Феномен мусульманского права в процессах динамики систем права
России (ХIХ-начало ХХI века)
· Феномен мусульманского права в процессах
динамики систем права России (ХIХ-начало ХХI века) (З.Х. Мисроков, "Журнал
российского права", N 10, октябрь 2002 г.)
На развитие российского государства и права большое влияние
оказали не только экономика, но и национальные и религиозные отношения.
Исконная полиэтничность, многоконфессиональность России не могли не отразиться
на политическом строе и тем более на правовой системе.
Характерная черта развития систем права России с XIX в. -
включение в них правовых устоев тех народов, которые к ней присоединялись, на
протяжении десятилетий и веков они действовали параллельно с государственным
правом. Тем самым обеспечивался учет региональных и национальных особенностей
населения страны, в том числе народов Северного Кавказа. Завершение
инкорпорации его в Россию совпало по времени с оформлением в первой половине
ХIХ в. системы российского права, дожившей в своей основе до последних дней
Российской империи. Она включила в себя и впитала определенные нормы и
институты зарубежного права, прежде всего мусульманского*(1).
Ислам и мусульманское право, поскольку они стали признаваемы
и уважаемы в России, являются неотъемлемой частью ее культуры и правовой
панорамы.
Единение северокавказских народов с Россией означало
включение мусульманского социума в число подданных империи и политическое
подчинение христианскому православному государству.
В процессе организации российского государственного
управления на Северном Кавказе принципиально важным было отношение к правовым
традициям коренных народов. Их этническая и конфессиональная обособленность
ставила перед православным государством задачу создания законодательных
механизмов управления.
Трансформация характерных для начального периода
присоединения Северного Кавказа к России отношений "сюзерен-вассал" в
первой половине XIX в. в отношения "государь-подданный" заставила
православное государство выработать собственные нормы, регулирующие правовое
положение мусульман, отражающие восприятие христианской властью шариата и
определяющие его место среди других источников права.
В XIX в. российским правительством, его администрацией в
этом регионе проводится систематизация и рационализация национальных систем
права, отражающих уникальную историю и характер каждого из северокавказских
народов.
Сведение воедино норм традиционного права - адата и их
редактирование сообразно российским правовым понятиям обусловило трансформацию
их в систему адатского права народов Северного Кавказа, имевшую универсальное
применение.
Из широко практиковавшегося здесь зарубежного шариата был
вычленен и легализован свод норм, регулирующий отношения мусульман в сфере
брака, семьи, наследования, соглашений и деликтов, основанных на исламской
юрисдикции над таинством, свидетельством, благотворительностью, клятвами и
грехами. Легитимация данных относительно рациональных систем права была нужна
для организации российского государственного управления на Северном Кавказе как
источник легитимности и средство контроля за новыми подданными, а также в качестве
действительного символа особого отношения к культурно-юридическим ценностям
этносов.
Заинтересованность в адатской и шариатской системах была не
просто практической и политической, но также моральной и интеллектуальной, ибо
право рассматривалось коренным населением как сущность веры и вековых традиций.
Формальное разделение государственной властью адата и
шариата потребовалось для осуществления провозглашенной империей политики
управления посредством права, через правовые учреждения и размежевания светской
и духовной власти среди мусульманского населения. Чтобы гарантировать эти
принципы, адатское и мусульманское право и институты были адаптированы и
модифицированы путем издания Государственным советом России, Кавказским
наместничеством специальных регламентарных актов*(2).
В результате этого северокавказский адат и частично шариат
приобрели характер отчетливых и формальных юридических систем, обладающих
внутренними интегрирующими элементами и имеющих склонность и способность развиваться
далее.
Право России при этом являлось законным ограничением
компетентности адатского и мусульманского права. По отдельности они не
составляли весь массив применяемого права.
Такой тотальный сдвиг правового порядка в XIX в. на Северном
Кавказе породил уникальный отечественный феномен правового плюрализма, длящийся
и поныне. Формальный плюрализм был не только теоретическим понятием, но и
политической, социальной, экономической реальностью. Полиюридизм как явление
был не просто отражением материальных условий, он также играл позитивную роль в
поддержании государственного правопорядка и развитии правосознания народов.
Осмысление мусульманского права, легализованного на Северном
Кавказе с начала XIX в., его статуса, сферы применения, соответствия классическому
образцу сопряжено с проблемой правового пространства ислама в христианской
России в период развития абсолютизма, в Советском государстве с 1917 г. до 40-х
гг. ХХ в. и в новейшее время. Ислам и мусульманское право по-прежнему остаются
векторами, определяющими формирование мировоззрения и правосознания
северокавказского этнического социума. В обширной сфере отношений в семье,
браке, наследовании, вопросах личного статуса, в конфессиональном сообществе
нормы традиционного права - адата и шариата сохраняют свою силу, регулируя
процессы, целиком или частично находящиеся вне контроля государства. Феномен
преемственности норм мусульманского права сквозь два столетия, разные эпохи и
политические режимы в процессах развития российской государственности обусловлен
его эндогенностью в динамике систем права России.
Ознакомление в России с мусульманским правом и его освоение
начались еще в конце ХVIII-начале ХIХ вв. в процессе инкорпорации Северного
Кавказа.
В документации Собственной Его Императорского Величества канцелярии,
в переписке по вопросам управления с Кавказским наместничеством упоминания
мусульманского права оформляются в виде ссылок государственных чиновников на
шариат, "шаро", "право магометан", "Алкоран"*(3). Государственная политика России
отличалась большой терпимостью к северокавказским мусульманам, диктуемой
заинтересованностью в них как подданных. Право и суд на Северном Кавказе
отражали и определяли форму власти и подчинения. Для того чтобы вписать
мусульманские народы в российскую государственность, необходимо было
адаптировать их право к российскому законодательству.
Такие цели преследовал, в частности, подготовленный в 1843
г. во Временном отделении Собственной канцелярии императора "Свод
мусульманских узаконений"*(4),
позволяющий нам изнутри взглянуть на формирование отечественной политики по
отношению к исламу и его праву.
Составителям Свода удалось собрать и систематизировать
положения, регламентирующие культовое поведение и религиозную догматику, которые
в отредактированном российскими авторами виде мало чем отличимы от традиционных
и общепризнанных в исламской теории. Вместе с тем в процессе редактирования
положений Свода были внесены существенные изменения в материальные и
процессуальные нормы шариата. Новшеством стали принятое в праве России деление
дел на гражданские и уголовные, коллегиальность суда. В соответствии со
специальными регламентарными актами*(5)
горские словесные суды на Северном Кавказе рассматривали на основании шариата
дела о заключении и расторжении брака, личных и имущественных правах,
законности рождения, о наследовании, о соглашениях и деликтах, основанных на
исламской юрисдикции над таинством, свидетельством, благотворительностью,
клятвами и грехами. Выборные от населения члены суда ставились в один ряд с
мусульманским судьей - кади, что для классического шариата немыслимо.
Возглавлял суд российский чиновник наместничества. Это означало участие
светской государственной власти во внутренних делах мусульман.
Институционализация мусульманского права была оформлена,
кроме этого, утвержденными Государственным советом России Положениями об
управлении соответственно Дагестанской, Кубанской и Терской областей 1870-х
гг., в которых разграничивалась компетенция российского, мусульманского,
традиционного адатского права и права России.
Ограничение российской властью мусульманского права
выразилось в изъятии из его юрисдикции разбирательства по уголовным делам,
которые рассматривались на основе адатского права. В то же время по гражданским
и уголовным делам широко применялась клятва или присяга на Коране как
трансцендентальное доказательство.
Соприкосновение в России двух цивилизаций - христианской и
мусульманской - требовало законодательного урегулирования правового положения
главного носителя мусульманского права - исламского духовенства. Недостаточная
изученность этой проблемы в отечественной литературе требует некоторых
комментариев.
Институционализация статуса духовенства, а следовательно,
определение правового пространства ислама на Северном Кавказе, по мнению
великого князя Михаила Николаевича - кавказского наместника в 1862-1882 гг.,
была одним "из самых важных государственных вопросов, требующих
осмотрительности"*(6). Эта
работа, начатая во Временном отделении Собственной канцелярии императора и
Кавказском наместничестве в 1840 г., продолжалась 30 лет и завершилась
составлением проекта Положения об устройстве мусульманского духовенства для
всех частей Кавказского края, представленного в январе 1869 года председателю
Государственного совета.
Исключительным достижением русских авторов проекта стало
осмысление существования в исламе суннитского и шиитского толков, четырех
основных мазхабов (правовых школ) и обобщенное понимание Сунны - второго по
значимости источника мусульманского права. В препроводительном письме в
Государственный совет создатели законопроекта отмечают, что "магометанское
правоведение составляет часть их учения о вере, а Коран и Сунна, а также
основанные на этих книгах толкования соединяют в себе для магометан как науку о
вере, так и всю науку о праве"*(7).
Не имея целью изменить мусульманские законоположения, они предлагали вычленить
коренные их постановления, не противоречащие юридическому строю России, для
закрепления в законодательстве империи. Проект декларировал "официальное
признание свободы отправления мусульманской веры и общими законами охраняемого
исповедания религии последователей Магомета"*(8). Таким образом, государственная власть признала и
легализовала мусульманское право, ограничив, однако, его компетенцию
регулированием отношений в сфере брака, семьи, наследства и религиозных
преступлений.
5 апреля 1872 года Государственный совет России утвердил
Положение об управлении закавказским мусульманским духовенством шиитского и
суннитского учений с перспективой его распространения на Дагестанскую,
Кубанскую и Терскую области. Его особенностью являлись нормы о том, что
вступление в мусульманское духовенство допускалось только для российских
подданных, а духовные иерархи назначались правительством. Главная цель данного
акта - обеспечение государственного контроля над ортодоксальными исламистами,
недоброжелательными по отношению к власти, и воспрепятствование вторжению в
пределы империи из Персии и Турции чужеземных, враждебных религиозных идей.
Осмысление этого законодательного акта и проецирование его
на проблемы современной России и ее Северного Кавказа рождает поразительные
аналогии. Еще 130 лет назад отечественный законодатель предвидел и защитил себя
и государство от, выражаясь современным языком, религиозного экстремизма и
внешней индоктринации с Востока агрессивного, радикального исламского салафизма
(ваххабизма).
Эта параллель далеко не в пользу современного процесса
развития - в нашем отечестве не всегда принято извлекать уроки из прошлого,
чтобы избежать ошибок в настоящем и непоправимых последствий в будущем. А ведь
формальная институционализация мусульманских институтов в России в ХIХ-начале
ХХ вв. достигла своей цели. Известный исследователь, автор обзора
"Инородцы" Л. Штернберг в 1910 г. отмечал, что среди российских
мусульман "мы не видим никаких сепаратистских тенденций: все они
проникнуты убеждением, что только в единении с Россией: каждая народность обретет
свое попранное право"*(9).
Для мусульман сохранение своей правовой культуры и
юридических институтов было проявлением государственного благоприятствования в
рамках развития российского государственного управления на Северном Кавказе в
XIX-начале ХХ века. Мусульманское право, безусловно, наряду с северокавказским
традиционным правом, являясь правом российских подданных, сохраняло свои
свойства и значение в системе права России. Юрисдикция шариата и адата была
подтверждена и после введения в конце ХIХ в. на Северном Кавказе судебных
уставов 1864 г. и осуществлялась вплоть до 1917 года.
Преемственность и значимость мусульманской правовой традиции
в многонациональной и поликонфессиональной России проявились в ХХ в., в новую
политическую эпоху. Уже осенью 1918 года в РСФСР запрещаются ссылки на законы
свергнутых правительств как один из источников права. Однако зная, что
фундаментальный переворот в культурно-правовой и религиозной жизни
северокавказских народов невозможен, Советское государство делает смелый и
осознанный шаг, легализовав мусульманское право и адат там, где их сберегли, и
даже восстановив шариатскую юстицию там, где она была сломлена революционным
порывом. Но из этого вовсе не следует, что оно просто унаследовало
предшествующие дореволюционные мусульманские правовые институты. Подтвердив
себя как преемственный феномен в праве России, в ХХ в. мусульманское право
трансформировалось в новое качество. Советское государство, весьма широко
применяя нормы шариата в процессе становления судебно-правового строя, внесло
глубокие изменения в его природу. Главной из них стала секуляризация шариата.
Исламская религия сводилась на уровень личного, частного дела, лишаясь тем
самым влияния на развитие права. Под влиянием советского законодательства произошла
конвергенция с ним мусульманского права, особенно его процессуальной стороны.
Нормы шариата сплавились в новую юридическую конструкцию, находившуюся под
патронажем государства, составив специфическую часть права РСФСР.
Вместе с тем институционализация мусульманского права,
шариатской юстиции не была просто тактическим ходом. Этот курс вытекал из
национальной политики Советского государства и достиг своих целей.
Наряду с систематизационными актами - уголовными кодексами
РСФСР 1922 и 1926 гг. - нормы шариата широко используются в уголовной политике
для борьбы с преступностью вообще и преступлениями против личности и
имущественными деликтами в частности. Рассмотрев, например, уголовное деяние,
совершенное на почве кровной мести, шариатский суд выносил решение о выдаче
осужденного родственникам убитого для убиения в соответствии с законом
мусульман*(10). Искушенному
исследователю не покажется экстраординарным и такой случай, когда шариатский
суд в Дагестане, вынеся обвиняемому смертный приговор, отсрочил его исполнение
на три года в связи с тем, что сын убитого был малолетним и в тот момент
физически был не в силах убить своего кровника*(11).
Следует, однако, заметить, что с 1925 г. советский законодатель пошел по пути
свертывания юрисдикции шариата по уголовным делам.
Феномен шариата в системах права РСФСР и СССР имеет ряд
особенностей. Система мусульманской юстиции и шариатского судопроизводства
учреждалась в целях обеспечения интересов и прав трудящихся мусульман в
отступление от единой системы судоустройства. Законодательство
Кубано-Черноморской, Горской, Дагестанской республик, Адыгейской, Чеченской,
Кабардинской АО установило, что при рассмотрении гражданских и уголовных дел
мусульманские суды руководствуются шариатом, а также общероссийскими
узаконениями и соображениями справедливости.
Интеграция мусульманского права в систему права РСФСР
осуществлялась путем принятия высшими государственными органами автономий и
областей Северного Кавказа специальных нормативных актов - положений и
постановлений о шариатских судах.
Включение мусульманского права и судов в государственную
судебно-правовую систему происходило также на основе особого нормативного акта,
изменявшего или дополнявшего общероссийский законодательный акт. "Наказ
Высшему судебному контролю по шариату при НКЮ Горской республики" был
издан на основе Положения о высшем судебном контроле НКЮ РСФСР, но содержит ряд
отличий и особенностей процессуального характера*(12).
Активное участие в процессе институционализации
мусульманской юстиции приняли высшие органы государства - СНК и ЦИК Союза ССР,
ВЦИК и СНК РСФСР. В январе 1925 года Президиум ВЦИК разработал и утвердил
проект постановления "О адатских и шариатских судах на территории РСФСР".
Президиум ЦИК СССР 21 сентября 1927 года предоставил право принятия автономиями
соответствующих актов на основе данного постановления. Это составило особую
часть советского законодательства, специфическую сферу нормотворческой
деятельности РСФСР.
Введение в мусульманскую классическую теорию волей
советского законодателя беспрецедентных институтов - шариатских апелляционной и
кассационной инстанций, выборности судей народом, шариатского предварительного
следствия по уголовным делам осмысливаются как попытка его адаптации. Она была
небезуспешной, приближала исламское право и суд к современным юридическим
стандартам, длительно и широко использовалась Советским государством для борьбы
с преступностью и поддержания правового порядка. Таким образом, в течение двух
последних столетий мусульманское право, пройдя формальную институционализацию
сначала в унитарном, православном христианском, затем в атеистическом советском
федеративном государствах, стало, по сути, частью права России, регулирующей
отношения в обществе. Оно осмысливается как прирожденный и легитимный элемент
отечественных правовых систем, не утративший в динамике своих генетических
свойств и востребованности в настоящее время.
В 1940-х гг. на Северном Кавказе стала развиваться тенденция
прекращения формальной и систематической практики мусульманского права и судов.
Означает ли это отмирание традиции мусульманского права вообще, следует ли
вычеркнуть его из современной отечественной панорамы?
Падение значимости мусульманского права в атеистическом Советском
государстве объективно связано с сужением правового пространства ислама в
стране и формированием официального правового монизма. Тем не менее и в XXI в.
для большей части населения Северного Кавказа это право продолжает оставаться
не только теорией обязанностей идеального характера, но и важным средством
регулирования отношений. Надо радикально реформировать мировоззрение
северокавказских народов, а не только право, и отказаться от исламской
цивилизации в целом, чтобы полностью ликвидировать мусульманскую юридическую
традицию в этническом социуме.
Анализ проблемы востребованности ислама и мусульманской
правовой традиции в новейшее время на Северном Кавказе дает основание связать
ее с издержками процесса становления нового социального и правового порядка,
обусловленного внедрением единообразного права, имеющего большие пробелы и
игнорирующего культурно-правовые традиции народов.
Неформальное провозглашение ваххабитскими джамаатами ряда
сел Республики Дагестан в 1999 г. "территориями, управляемыми шариатом",
попытка введения исламской государственности и шариатской конституции в
Чеченской Республике имеют конфликтный характер, обусловленный сепаратизмом и
экстремизмом, и не отражают картину в целом.
Формальное право и официальное законодательство являются
регуляторами отношений в современном обществе, но только в кризисных ситуациях.
В повседневной жизни, вопросах личного статуса (брак, семья,
наследование), а также в посткриминальном примирении северокавказский
этнический социум, ориентированный на ислам, опирается по-прежнему на принципы
и нормы мусульманского и традиционного адатского права. Это следует
рассматривать не столько как конфронтацию с современной правовой системой,
сколько как продолжающуюся преемственность и воспроизводимость мусульманского
права в конкретных условиях становления отечественного правового государства.
Обладая авторитетом в глазах мусульман, оно, по признанному мнению Л. Р.
Сюкияйнена, само выступает в качестве инструмента легитимации по отношению к
позитивному праву*(13).
Использование арсенала мусульманского права реально как во
внутригосударственной жизни, так и в международном плане.
Освоение мусульманского права, обращение к нему в процессе
развития систем права и государственности России в ХIХ-ХХ-начале ХХI вв. -
неизбежная черта отечественной правовой культуры. Однородность наследственной
основы этого права на Северном Кавказе предопределяет социальную и
интеллектуальную потребность в нем и его неформальное применение в современном
обществе.
З.Х. Мисроков,
старший помощник
прокурора Кабардино-Балкарской Республики,
старший советник
юстиции, кандидат юридических наук
"Журнал российского права", N 10, октябрь 2002 г.
─────────────────────────────────────────────────────────────────────────
*(1) См.: История отечественного государства и права / Под
ред. О. И. Чистякова. Ч.1. М., 2001. С.419.
*(2) Подробно об этом см.: Малахова Г. Н. Становление и
развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце
XVIII-XIX вв. Ростов н/Д, 2001.
*(3) См.: Эсадзе С. Историческая записка об управлении
Кавказом. СПб., 1880. Т.1-2.
*(4) См.: Там же. С.101.
*(5) См.: Временные правила для горских словесных судов
Кубанской и Терской областей, утвержденные Кавказским наместником 18 декабря
1870 года // Терский календарь на 1895 год. Владикавказ, 1894. Вып. 4.
С.135-145.
*(6) См.: Эсадзе С. Указ. соч. Ч. 2. С.100.
*(7) См.: Там же. С.106.
*(8) Там же. С.143.
*(9) Формы национального движения в современных
государствах. Австро-Венгрия, Россия, Германия / Под ред. А. И. Кастелянского.
СПб., 1910. С.566. - В сб.: Наука о Кавказе. Проблемы и перспективы. Ростов
н/Д, 2000.
*(10) См.: ЦГА РД. Ф. р-182. Оп. 1. Ед. хр. 9. Л. 11.
*(11) См.: ЦГА РД. Ф. 33-р. Оп. 2. Ед. хр. 9. Л. 4.
*(12) См.: ЦГА РСО. Ф. р-41. Оп. 1. Ед. хр. 78. Л. 23.
*(13) См.: Сюкияйнен Л. Р. Шариат и мусульманско-правовая
культура. М., 1997. С.38.
| 
