Дмитрий Васильевич Стасов - забытый автор судебных уставов 1864 г. /
Легкий, Д. М.
Дмитрий Васильевич Стасов - забытый автор
судебных уставов 1864 г. /Д. М. Легкий.
//Правоведение. -2002. - № 3 (242). - С. 201 -
217
В статье говорится о юридическом наследии Дмитрия
Васильевича Стасова, обер-секретаря старого Сената и
первого председателя Петербургского Совета присяжных
поверенных, одного из авторов судебных уставов 1864 г.
Библиогр. в подстрочных примечаниях.
ПЕРСОНАЛИИ:
Стасов, Дмитрий Васильевич, - адвокат, обществ.
деятель, - 1828 - 1918.
БИОГРАФИИ - ГРАЖДАНСКИЙ ПРОЦЕСС - ИСТОРИЧЕСКИЙ
АСПЕКТ - ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА - ИСТОРИЯ ПРАВА -
ПЕРСОНАЛИИ - РОССИЯ[ДО 1917] - СУДЕБНЫЕ РЕФОРМЫ
- СУДОПРОИЗВОДСТВО - СУДОУСТРОЙСТВО - УСТАВЫ -
ЮРИСТЫ
Материал(ы):
Дмитрий Васильевич Стасов - забытый автор судебных уставов 1864 г.
Легкий, Д. М.
Дмитрий Васильевич Стасов – забытый автор судебных уставов 1864 г.
Д. М. Легкий*
Оптимизация проводимых в странах СНГ судебно-правовых реформ, необходимость построения истинно правового государства требуют обращения к историческому опыту, особенно к наследию знаменитой судебной реформы 1864 г.1 Как справедливо отмечают Б. В. Виленский и О. И. Чистяков, «в наши дни принципы судоустройства и процесса, заложенные в судебных уставах, отнюдь не канули в Лету... здравое и полезное для общества в них может быть использовано».2
Изучение судебной реформы 1864г. в России породило обширную литературу.3 Но в послереволюционное время серьезные исследования реформы были проведены только к столетнему юбилею реформы,4 а затем «почти полностью прекратились, хотя они не могли исчерпать столь сложную и многогранную тему».5 Например, даже многим специалистам по истории судебной реформы осталось неизвестным, что одним из авторов судебных уставов 1864 г. был не кто иной, как Дмитрий Васильевич Стасов, обер-секретарь старого Сената, а затем стряпчий, «ходатай, имевший хождение по делам» в дореформенном суде и первый председатель Петербургского Совета присяжных поверенных. Только после смерти Д. В. Стасова в мае 1918 г. в семейном архиве, переданном в Пушкинский Дом, были обнаружены его замечания к проекту Положения о судоустройстве, изменения, сделанные на полях проекта Устава гражданского судопроизводства, письма к нему С. И. Зарудного. Кроме этого, на страницах утраченных впоследствии томов «Материалов судебной реформы» имелись пометки, которые указывали на авторство еще одного, неизвестного, ее творца.
Об этом сообщалось на торжественных собраниях, посвященных памяти Д. В. Стасова в 1918 и 1928 гг., в речах бывшего министра юстиции Временного правительства, руководителя Комиссии по пересмотру судебных уставов 1864 г. А. С. Зарудного, дореволюционного историка судебной реформы профессора А. А. Жижиленко, данные факты также нашли отражение в дневнике видного судебного деятеля и публициста К. К. Арсеньева. Однако указанные документы не были опубликованы и оказались вне поля зрения исследователей.
Не меньший интерес представляют и другие материалы семейного архива Дмитрия Васильевича: протоколы юридического кружка, воспоминания его жены П. С. Стасовой и дочери, литературоведа В. Д. Комаровой, переписка с рядом судебных деятелей — С. А. Андреевским, А. Ф. Кони, А. С. Кузнецовым, Ю. А. Оболенским, П. А. Потехиным, В. Д. Спасовичем. A. Ф. Кони, автор известной книги «Отцы и дети судебной реформы»,
в опубликованных в 1918—1919 гг. некрологах на смерть Д. В. Стасова заявил
о новой странице в истории буржуазного суда, связанной с именем «патриарха
присяжной адвокатуры».6 Но в разгар гражданской войны это не вызвало
интереса.
Между тем на основании этих материалов можно выяснить мотивы, которыми руководствовались «отцы» судебной реформы, осветить неизвестные страницы в ее подготовке, выявив, в том числе, имена забытых авторов судебных уставов 1864 г., проследить ход составления и обсуждения судебных уставов.
Участие Д. В. Стасова в судебных преобразованиях в России оказалось весьма плодотворным. Во время своего первого заграничного путешествия он непосредственно изучал постановку судебного дела в Германии, Франции, Италии (для чего ему пригодилось знание четырех иностранных языков). С июня по октябрь 1859 г. он вместе с К. Д. Кавелиным, М. Н. Катковым, B. Д. Спасовичем активно посещал суды различных инстанций (особо его интересовали политические процессы), знакомился с видными зарубежными
юристами. Все это нашло отражение в его заграничном дневнике и письмах к
родным.
Ознакомившись с европейским опытом, Д. В. Стасов принял деятельное участие в подготовке предстоящей судебной реформы. В конце 1850-х годов с целью теоретического и практического изучения правовых вопросов в Петербурге образуется ряд юридических кружков, один из которых «группируется благодаря энергии Д. В. Стасова».7 По воспоминаниям члена этого общества К. К. Арсеньева, оно возникло гораздо раньше остальных и послужило «исходной точкой для позднейших однородных организаций».8 «Устроился этот кружок, — отмечал в одной из своих речей Д. В. Стасов, — именно с целью подготовления будущих деятелей на новом судебном поприще, тогда же некоторые из нас задавались целью поступить кто на прокурорское, кто на адвокатское, кто на судейское поприще».9
Кроме Д. В. Стасова и К. К. Арсеньева в первоначальный состав кружка вошли будущие сенаторы Д. Б. Бер и П. О. Тизенгаузен, а также В. В. Самарский-Быховец, впоследствии видный адвокат, на квартире которого 10 ноября 1859 г. и состоялось первое собрание кружка. Этот день стал для его членов исторической датой, торжественно отмечаемой каждый год. В апреле I860 г. на 70-м заседании Арсеньев «сделал характеристику общества, то есть с распределением по месту службы». «Оказалось, — записал он в дневнике, — что из Сената у нас только 6 человек: 3 обер-секретаря, Стасов, Самарский и Миллер, и 3 секретаря: Депп, Кузнецов и Рытоков, с консультации 3: старший юрист-консульт Дервис, юрист-консульт Бер и помощник Книрим, из департамента Министерства один редактор, я, и 5 столоначальников: Мордвинов, Юренев, Раевский, Шамшин и Сабуров».10 Таким образом, в кружок, поначалу состоявший из приятелей-юристов, вошли другие молодые чиновники, которые впоследствии заняли видные места на судебной и государственной службе: А. А. Половцев стал государственным секретарем, А. А. Сабуров — министром просвещения, Н. Е. Андреевский — костромским губернатором, А. С. Кузнецов — председателем Екатеринославской судебной палаты, А. А. Книрим — председателем петербургского коммерческого суда, И. И. Шамшин — сенатором, членом Верховной распорядительной комиссии, А. М. Троицкий — первым редактором «Журнала Министерства юстиции» и т. д. За время десятилетнего существования стасовского кружка в нем «перебывало не менее 45 человек».11 Известные профессора-юристы К. Д. Кавелин, В. Д. Спасович, Б. И. Утин, а также С. И. Зарудный, которые формально не входили в состав этого общества, нередко посещали его заседания.
Чем же привлекал стасовский кружок? «Для меня, да и для других постоянных участников кружка, он имел очень большое значение, — вспоминал К. К. Арсеньев много лет спустя, — не только развивая навыки, в высшей степени важные для будущих судебных деятелей, но возбуждая, поддерживая интерес к целой области знаний».12 Другой активный его участник, А. С. Кузнецов, писал 10 октября 1861 г. Д. В. Стасову: «Наш юридический кружок, если и не достигнет своей цели дать несколько хороших адвокатов, уж тем хорош, что он кружок умных, а главное благородных людей».13 Не удивительно, что именно члены этого общества не побоялись первыми поставить свои подписи в петиции царю в защиту арестованных студентов осенью 1861 г.
Из сохранившихся в стасовском фонде протоколов юридического кружка, относящихся к 1860—1864 гг.,14 отчетливо видно, чем и как он занимался. На их основе А. А. Жижиленко, работая над историей судебной реформы 1864г., тщательно проследил деятельность стасовского кружка. Судя по этим протоколам, каждое заседание кружка посвящалось сначала разбору какого-нибудь законопроекта, а затем ставились практические вопросы о применении отдельных частей уголовных или гражданских законов к тем или иным случаям жизни. В протоколах подробно указаны все мнения, высказанные отдельными членами кружка по тем или иным вопросам. Для Стасова здесь характерно то, что на страницах, написанных его рукой, мнения им высказанные, излагаются обычно очень кратко, тогда как в протоколах, которые вели другие участники, его суждения приводятся значительно подробнее. Стасову постоянно принадлежала инициатива возбуждения целого ряда важных вопросов, например, о роли земств и особенно адвокатуры, которые затем разрешались всеми присутствующими.15 «Невозможно было не поднять вопрос об адвокатуре, — говорил Д. В. Стасов, — никакой правильный суд невозможен без адвокатов, вопрос этот напрашивался сам собою, сделался неизбежен...»16
Большая группа молодых юристов, втянутых в сферу влияния Д. В. Стасова, с восторгом отзывались о его роли в кружке. По словам К. К. Арсеньева, их руководитель «соединял в себе все условия для правильной постановки и успешного ведения нового дела, он не только взял на себя инициативу устройства этого кружка, но и сумел сплотить его участников в одно целое, всем внушая одинаковое расположение и доверие».17 «Как он умеет всех воодушевить, пробудить мысль, навести на объяснение делового факта, осветить его новым светом...» — говорил А. С. Кузнецов своей сестре — невесте Д. В. Стасова.18
Члены кружка отмечали, что Стасов играл самую деятельную роль, обладая всеми качествами выдающегося дебатера — находчивостью, умением отличать существенное от несущественного, раскрывать противоречия, переходить от обороны к наступлению, твердо и всесторонне обосновать окончательный вывод. Причем, помогая другим, «он вырабатывал в себе те свойства, которые выдвинули его в первые ряды будущей адвокатуры».19 Будучи уже членом Государственного Совета, академиком, К. К. Арсеньев, посылая Стасову автобиографию, признавал: «В области общественной никто в мои молодые годы не оказал на меня большего влияния, чем Вы».20
В дневнике К. К. Арсеньева почти еженедельно встречаются записи наподобие такой: «1859 г. 28. 04. Был у Стасова, у которого с 7 до 1 проходило 20-е юридическое собрание под строгим председательством Берра. Докладывали Стасов и Книрим. Заседание было одним из самых интересных, особенно диспут...»21 П. С. Стасова также вспоминала, что «Д. В. назначал еженедельные у себя собрания для разбора и доклада разных юридических дел и вопросов». Стасов чаще всех, по ее мнению, председательствовал на этих собраниях.22 Арсеньев в одном из писем к нему уточняет: «Председательствовали мы сначала по очереди, потом стали ежегодно выбирать председателей (сколько помнится 4 или 5)».23
По воспоминаниям почетного академика, заседания кружка отличались большой оживленностью, его членам представлялась широкая возможность «учиться судоговорению, устраивая правильные дебаты по юридическим вопросам или по делам, извлеченным из русской или иностранной судебной практики».24 В «примерных процессах» обычно два члена кружка выступали в качестве представителей сторон по какому-нибудь гражданскому или уголовному Делу, третий резюмировал прения и формулировал вопросы, в разрешении которых участвовали все остальные.25 В результате работа кружка была очень продуктивной.
К. П. Победоносцев, принимавший тогда деятельное участие в подготовке судебной реформы, с восторгом писал Д. В. Стасову в 1860 г. по поводу деятельности кружка, «что, поистине, это такое доброе семя, из которого великое дерево может вырасти... радуешься, когда распознаешь что-нибудь дельное, положительное среди диких фантасмагорий...»26 А. Ф. Кони в 1918 г. констатировал, что «в этом кружке при его (Д. В.) деятельном руководстве еще за несколько лет до введения судебных уставов разрабатывались вопросы об условиях, задачах и приемах отправления правосудия в будущем».27
В конце 1920-х годов А. А. Жижиленко дал самую высокую оценку стасовскому обществу: «В истории нашей судебной реформы, несомненно, этот кружок, созданный по инициативе Д. В. Стасова и главным образом им руководимый, сыграл крупную роль, дав практическую и теоретическую подготовку нашим видным судебным деятелям».28 Советские историки также отметили деятельность кружка молодых чиновников-юристов, которые «в условиях глубокого кризиса крепостничества и коррупции, по собственной инициативе стали разрабатывать и обсуждать проекты решительного изменения существующей судебно-правовой системы».29
О важной роли данного юридического общества скромно сообщает сам Д. В. Стасов: «...стоя в близких сношениях с людьми, заправлявшими и направлявшими судебную реформу, в своем кружке по мере сил разрабатывали разные вопросы и передавали и сообщали частным образом тем, которые вели дело в официальных сферах».30 Уже одним этим заседания кружка молодых юристов оказывали немалое влияние на составление судебных проектов.31
Благодаря серьезной подготовительной работе в юридическом кружке Д. В. Стасов смог «принять самое деятельное участие в обсуждении и редактировании первоначального проекта уставов».32
А. С. Зарудный, основываясь на записях своего отца, главного творца судебной реформы С. И. Зарудного, в 1918 г. сделал доклад о негласном участии Д. В. Стасова в составлении первоначальных проектов этой реформы: «Я знал всегда, что он был прикосновенен к этой работе, но я не знал, что оно было до такой степени велико...» Судебные уставы на первом этапе создавались исключительно бюрократическим путем: верховная власть, уступая общественному движению, решила внести некоторые изменения и улучшения в судебное дело, но изменения эти были чрезвычайно скромными и только несколько улучшили старый суд в техническом отношении. «...Но в это время общество, в том числе кружок Дмитрия Васильевича, стало предъявлять требования коренным образом изменить и реформировать суд». Повелением императора рассмотрение проекта было приостановлено и образована комиссия из молодых юристов, которая заново проделала всю работу.33
По мнению авторитетных ученых, как современных, так и дореволюционных, это произошло в связи с отстранением в октябре 1861 г. графа Д. Н. Блудова от подготовки судебной реформы и передачей ее в Государственную канцелярию, что означало победу сторонников коренного изменения правосудия в России с отказом от «исторических начал».34 Во вновь созданную комиссию по подготовке судебной реформы «привлечены были лучшие юридические силы, начиная от сенатора и профессоров и кончая присяжными стряпчими», которые «были не только крупными правоведами, но и широко образованными людьми».35
Д. В. Стасова осведомляли о подробностях подготовки судебной реформы непосредственно члены этой комиссии С. И. Зарудный, Д. А. Оболенский, К. П. Победоносцев, Д. А. Ровинский, Н. И. Стояновский.36 На их рассказы о ходе судебной реформы Д. В. Стасов постоянно ссылается в своих письмах.
В дневнике К. К. Арсеньева нередко можно встретить такие записи: «1860 г. 8 марта. У Стасова. Только что мы хотели открыть собрание, пришел С. И. Зарудный и остался до 103/4... 11 апреля. Вечером с 91/4 по 11/2 был у С. И. Зарудного, где еще были Стояновский, Шубин, Стасов, Берр, Книрим, Дервиз, Хвостов... мы все с 101/2 до самого конца (не останавливаясь даже за ужином) вели горячий спор о докладе дел. С. И. оказался крайне плох: его поддерживал, и только отчасти, один только Шубин».37 Судя по составу участников вечера, здесь происходило как бы объединенное заседание комиссии по подготовке судебной реформы и стасовского кружка юристов. Характерно, что члены не только кружка, но и комиссии занимали более радикальные позиции, чем ее председатель С. И. Зарудный.
После таких дискуссий с творцами судебной реформы Стасов в письмах к своему шурину А. С. Кузнецову сообщал подробности подготовки судебных преобразований, о борьбе «групп и направлений за содержание и форму судебной реформы».38
Деятельность комиссии по подготовке реформы проходила в очень сложных условиях. Вот что сообщал Стасов «на основании слов С. И. Зарудного» о начальном этапе ее работы: «Комиссия (Победоносцев, Ровинский, Буцковский, Зарудный, Стояновский и Плавский) не могла действовать самостоятельно, не могла написать даже критерий записки с разбором мнений и оснований. Она должна была ограничиться составлением краткой записки из проектов судоустройства и судопроизводства к подтверждению их мнений, разрешили печатать одну записку Буцковского, а других записок не позволяют еще печатать...»39 Несмотря на то что в комиссии были собраны крупнейшие юристы, вносившие большой личный вклад в разработку различных сторон судебных преобразований, принятие окончательных решений затягивалось вследствие неопределенной, уклончивой позиции ее членов. Государственный секретарь «Бутков не высказывает взгляды определенно, — сообщает Стасов в том же письме от 13 января 1862г., — не хочет сам высказывать и комиссии не позволяет определенно высказываться. Это факт: Победоносцев один день говорит мне за принятие, а через два дня против, говоря, что сначала согласился для того, чтобы не спорить с Ровинским, потом еще несколько раз переменился; и другие вовсе не имеют мнений, например Стояновский, Плавский. Так что в настоящее время никак нельзя знать, что из всего этого выйдет: может быть недурно, может быть скверно».40
Такая же история повторилась через два года при обсуждении отдельных законопроектов в Государственном Совете, о чем с большой досадой пишет Д. В. Стасов 10 мая 1864г.: «Хороши наши министры: гр. Панин отказался от обсуждения проектов судопроизводства за множеством других занятий! Замятнин в Государственном Совете молчит, потому что ничего не понимает и не знает, так что весь проект обсуждался кн. Гагариным — который почти ничего не знает, а Бахтин, который, говорят, очень умен и знает хорошо дело, но часто соглашается с противными мнениями, чтобы не производить разногласия!» Стасов неоднократно отмечал, что «в Государственном Совете портят многое из того, что сделала комиссия».41
В основном это было связано с тем, что в яростной борьбе за сущность реформы, по мнению М. Г. Коротких, столкнулось даже не два, а три направления. Первое олицетворял ярый реакционер-крепостник, министр юстиции граф В. Н. Панин, скрытно выступавший против каких-либо изменений. Глава II отделения С. е. и. в. канцелярии граф Д. Н. Блудов с многочисленными сторонниками хотел лишь исправить отдельные недостатки старого суда. Выразителем третьего направления являлся директор департамента Морского министерства князь Д. А. Оболенский, за которым стоял великий князь Константин Николаевич.42
Сторонники двух последних направлений, между которыми и разгорелась основная борьба, все-таки добились того, что «Панин, кажется, окончательно выходит вон». «Это устроилось, — по сведениям Стасова, — вследствие того, что кн. Гагарин и Бутков постоянно твердили теперь государю, что нельзя же иметь во главе министерства юстиции... такого человека, который противник весьма хороших нововведений. Все эти дни шла большая переписка между ним и государем... На его место прочат многих: Буткова, Замятнина, Оболенского, Философова, Глебова... вероятнее всего, будет из двух первых».43
Граф Панин все-таки не исчез с политической арены и в дальнейшем всячески мешал проведению в жизнь судебной реформы «благодаря глупости и ничтожности министра юстиции», которым, по прогнозу Стасова, стал Д. Н. Замятнин. Так, например, судебные уставы, поступив в 1865г. «во II отделение к Панину, там и лежат, потому что Замятнин не хочет напоминать, а Панин будет, пожалуй, еще более тянуть, чтоб и доказать, что судебная реформа не нужна!»44 «Страшно и жаль только то, —писал Д. В. Стасов 25 марта 1862 г., — что мы никогда не можем сказать, что вот мы взошли на прямую дорогу: сегодня так, но однажды завтра Панин...»45
Стасов редко ошибался в своих характеристиках и не занимался обывательской хулой. Весьма критично, а подчас зло и едко отзываясь о многих царедворцах, министрах, он в то же время высоко оценивал деятельность не только своих близких знакомых — создателей судебной реформы Зарудного, Оболенского, Ровинского, Стояновского, но и царских сановников, если они того заслуживали. «Бутков много делает полезного для этой реформы, — отмечал Стасов, — не будь его, пожалуй, она не пошла бы так хорошо, так же много сделал и князь Гагарин... Он убеждал государя об уничтожении Сената и прочее».46
Несмотря на постепенное продвижение в подготовке реформы, ее судьба долгое время колебалась в ту или иную сторону, в зависимости от многих факторов, в том числе от перемещения на высших государственных постах. «У нас опять рождаются надежды на что-нибудь путное, по части судопроизводства и проч., и вот почему, — пишет Стасов 25 марта 1862 г. — Граф Блудов так болен, что... теперь на время назначен председателем Государственного совета вел. князь Константин. Этим воспользовались, и почти все записки уже внесены или вносятся на днях в Совет, а Константин Николаевич, как говорят, так подготовлен, что будет требовать, чтобы была объявлена редакционная комиссия, подобная крестьянской... При спорах тут может выйти только хорошее. Разумеется, не будет запрещено спорить по всем предметам печатно (что было запрещено по крестьянскому делу одно время), а тогда мнения Панина погибли. Оболенский уже несколько времени тому назад говорил мне».47
Очередные победы реформаторов из «константиновской партии» не могли снять у Д. В. Стасова чувства тревоги за судьбу реформы. «Ужасная вещь, все ожидать от случая! — восклицал он. — Авось и выйдет что хорошее, с помощью русского Бога».48 На деле все решалось «божественной» волей русского царя, от мнения или даже сиюминутного желания которого зависел исход всех прений в высших эшелонах власти, в том числе поведение крупных государственных деятелей (и не только откровенных марионеток). Д. В. Стасов был очень удивлен, когда «главные начала, в том числе — присяжные», против которых выступали многие влиятельные лица, были приняты «при содействии — Панина». Но ларчик открывался просто. «Сначала Панин высказывался против, теперь же находит, что Ровинский предлагает очень разумные меры, — записывает с изрядной долей сарказма Стасов 17 мая 1862 г. — Эта перемена произошла, как говорят, потому, что Государь будто бы высказался за присяжных».49
Подобные критические оценки непосредственного очевидца событий подтверждаются серьезными научными изысканиями современных историков судебной реформы 1864 г. в России. По их мнению, таким же образом лавировали многие высшие сановники, как, например, государственный секретарь В. П. Бутков, который прежде чем активно действовать, всегда стремился «узнать, кто самый сильный в настоящем случае, то есть чье мнение разделяет государь, дабы действовать в пользу оного».50 Это связано с тем, что император, если в Государственном Совете возникали разногласия, в ряде случаев утверждал мнение меньшинства, политическая окраска которого не играла для Александра II особой роли, лишь бы окончательное решение соответствовало его представлениям. Он так и писал в сентябре 1862 г. великому князю Константину: «Поступлю, как всегда, по совести и по лучшему моему разумению».51 Здесь вполне можно согласиться с мнением М. Г. Коротких о том, что неправомерно отдавать все лавры «могучей кучке юристов», являвшихся лишь талантливыми исполнителями политических решений, принимаемых в высших сферах. Другое дело, что «взгляды деятелей судебной реформы (да и самого Александра II) существенно» эволюционировали «в процессе подготовки судебных преобразований»,52 в чем немалая заслуга юристов-практиков, подобных Д. В. Стасову и членам его юридического кружка.
Проанализированная нами переписка за 1861 — 1866 гг. Д. В. Стасова и А. С. Кузнецова, переведенного в это время на службу в Екатеринослав, попала в свое время в поле зрения III отделения за слишком откровенные мысли. Процитируем «крамольные мысли» А. С. Кузнецова из письма, испещренного красными чернилами во время перлюстрации: «Правильное устройство суда я ставлю наравне со свободою печати, свободою совести, и потому нисколько не ниже крестьянского вопроса. Но я думаю, что полная форма суда, то есть полное признание свободы личности, свободы индивидуальной, ограждение этой свободы гарантиями, равно как и всякая другая реформа, заключающаяся в признании человеческих прав, неосуществима до тех пор, пока образованный класс не соединится с народом. Мы еще можем ожидать и в настоящее время сносного уголовного и гражданского судопроизводства, суда равного для всех сословий, но разве можно надеяться на уничтожение всяких специальных судов (например, III отделения)... на уничтожение административных распоряжений, по которым человек без доказательств, без улик, "за опасный образ мыслей", может быть сослан в глушь».53
В результате перлюстрации оценка таких свободолюбивых мыслей государственных чиновников — председателя Екатеринославской судебной палаты и обер-секретаря Правительствующего Сената, видимо, поступила по назначению, так как именно в это время в отношении Стасова на самом высоком уровне было принято решение «ограничить взыскание увольнением со службы и учредить за ним надзор».54 Д. В. Стасову также было запрещено когда-либо поступать на государственную службу. Причиной послужило участие членов стасовского «кружка молодых юристов» в организации коллективной «подписки на имя Государя о прощении всех студентов» в период студенческих волнений осенью 1861 г.
Д. В. Стасов внес существенный вклад в судебные преобразования не только их подготовкой «на литературном поприще и в организованном им кружке молодых юристов»,55 но и принимая участие в законотворческих работах, особенно по составлению судебных уставов 1864 г. Об этом стало известно только в послереволюционный период, когда 8 июня 1918 г. в Петрограде состоялось «торжественное собрание присяжных поверенных и их помощников, посвященное памяти старейшины сословия, бывшего председателя Совета присяжных поверенных, Дмитрия Васильевича Стасова», где произнесли речи об его судебной и общественной деятельности видные представители дореволюционной юстиции: А. Ф. Кони, Н. С. Таганцев, К. К. Арсеньев, А. С. Зарудный, С. А. Андреевский, М. В. Беренштам и др.56 В своем докладе А. С. Зарудный авторитетно заявил, «что целый ряд замечаний, которые легли в основу судебной реформы 1864г., были внесены по инициативе Дмитрия Васильевича Стасова».57 В качестве «документальных доказательств» он использовал «один из томов дела судебной реформы», и «благодаря случайно сохранившимся на нем отметкам», сделанным рукою его отца, С. И. Зарудного, была открыта новая страница в летописи судебных преобразований в России.58 Для современных исследователей сведения, приведенные А. С. Зарудным, представляют особый интерес, так как из переданного им в 1925 г. в Государственную публичную библиотеку личного комплекта руководителя судебной реформы 1864 г. «Дела о преобразовании судебной части в России» сохранилось, к большому сожалению, только 16 томов. Ученые, специалисты по истории судебной реформы обратили внимание на эту проблему,59 а сотрудникам библиотеки, сделавшим все возможное для восстановления «Материалов по судебной реформе 1864г. в России», оставалось лишь констатировать, что «трудно установить причину, по которой от комплекта остались только разрозненные тома».60
Утерян в том числе интересующий нас «Свод замечаний на проекты судебных преобразований» с записями С. И. Зарудного об авторстве Д. В. Стасова, на который ссылались в своих рукописях 1920-х годов А. А. Жижиленко и В. Д. Комарова.61 Сохранились только короткие «выписки из экземпляра Замечаний на проект Устава гражданского судопроизводства и судоустройства»,62 принадлежавшего С. И. Зарудному, что подтверждает существование недостающего тома в советский период.
В связи с тем, что наиболее важные для нас материалы из коллекции руководителя подготовки судебной реформы 1864 г. к настоящему времени утрачены, воспользуемся аргументами А. С. Зарудного, продолжившего дело своего отца (видимо, не случайным было его назначение в 1917г. руководителем Комиссии Временного правительства по пересмотру судебных уставов 1864 г. в России).
В своем докладе он приводит достаточно веские доказательства участия Д. В. Стасова в работе по составлению судебных уставов 1864 г. Как юрист А. С. Зарудный в первую очередь стал анализировать конкретные замечания и предложения Стасова на различные проекты в ходе подготовки судебной реформы. Например, старый проект предполагал, что в каждой губернии будет свой губернский суд, а в каждом уезде — уездный суд. Стасов указал на то, что нужно соединить несколько губерний и создать одну судебную палату и несколько уездов для создания окружного суда, и слово «судный» заменить на «судебный».63
Некоторые замечания шли еще дальше. Так, Стасов требовал, чтобы «суд был общий для всех, т. е. то, что только теперь [в 1918 г.] вводится в действие». Бывший обер-секретарь старого Сената также указывал «на невозможность сохранения тогдашнего состава сенаторов, так как большинство не имели юридического образования», и здесь же советовал «создать кассационный суд из просвещенных юристов». А. С. Зарудный также отметил «любопытное замечание, которое не было осуществлено на практике»: Стасов считал полезным переход членов палаты из одного департамента в другой «для поддержания энергии путем разнообразной деятельности».64
В прежнем проекте предполагалось, что в департаменте палаты будут заседатели по выборам от дворянства, городских и сельских обывателей. Здесь Стасов делает категоричный вывод: «Сословные выборы должны быть общими и произведены без различий сословий». Бывший министр юстиции Временного правительства не преминул отметить, что «это замечание Стасова надлежало бы принять нашим законодателям к сведению». Некоторые дела предполагалось оставить подсудными административной власти, например защиту художественной собственности, а Стасов требовал, чтобы «эти дела были подсудны судебным учреждениям».65
Когда в проекте появилось курьезное предложение, «что в летнее время дела судебные будут приостанавливаться», то и здесь Д. В. Стасову вполне серьезно приходилось настаивать, что «суд должен работать и летом, не прерывая своей работы». Проект также предполагал, что высшим кассационным судом будет общий соединенный департамент, когда большинство департаментов не соответствовали общественному строю судебных учреждений. По сообщению А. С. Зарудного, именно «следуя идее Стасова, был образован специальный кассационный суд и отвергнуто предложение в проекте об общем соединенном департаменте».66
При подготовке к докладу А. С. Зарудный не знал о существовании писем его отца к Д. В. Стасову и собственноручных замечаний последнего на полях проекта судебных уставов, на которые уже тогда обратила внимание докладчика В. Д. Комарова, передавшая затем семейный архив Стасовых в Пушкинский Дом.67
Если А. С. Зарудный только отчасти использовал материалы доставшегося отцовского комплекта «Дела о преобразовании судебной части в России», то через десять лет А. А. Жижиленко продолжил исследование «по отметкам, сделанным рукою С. И. Зарудного на принадлежавшем ему экземпляре Свода замечаний на проекты судебных преобразований, ныне находящемся в Публичной библиотеке».68 Кроме этого, им тщательно были проанализированы документы личного архива Д. В. Стасова, что позволило в совокупности использовать источниковую базу по рассматриваемому вопросу. Его мнение весьма авторитетно, так как, будучи видным юристом, историком судебной реформы 1864 г. в России, он входил в число авторов незавершенного пятитомного издания об этой реформе.69
Выступая на «торжественном заседании Коллегии защитников 2 и 5 марта 1928 г., посвященном 100—летию со дня рождения Д. В. Стасова»,70 докладчик довольно подробно осветил творческий и жизненный путь главы отечественной адвокатуры. Он выделил заслугу А. С. Зарудного, «впервые отметившего в своей речи, посвященной памяти Д. В. Стасова, — негласное участие его в рассмотрении первоначальных проектов судебной реформы». После этого А. А. Жижиленко дал обстоятельный анализ роли Д. В. Стасова «в той законодательной работе по составлению нового судоустройства и судопроизводства, которая началась у нас с конца 50-х годов и завершилась изданием судебных уставов 1864 г.».71
Обращает на себя внимание объективный, взвешенный подход видного профессора-юриста, публично выступавшего в преддверии сталинского «великого перелома», к предложениям Д. В. Стасова по совершенствованию судебных уставов 1864 г. в Российской империи.
Особенно много замечаний, по мнению А. А. Жижиленко, сделано Д. В. Стасовым на проект Устава гражданского судопроизводства по таким пунктам, как вопрос о доказательствах, об отмене окончательных решений, о жалобах на неправильные действия лиц, к судебному ведомству принадлежащих, и о порядке исполнения решений. Все статьи проекта рассмотрены Д. В. Стасовым «очень тщательно и обсуждены с точки зрения как правильности содержащейся в них общей юридической конструкции того или иного процессуального института, так и их жизнепригодности». Действительно, в своих замечаниях Стасов приводит мысль, которая была для него лейтмотивом при оценке всякой законодательной реформы: «Если нужно действительно преобразовывать, то о большей или меньшей трудности нельзя говорить, а нужно видеть, возможно ли только преобразование».72
В докладе также отмечалось, что для выяснения общего отношения Д. В. Стасова к судебной реформе заслуживают внимания его замечания на проект Положения о судоустройстве. Так, он решительно высказывался против сословного характера суда, который «по первоначальному положению все еще не искоренялся из законодательства». В особенности Стасов выступал против сохранения сельских расправ для суда над крестьянами (ст. 8 проекта): «Суд должен быть общим для всех. Избранный всеми сословиями мировой судья, без всякого сомнения, заслуживает не меньшего доверия, нежели сельские расправы. Чем меньше в законодательстве исключений, ни на чем не основанных, тем лучше».73
Равным образом, Д. В. Стасов высказывался принципиально «против заседателей при департаменте палаты, которые по проекту (ст. 12) должны были быть избираемы дворянством, городскими или сельскими обывателями» и которые представлялись ему излишними, так как «они играют в суде весьма жалкую роль». Отстаивая начало единогласного суда, он также находил, что «если все же заседатели по выборам будет сохранены, то эти выборы должны быть общими без различия сословий с тем, чтобы избираемые лица удовлетворяли известным условиям — окончили курс юридических наук или прослужили известное число лет по судебной части». Наконец, для выборов мировых судей, которые по проекту (ст. 286) должны были избираться дворянством, «Д. В. Стасов требует всесословности, высказываясь при этом за двустепенность выборов и определенный ценз».74
Как решительный противник сохранения тогдашнего состава Сената, Д. В. Стасов считал необходимым установление для сенаторов ценза: «Каким же образом требовать суда правильного и справедливого от лиц, кои никогда не занимались судебной частью и под конец своего поприща призваны решать дела. На всех других поприщах требуются специальные сведения и приготовления, в высшем же судебном трибунале, где разрешаются важнейшие дела, касающиеся жизни, чести, состояния, — от судей никаких качеств не требуется». В связи с этим, он высказывается против «имевшегося в проекте (ст. 122) предположения сделать высшим кассационным судом общее собрание департаментов», находя это «совершенно недопустимым при сохранении старых департаментов Сената». Поэтому, вопреки общепринятому мнению, Стасов стоял «не за назначение, как это предполагалось (ст. 125) и как это было осуществлено в законе (ст. 118 Учр. суд. установл.), а за выбор первоприсутствующего сенатора самими членами кассационного суда ежегодно».75
Следует также выделить решительную критику Д. В. Стасовым «предполагавшегося (ст. 208) установления должности главного губернского судьи, который должен быть иметь надзор за всеми уездными и мировыми судьями». По этому поводу Стасов писал: «Одна из причин неудовлетворительности наших судов заключается в том, что... судьи не самостоятельны и постоянно видят над собой начальствующее лицо либо высшую инстанцию, которая постановляет исполнять свои постановления, не справляясь, можно ли и полезно ли в известном суде их исполнение... Суд не есть бюрократическое учреждение, в котором установление ничего не может предпринять без толчка или направления, данного свыше».76
Трудно, конечно, сказать, подытоживает историк судебной реформы 1864 г. в России, «насколько взгляды, высказанные Д. В. Стасовым, оказали непосредственное влияние при составлении судебных уставов», но, несомненно, что «многие из них нашли осуществление в судебных уставах, во всяком случае, важно отметить тот общий прогрессивный дух, которым проникнуты все его замечания».77
К подробному, тщательному и объективному анализу вклада Д. В. Стасова в разработку судебных уставов, проведенному выдающимися дореволюционными юристами, можно только добавить, что из 937 статей проекта Устава гражданского судопроизводства, имеющихся в стасовском фонде, более чем в половине есть пометки, сделанные рукой Д. В. Стасова на полях, при этом он не стеснялся подвергать статьи резкой критике. Нередко встречаются не очень-то лестные оценки, например: «Совершенно лишняя статья, не заключающая в себе ничего...»; «Это правило совершенно неосновательно»; «повторение в 500 раз одного и того же»; «вся эта статья — фраза» и т. д. Когда в ст. 775 говорилось, что судебное решение «приводится в исполнение на точном основании постановлений», то Стасов с иронией замечал: «Значит, в других случаях можно "приводить в исполнение" не на точном основании?» Когда ст. 217 требовала от крестьян иметь расписки под угрозой штрафа, он напоминал теоретикам-юристам, что «довольно трудно неграмотным мужикам требовать расписок, которых они прочесть не в состоянии».78
Как человек с демократическими взглядами, он с изрядной долей сарказма раскритиковал ст. 781, по которой «пристав обязан приглашать к сему, по крайней мере, двух, заслуживающих доверия, свидетелей». «Как можно определить, кто это "заслуживающие доверия"! — вопрошал Стасов. — Не лучше постановить... чтобы свидетели обязаны быть по очереди все без различия сословий, и тогда не придется выбирать, а будет это общею личною повинностью». Это должно было значительно упростить порядок судопроизводства в отношении свидетелей, освободить «закон и суд от бесконечного множества формальностей и бестолковых перепонок», а вместе с тем постепенно укоренить в обществе сознание гражданских обязанностей.79
Д. В. Стасов не только внимательно изучил материалы судебной реформы, сделав множество замечаний и изменений, но и написал по крайней мере четыре пространные записки с предложениями по отдельным законопроектам — «О высказываниях по бесспорным актам и обязательствам», «О присяжных» и др.80 На этих рукописях имеются пометки, сделанные рукой С. И. Зарудного; по поводу одной из них В. Д. Комарова высказала предположение о том, что, «по-видимому, эта записка была им использована при редактировании Устава гражданского судопроизводства».81 На подготовительных материалах судебной реформы имеются дарственные надписи «Для Д. В. Стасова от автора».82 Судя по коротким, написанным наспех запискам Зарудного к Стасову, особо плодотворно они сотрудничали в 1860—1862 гг., когда вместе делали срочную работу при подготовке законопроектов. Об этом говорят обращения Зарудного к Стасову: «Напишите, что у Вас есть из проектов и чего нет?», «пришлите мой, пожалуйста, проект гр. суд. с замечаниями Победоносцева», «был ли у Вас в виду мой первоначальный проект..?»83 и т. д. Зарудный высоко оценивал предложения Д. В. Стасова и непременно включал их в печатные замечания на проекты судебных преобразований,84 отмечая авторство только в своем экземпляре материалов судебной реформы (напомним, что из этой коллекции сохранилось только 16 томов). «От души благодарю Вас за Ваши дополнения к законопроектам, — писал он Стасову. — Замечания об отводах и пр[окурорском] надзоре уже в печати». 18 апреля 1860 г. Зарудный опять настаивает: «Доставьте мне Ваши замечания на все эти работы, я их напечатаю». Деятельность Д. В. Стасова при подготовке судебной реформы имела для Зарудного большое значение еще и потому, что они в процессе работы стали единомышленниками. «По крайней мере, из замечаний Ваших вижу, — писал он Стасову 3 марта 1860 г., — что мы во многом сходимся».85 Они сохранили дружбу на всю свою жизнь. Как в 60-е, так и в 80-е годы Зарудный приглашал Д. В. Стасова посетить своего «старого знакомого... в одну из нечетных суббот».86
Почему же Стасов не заявил о своих заслугах? По мнению сына создателя реформы, А. С. Зарудного, «это объясняется скромностью Дмитрия Васильевича, которая в данном случае имела вредные последствия, и только благодаря случайно сохранившимся письменным документам можно было восстановить этот факт».87 Такое объяснение подтверждается характеристикой и выводом близко знавших его людей. В. Д. Комарова в подготовительных материалах к биографии своего отца отмечала, «что сам Д. В. никогда, решительно никогда ни слова не говорил об этой своей работе и не только никогда в печати или официально не сказал о ней ни слова, но даже у себя дома, за обеденным столом, когда А. Ф. Кони красноречиво и красиво рассказывал о времени введения "великой реформы" и прославлял ее главных участников или рассказывал о собственных своих первых шагах в деле ее применения на практике — Д. В., повторяю, никогда даже не заикнулся о своей большой работе в разработке этих уставов».88 В конечном итоге она сделала упрек историкам судебной реформы, что «Джаншиев и Кони почему-то сочли нужным совершенно умолчать об этой деятельности Д. В.».89
Вместе с тем именно создатель знаменитой книги «Отцы и дети судебной реформы» признал в 1914 г., что Д. В. Стасов как «неизменно верный служитель судебных уставов... является одним из очень немногих деятелей, жизнь которых была неразрывно связана с течение пятидесяти лет с этими уставами».90 В 1918 г., после смерти Дмитрия Васильевича, А. Ф. Кони отметил его роль «в посильной подготовке судебной реформы путем статей и личных объяснений с ее авторами»,91 а еще через год, после знакомства с вновь открывшимися документами, указал, что тот сообщил «комиссии по составлению судебных уставов целый ряд глубоко продуманных, извлеченных из опыта замечаний и предложений».92
Высокая оценка С. И. Зарудным роли Д. В. Стасова в истории судебной реформы не была известна в «эпоху великих реформ», но руководитель Комиссии Временного правительства по пересмотру судебных уставов 1864 г. А. С. Зарудный сделал, в некоторой степени и за отца, чрезвычайно важный вывод: «Будучи создателем нового суда, будучи одним из отцов его, Дмитрий Васильевич Стасов... был одним из главных авторов судебных у ставов, он был одним из создателей этой реформы»93 (курсив мой. — Д. Л.). Впрочем, это признание прозвучало публично только в июне 1918 г. на торжественном собрании присяжных поверенных, посвященном памяти Д. В. Стасова.
Справедливость такой высокой оценки не вызывает особых возражений, ведь Д. В. Стасов действительно стоял у истоков судебных преобразований, выступил одним из создателей судебных уставов 1864 г., многое сделал в своем юридическом кружке для практической подготовки одной из самых прогрессивных буржуазных реформ. Он приложил все свои силы и способности для становления и укрепления института присяжной адвокатуры, когда с введением в действие судебных уставов именно Д. В. Стасова избрали первым председателем первого в России Петербургского совета присяжной адвокатуры.
