этом см.: Thompson F. Magna Carta: Its Role in the Making of the English Constitution, 1300—1629. Minneapolis, 1948. P. 215—240. — Статья 29 Хартии Генриха III соответствует статье 39 Хартии Иоанна Безземельного (см.: The Great Chapter of Henry III // Thompson F. Op. cit. P. 380; Петрушeвский Д.М. Памятники истории Англии ХI—ХIII вв. М., 1936. С. 106). Что касается произвольных арестов, не допускаемых общим правом, то их осуществляли прерогативные суды, в частности Звездная Палата и Высокая комиссия. Некоторый материал об этом см.: Кондратьев С.В. Юристы в предреволюционной Англии. Шадринск, 1993. С. 63—78.
9 Coke E. Institutes. Pt. 2. P. 45—46.
10 Davis J. The question concerning imposition, tonnage, poundage, prizage, customs, etc... Dedicated to King James in the latter end of his Reign. London, 1636. P. 2. — Не следует путать импозиции с традиционными пошлинами на шерсть, кожу и проч., которые имели право взимать монархи и которые назывались «customs».
11 Lockyer R. The Early Stuarts. A Political History of England, 1603—1642. London, 1989. P. 77.
12 Complete Collection of State Trials and Proceedings for High Treason and the other Crimes Misdemeanors from the Earliest period to the year 1783 / Ed. T.B. Howell. London, 1816. Vol. II. P. 383—386.
13 Ibid. P. 387, 389, 391.
14 Coke E. The Reports of Sir Edward Coke, Knight / Ed. by Y.H. Thomas, Y.F. Eraser. London, 1826. Vol. VI. Pt. 12. P. 237—238. — В решении судей речь идет о статье 30 Великой Хартии Вольностей в редакции Генриха III (на которую, можно предположить, ссылался Дж. Бейт), где сказано: «Все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Англии и въезжать в Англию, и пребывать, и ездить по Англии как на суше, так и по воде, для того чтобы покупать и продавать без всяких незаконных пошлин, уплачивая лишь старинные и справедливые, обычаем установленные пошлины». В редакции Иоанна Безземельного этой статье соответствует статье 41. (см.: The Great Charter of Henry III (1225)... Р. 380—381; Петрушевский Д.М. Памятники истории... С. 108).
15 Сomplete Collection of State Trials... Vol. II. P. 395; Proceedings in Parliament 1610 / Ed. by E.R. Foster. New Haven, 1966. Vol. 2. P. 115.
16 Davis J. The question concerning... P. 6—9, 15—19, 28, 73—75, 146—158.
17 Proceedings in Parliament 1610... Vol. 2. P. 102.
18 Ibid. 198 — 199 (Г. Хобарт), 203, 220 (Дж. Доддридж).
19 «All the lawyers of the House were appointed to meet in their several houses and amongst them to prepare the matter so as they might be ready for argument thereof» (Proceedings in Parliament 1610... Vol. 2. P. 372).
20 Ibid. P. 108. — Любопытно, что и те, кто выступал за импозиции, и те, кто выступал против них, часто ссылались на Фортескью. Эта показывает, насколько велики были значение интерпретации правового текста и общественная ориентация на признание или непризнание той или иной интерпретации за истину.
21 Complete Collection of State Trials... Vol. II. P. 479.
22 Видимо, оспаривается решение, вынесенное Дж. Попхемом и Эд. Коком.
23 Complete Collection of State Trials... Vol. II. P. 481.
24 Ibid. P. 486.
25 Proceedings in Parliament 1610... Vol. 2. P. 109, 152, 157, 160—161, 396.
26 Ibid. P. 189—190, 194, 197.
27 Выступление Ч. Хаквилла по решению Долгого парламента в начале революции было издано отдельным трактатом (Hakwill W. The libertie of the subject: against the pretended power of imposition. Maintained by an Argument in Parliament An. 7. Jacobi Regis. London, 1641. P. 11—12, 139).
28 Proceedings in Parliament 1610... Vol. 2. P. 266—267.
29 Ibid. P. 410—412.
30 Coke E. Reports. Vol. VI. Pt. 12. P. 363—365.
31 Lockyer R. The Early Stuarts. A Political History of England, 1603—1642. London, 1989. P. 85.
32 Complete Collection of State Trials... Vol. II. P. 900. — Речь идет о той же статье 29 (в редакции Генриха III) Великой Хартии Вольностей.
33Ibid. P. 903.
34 Raleign W. The Prerogative of Parliament Proved in a Dialogue between a Counsellor of State and a Justice of the Peace // Harleian Miscellany. London, 1809. Vol. V. P. 194, 202, 207.
35 The Constitutional Documents of the Puritan Revolution, 1625—1640 / Ed. by S.A. Gardiner. Oxford, 1951. P. 66.
